поднимаю взгляд наверх, туда где меня ждут два моих телохранителя, и вижу, как к ним на полном скаку подлетел всадник. Осадив коня, он спрыгнул на землю и, что-то крикнув моим охранникам, побежал ко мне вниз.
По форме узнаю конного стрелка из городской стражи и понимаю, что раз такая спешка, то новость срочная.
«Интересно, плохая или очень плохая!» — Усмехнувшись, вновь бросаю вопросительный взгляд на Еремеича, и тот ворчливо бурчит.
— Да понял я, понял! Сделаю все, как ты сказал, когда я тебя подводил!
Это верно, несмотря на всю свою несговорчивость, не было раза, чтобы он не выполнил моего задания в срок, поэтому удовлетворенно кивнув, я оставляю его и начинаю подниматься по склону навстречу торопящемуся гонцу.
Не добежав метров пяти, тот уже начинает кричать.
— Господин консул, там боярин Малой с Орды вернулся, так Калида тебя кличет!
«Фу ты черт! — Мысленно крою гонца по матери. — Так чего ж ты несешься-то так, заполошный! Чай боярин то не пропадет никуда, коли уж вернулся!»
Собираюсь уже высказать свое недовольство вслух, но увидев раскрасневшуюся веснушчатую физиономию совсем молоденького бойца-первогодка, лишь в сердцах машу рукой.
— Да не ори ты, понял я уже!
По инерции тот все же повторяет еще раз.
— Господин Калида велел срочно тебя найти!
Не отвечая, прохожу мимо, смеясь про себя.
«Этот от усердия и лоб себе расшибет, не заметит!»
* * *
Мои шаги гулко разносятся под высокими сводами. Длинный коррид приказного дома сменяет лестница на второй этаж, затем снова коридор, и в дальнем конце приемная моего кабинета.
Стоящий у входа стрелок распахивает передо мной двери, и уже с порога мой взгляд выцеливает вскочившего из-за стола Прошку и сидящих в ожидании Калиду, и только что прибывшего боярина Малого.
С первого же взгляда вижу, что ближник Ярославов прилично сдал за эти полгода. Пропал округлый животик и былая пухлость щек, а на широком лице остались только торчащие скулы да по-прежнему ярко горящие глаза.
«Что и говорить, — мысленно констатирую очевидную истину, — русскому человеку в Орде в любое время не сахар, а уж когда тебя в любой момент могут предать лютой казни, так и говорить не приходится!»
Едва войдя в горницу, радушно раскидываю руки.
— Рад! Рад видеть тебя, Фрол Игнатич, в добром здравии!
Боярин Малой делает шаг мне навстречу, и я крепко обнимаю его, по-дружески похлопывая по широкой спине.
— Вижу, нелегко дались тебе эти полгода, боярин, но ничего, сейчас отоспишься, отдохнешь дома как следует! — Отпускаю его, все еще держа на лице широкую улыбку.
Пока идем к столу, расспрашиваю его о жизни при ханском дворе, о том как там встретили Великого князя и Ярослава. Тот рассказывает мне в деталях то, о чем до меня уже дошли слухи.
— Великого князя Владимирского, как и Ярослава Ярославича, Батый принял хоть и прохладно, но все же как верных данников, а не изменников. — Начал говорить Малой. — Не зря к тому времени я уже пороги всех его нойонов пооббивал. Все что было, до последней копейки, этим кровопийцам раздал!
Тут он поднял на меня прищуренный взгляд.
— Темник Турслан Хаши помог! Сильно помог! Я дары и письмо твое ему передал! На словах опять же все, как договорились, изложил, мол против хана не воевали, а лишь наследство отцово сыновья делили. Он меня выслушал и сразу ничего не ответил, а через день вызвал и пообещал слово за меня перед ханом замолвить.
Соглашающе киваю и понимаю, что день Турслан взял на обдумывание. Прочел мое тайное письмо, взвесил все за и против и решил, что игра стоит свеч.
Чуть отвлекшись, вновь прислушиваюсь к неторопливому говору боярина.
— Батый вернулся в Сарай в сентябре. Нас со Стояном тут же схватили и бросили в темницу. Держали там с месяц, потом дали привести себя в порядок и представили перед ханскими очами. Там зачитали нам длинный список наших прегрешений и объявили, что каждое из них заслуживает смертной казни, но хан милостиво дает нам слово в оправдание. Говорить за нас двоих взялся я и опять начал гнуть линию про то, что мол против хана мы не выступали, а лишь за князя свого бились! И Великий князь Андрей тож верный слуга хану, а на поле под Коломной он не с воями Орды бился, а отстаивал ханский ярлык на Великое княжение от посягательств брата.
Сделав паузу, Фрол тяжело вздохнул.
— Батый слову моему внял и казнь отменил, но я так понял, что все это было скорее для виду, всего лишь действом скоморошьим. Для пущей острастки так сказать, а на самом деле все уже решено было заранее. Выпустили нас со Стояном, но велели столицы не покидать и дожидаться приезда князей, да молиться, чтобы они приехали по воле ханской на суд, а иначе, как сказал наш конвоир, будет нам всем кирдык!
Тут лицо его вновь омрачилось, видимо в памяти пробежали не самые приятные воспоминания. Пара секунд тишины, и боярин вдруг резко сменил тему.
— Скажу тебе, что Батый выглядит совсем плохо! Почти не видит ничего, веки гнойниками покрыты, да и вообще слухи ходят, что болеет сильно и не жилец уже. — В глазах боярина сверкнула беспокойная искра. — Я это к чему⁈ Умрет Батыга, так на трон сынок его, Сартак, сядет, а он, всем известно, Александру благоволит, говорят побратимы. Как оно тогда еще повернется, неизвестно!
То, что побратимы, я знаю доподлинно, а не понаслышке, но опасений Фрола не разделяю.
— Когда им выгодно, монголы и кровную родню не жалеют, а уж про названного брата и говорить не приходится. — Усмехнувшись, добавляю уже про себя.
«Тем более, что Сартак ненадолго переживет своего отца, и ханский трон достанется Берке, родному брату Батыя».
На мою усмешку боярин философски кивает.
— Так-то оно так, только кто ж скажет, что им выгодно-то басурманам! — Он еще немного глубокомысленно помолчал и вновь вернулся к рассказу.
— Значится, Великий князь Андрей Ярославич приехал в Сарай в первых числах февраля, а Ярослав Ярославич несколькими днями позже. Хан их сразу не принял, и еще месяц мурыжили их в ожидании приема. За это время мы успели повторить хождение по татарским вельможам по второму кругу, а прием или, вернее сказать, судилище состоялось только в начале марта. Все было точь-в-точь, как и с нами, только в этот раз