них была семейная пара – профессор и главный редактор, – которая на предновогоднем родительском собрании в ходе обсуждения музыкального репертуара праздника спросила, не может ли исполнение песен со словами «Бог», «Иисус» и «рай» быть расценено как пропаганда христианства и не было ли это запрещено учебным планом. Эти двое стояли, уставившись в экран телевизора, на котором одетый в национальный костюм человек из 60-х говорил в по-старомодному медленном темпе об Иисусе, Марии и Ироде. Но поскольку все это было организовано парой гомосексуалистов, они ничего не могли поделать или сказать.
Потихоньку гости стали украдкой поглядывать вокруг себя, словно пытаясь отыскать скрытые камеры, на случай если это было своего рода проверкой, и мы оказались невольными участниками социального эксперимента, целью которого было уличить нас в расизме и прочих предрассудках, показать, насколько мы ведомы; и тогда мы, жители Гренды, сделали бы все возможное, чтобы перехитрить зачинщиков этого эксперимента, поскольку считали себя выше этих категорий, как, впрочем, и всех категорий вообще.
– Пользуясь случаем, – вступил Садовник, когда телепередача закончилась, – я бы хотел предложить нам всем привести в порядок свои сады. Мы живем в живописном квартале, и мне жаль, что у нас все так запущено, тогда как сады через дорогу ухожены. Как насчет того, чтобы совместно заказать мусорный контейнер после Пасхи? И, возможно, имеет смысл обсудить, не избавиться ли нам от некоторых деревьев. Наши сады явно заросли, деревья создают слишком много тени.
Все смотрели на Садовника, никто не осмеливался посмотреть друг на друга. В воздухе повисли его слова: живописный квартал и нужно избавиться от деревьев. В Гренде существовало еще одно правило – не рубить деревьев, в частности, потому, что хозяева вилл через дорогу умудрились вырубить у себя почти все. Тем не менее все промолчали. Как молчали каждый раз, когда индийцы возили своих детей в школу, расположенную в трехстах метрах от дома, на машине и парковались прямо у входа. Раз в полгода мы получали электронные письма от директора и родительского комитета, призывающие не парковаться у школы, и все же ни у кого не поворачивался язык сделать индийцам замечание, равно как никто из нас не стал обсуждать тот факт, что на дверце холодильника у геев висел магнит «Голосуй за правых».
Весной Садовник заказал мусорный контейнер, и, хотя расходы за контейнер поделили на всех, все соседи игнорировали эту затею. Геи съехали в конце лета.
Когда мы были молоды, мы верили, что двадцать лет спустя – то есть сегодня – мы будем по-прежнему собираться вокруг самодельных мангалов, седые, постаревшие, но, словно герои рекламы, нацеленной на активных пенсионеров, загорелые и подтянутые, и все будет так же очаровательно неопрятным, все будет идти в том же темпе и направлении. Тогда мы не знали, что такого не бывает: никто не способен избежать непрерывного изменения, составляющего основу самой жизни, в том числе нашей собственной. Спонтанным садовым вечеринкам и какой бы то ни было общности в Гренде давно пришел конец. Теперь сады в Гренде так же ухожены, как на той стороне дороги, а самодельные мангалы уступили место большим блестящим газовым грилям. Во всех домах Гренды расширены подвалы и надстроены чердаки, а пока они строились, повзрослевшие дети один за другим разъехались, и теперь Гренда состоит так или иначе из опустевших дворцов. Старая садовая мебель давно свезена на помойку, на ее месте красуются добротные плетеные гарнитуры, которыми, впрочем, никто не пользуется. На мраморных кухонных столешницах стоит дорогая техника вместо плакатов, приколотых канцелярскими кнопками, на стенах развешано оригинальное искусство в рамах. И хотя большинство браков в Гренде сохранились, а в виллах – распались, хотя дети Гренды образумились и учатся в солидных университетах, тогда как многие дети, выросшие на виллах, до сих пор не могут покинуть родительское гнездо, – несмотря на это, до сих пор бытует мнение, что виллы – оплот буржуазии, а Гренда – форпост оппозиции и мятежников.
6
На часах десять, до обеденного перерыва еще два часа. На прием приходит женщина 1965 года рождения, которая хочет удалить родинку. Я рада возможности выйти из кабинета, оказаться в другом месте, поработать скальпелем, наложить шов. Я проверяю, свободна ли операционная, и зову пациентку с собой. Пока она раздевается, а я достаю необходимые инструменты, я пытаюсь вспомнить, о чем же думала в субботнее утро год назад, на следующий день после того, как добавила Бьёрна в друзья на «Фейсбуке». В одном я уверена: о Бьёрне я не думала точно. Скорее всего, опять зарекалась пить и, разумеется, на этот раз на полном серьезе. Потом, как обычно по субботам, я убирала дом.
Я делаю женщине местную анестезию и в этот момент меня осеняет, что в тот субботний день я была так довольна проделанной уборкой, что позволила себе выпить один-единственный бокал за ужином, и все началось по новой, а в воскресенье утром, чтобы избавиться от тревоги с похмелья, я пошла прогуляться по лесу. Время от времени я пыталась ходить на пробежки вместе с Акселем, но моя физическая подготовка в тот момент в подметки ему не годилась, поэтому толку от моих попыток было мало. Акселя хватало на то, чтобы поддерживать мой темп первые несколько минут, а потом он в два прыжка исчезал в зарослях вереска.
С прогулки я вернулась румяная, бодрая и полная сил, и решила, что один-единственный бокал за ужином не повредит, ведь завтра понедельник, а по понедельникам я не пью. А дальше все по кругу: грех – наказание, грех – наказание, одно неизменно следовало за другим, и так дни напролет. Всякий раз, когда я снова оказывалась в этом абсолютно прогнозируемом сценарии, с неизбежными взлетами и падениями, мне казалось, что все это происходит впервые.
В тот далекий субботний вечер, как и положено, дом сиял и благоухал свежестью, корзина для грязного белья была пуста, чистая одежда разложена по шкафам, обувь аккуратно расставлена в коридоре, унитаз и раковины сверкали белизной, зеркала натерты до блеска, а я стояла у кухонного стола и наполняла свой заслуженный бокал. Пока я пила вино, между делом взяла телефон, чтобы проверить, не писали ли девочки, и тут увидела сообщение от Бьёрна.
Нам вовсе необязательно встречаться. Это было просто наваждение. Не буду больше тебе надоедать:-)
Сообщение было отправлено после полуночи. Вино уже давало о себе знать, к тому же я была довольна собой и проделанной работой по дому и поэтому ответила:
Привет, Бьёрн! Рада тебя слышать.