проделали со стакселем. Пощупал полотно паруса — сукно крепкое, стежок ровный и плотный. Попробовал нитку на разрыв — не гнилая.
Одобрительно оглядываюсь на Бериславу и удовлетворенно киваю ей, мол молодец, я доволен. Зардевшись, женщина даже поклонилась, мол рада стараться.
Немая сценка показалась мне забавной, и мысленно даже успеваю подумать, что с Еремеичем показалось, наверное. Переволновался мужик, вот и нервничает!
Решив так, уже было обрадовался, но тут краем глаза замечаю, как мой главный кораблестроитель выдохнул с облегчением, и понимаю, что лажа все-таки есть.
Приказываю стрелку открыть лаз одного из поплавков. Тот резво бросается исполнять, и вмиг побагровевшее лицу Еремеича ясно дает понять, что я на верном пути.
Делаю шаг к открытому люку, и Иван Еремеич тут же подскакивает ко мне.
— Да надо ли тебе, консул, туда лезть⁈ Что ты там увидишь в темноте-то⁈
— И то верно! — На миг останавливаюсь, словно бы задумавшись, но тут же гашу вспыхнувшую было у Еремеича надежду отвертеться.
— Фонарь мне, живо! — Бросаю стоящему за спиной стрелку.
Через пару минут согнувшись в три погибели, заползаю вовнутрь корпуса. Перешагиваю через ребро шпангоута и, пошатнувшись, упираюсь ладонью в днище.
Рука хлюпает по растекшейся внизу луже.
«Вот как! — Разом вспыхиваю гневом. — За дурака меня держат!»
Первым порывом хочется выскочить наружу и заехать Еремеичу в рожу, но я все же сдерживаю себя и, дойдя до самого носа, осматриваю весь корпус. Обнаруживаю, что вода понемногу слезится сквозь швы, и по-хорошему надо бы перешпаклевать их да пройтись смолой еще раз, но в принципе еще сезон можно и на этом протянуть. Так что образ мышления Еремеича мне понятен. Эти работы не заказывались, и когда времени в обрез, чем-то можно и пожертвовать. Это понятно и простительно, непростительно другое! То что он хотел от меня это скрыть! Хотел мне лажу впихнуть, и вот это недопустимо!
Вылезаю на палубу и, отряхивая грязь со штанов и рубахи, медленно подхожу к своему главному корабелу. Тот, как-то весь сжавшись, старается не смотреть на меня и отводит глаза.
Можно, конечно, врезать ему сейчас как следует, отвести так сказать душу, но лазая в темноте, я совсем успокоился, и во мне включился уже подзабытый было учитель средней школы.
«Вот дам я ему сейчас в зубы на глазах у всех, наору… Это ж срам, позор, такое не забывается! Мужик обидится, может и обратно в Новгород свалит, а плотник и корабел Еремеич от бога! Дело свое знает, и второго такого мне еще поискать! — Все это быстро промелькнуло у меня в голове. — Нет! Надо по-другому! Надо все сделать так, чтоб и охоту отбило в будущем на авось лепить, и чтобы он еще благодарен мне остался!»
Смотрю ему прямо в глаза и говорю, чуть кривя губы в усмешке.
— Что ж! Когда хорошо сделано, так и придраться не к чему! Молодец, Иван Еремеич, надеюсь и все остальные кораблики не хуже, чем этот с верфи сойдут.
У того от удивления лезут на лоб глаза. Я вижу, что он ждал страшного разноса и пока еще не может поверить своим ушам. В его глазах читаются скачущие вопросы. Что это⁈ Неужто не заметил⁈ Да нет, быть не может!
Дабы сомнения не терзали бедолагу, я произношу все с той же усмешкой на лице.
— Как тут закончим, Иван Еремеич, ты зайди ко мне. Есть у меня к тебе разговор!
Всем своим видом показываю ему, что все видел и просто щажу его неразумного, не позорю перед всеми. Еремеич не дурак и все уже понял. Понурив голову, он кивает.
— Да, конечно, господин консул! Исполню, как велишь!
Еще раз бросаю многозначительный взгляд на мастера, мол даже не думай, ответить тебе придется по полной, и перехожу в носовую часть палубы. Здесь на каждом из углов установлены держатели для главной ударной силы моего флота.
Тут надо сказать, что над этой проблемой пришлось поломать голову. Баллиста достаточно объемна для пространства, где на счету каждый квадратный сантиметр, ракета слишком пожароопасна для деревянного корабля. Что остается⁈ Как ни крути только огнестрел.
Решать проблему я начал еще с августа прошлого года, когда только-только наметилась перспектива моей поездки в Орду. Тогда уже было понятно, что отлить медную пушечку небольшого калибра мои мастера смогут, но что мне одно орудие. Мне надо как минимум по два на каждое судно, а такого количества при всем моем желании за такой срок сделать невозможно, да и опять же тяжелая это штуковина и места занимает немало.
Думать надо было быстро, потому как времени на производство оставалось в обрез, и меня тогда осенило. К черту пушки, баллисты и ракеты! Мне ведь не надо стрелять на сотни метров! У меня кто противник и где он на меня может напасть⁈ Либо на ходу в достаточно узком месте реки на лодках и плотах, либо на ночевке — внезапный налет небольшого подкравшегося отряда. В обоих случаях мне не нужна дальность поражения свыше пятидесяти, семидесяти шагов, а для этого вполне достаточно чего-то типа средневекового мушкета. То есть трубы диаметром четыре-пять сантиметра на деревянном ложе. Для такого дела у меня уже была отлаженная линия производства ракет, оставалось только чутка подправить с толщиной стенок, да заменить черный металл на бронзу или даже медь.
Тогда же я немедленно вызвал Волыну и Фрола, выдал им чертеж, что не поняли, то объяснил на словах, и процесс пошел. Через месяц, когда боле-менее наладили дело, Фрол доложил мне, что выдерживая трех сантиметровый калибр и сантиметровую толщину стенок, мы сможем отливать одну двухметровую трубу в месяц.
Новость меня очень обрадовала, ведь распилив ее на три части, можно получить три вполне приличных ствола, а значит, к концу мая теоретически можно получить двадцать семь мушкетов.
И вот на сегодня, четырнадцатое мая, мои мастера даже перевыполнили план. Уже есть двадцать семь громобоев, как с легкой руки Волыны стали называть эти ружья, а одна труба еще в работе, и значит к отплытию можно надеяться довести счет до двадцати восьми.
Подхожу к держателю и осматриваю вертикально прикрепленный к палубе деревянный ствол с высверленной в нем сердцевиной. Эта штуковина для сошки мушкета, поскольку удержать в руках подобное орудие попросту нереально.
Подергав держак и убедившись в его абсолютной неподвижности, подзываю Волыну и Фрола.
— Давайте-ка ваш громобой, глянем чего он стоит!
Волына шагнул первым. На его плече деревянный отшлифованный брусок