я…
— Угу.
Она улыбается, и меня отпускает, видно, что ей жутко интересно.
Немножечко легче. Я знаю, что выгляжу обалдевшей, но в то же время жутко боюсь её осуждения. Вот если бы я рассказала сестре, она бы загнобила меня в ту же секунду.
— Всё началось неожиданно. Вначале я просто поймала на себе пристальный заинтересованный взгляд незнакомца, а потом поняла, что... — краснею, так неловко говорить об этом вслух, — что мне нравится смотреть в ответ и… Это так чувственно, остро и запретно. Если бы я рассказала тебе ВСЁ, что между нами было... Каждый случай, сладкий момент, ты бы, наверное, перестала со мной общаться, — закрываю лицо руками, заливаюсь краской.
— Эй-эй, ну чего ты?
Маша тянется ко мне через стол и гладит плечо. Это та поддержка, которой мне так не хватало. Я закопалась в себе. И вот стало легче.
— Это же что-то необъяснимое, верно? Ты же никогда не ходила с первым встречным, а тут накрыло. Просто он, этот учитель, очевидно, не такой, как все? Верно?
Я быстро киваю. И, промокнув уголки глаз, снова дëргаю цепочку на шее, так приятно, что она не фукает и не показывает пальцем.
— И что теперь?
— Не знаю, — пожимаю плечами, — у меня ведь дочь, да и вообще… Я пыталась бороться, но не смогла.
— Ты жалеешь?
— Нет, — резкое движение головы, — точно нет.
Я вспоминаю его губы, глаза, его желание. И вспыхиваю таким огнём, что хочется раздеться.
— Тебе когда-нибудь было так хорошо, что ради этого мига ты готова проститься с жизнью?
Машка хихикает, как девчонка, мило прыснув.
— Так, что мозги набекрень, пульс до ста, тело плавится, мурашки по коже и блаженство, неописуемое блаженство. Не знаю, с чем сравнить. Как после долгого пребывания на морозе сесть к огню. Ощущение полёта по воздуху. Или как напиться ледяной воды в невыносимо жаркую погоду. Да я как будто и не жила до этого вовсе!
— Он красивый?
— Учитель? Он красив как дикий жеребец, полный огня и свободы. Он не спрашивает и берёт то, что ему хочется. А ещё он сильный, непристойно сильный. Я не могу ему сопротивляться. Как вот бывает на берегу, когда на тебя идёт волна цунами. И ты понимаешь — конец тебе. Да и бежать, собственно, некуда.
— Ух!
— Одержимость, и громкие вздохи превратились в настойчивые стоны, при этом незнакомый мужчина покусывает бесстыжие губы, скользя языком внутрь, глубже затягивая в водоворот безумной страсти.
Я хохочу, мне вдруг захотелось записать всё это в какой-нибудь дневник с розовой пушистой обложкой. А ещё очень захотелось пойти в парикмахерскую и изменить что-то на голове.
— Обалдеть.
— В молодости я увлекалась горячими рассказами, писала для подружек, а потом вдруг взрослая жизнь, проблемы, необходимость зарабатывать, и я подалась в проектирование.
Мы с Машкой улыбаемся друг другу. Какое-то время едим свои десерты молча.
— Слушай, я ни капли не осуждаю, вот честно, твой муж за что боролся, на то и напоролся, собственно…
Я опускаю голову. Всё равно нехорошо это.
— Но вот чего я никак не могу понять, — щурится, ковыряя вилкой оставшиеся на тарелке крошки, Машенька, — как ты до сих пор не знаешь имени своего учителя? На экскурсию ездили, видела столько раз в школе, неужели ни разу дети не звали его по имени?
Я пожимаю плечами, и вправду нелепо как-то. Но я рядом с ним такая глухая и глупая, что, видимо, не сообразила.
— Сейчас на сайте посмотрим.
— На сайте?
— Ну да, — ржëт Машка, — на сайте школы всегда есть педагогический состав, и обычно даже фотографии имеются.
А у меня пульс частит, как будто сейчас самое важное и главное решается. Я называю номер школы, и Машка без труда находит её сайт. Тыкает в нужные иконки, находит преподавателей иностранных языков.
— Ух ты, какой! — Пересаживается Машка ко мне. — Немудрено, что моя подруга голову потеряла. Я, правда, больше чëрненьких люблю, но нельзя не признать, что он хорош. Неугомонный, как молодой лев, непредсказуем, необуздан, горд и хорош, как олень с ветвистыми рогами по осени. «Алексей Викторович Тихонов». Красиво звучит. Похоже, тебя Лёха поимел, Ольча, — хохочет Машка.
Я смеюсь вместе с ней, а она увеличивает фото, разглядывая. Ну Лёша, так Лёша.
— А это кто?
— Ты о чём?
Машка хмурится.
— Рядом с его фотографией. «Виктория Владимировна Тихонова».
Сердце бешено бьётся о рёбра, практически вырываясь из груди. Брюнетка, тоже учительница французского. Семейный подряд просто.
Маша поворачивается ко мне. А я бестактно отбираю у неё телефон. Надежда ещё остаётся, я ведь знаю, что в школе работает его сестра. Но с фото на меня смотрит другая привлекательная темноволосая девушка. Я начинаю тыкать в фотографии, ту, с формами, к которой ревновала, тоже нахожу, у неё совершенно другая фамилия. И, вернув Маше телефон, пытаюсь успокоиться.
— Выходит, наш прекрасный принц женат, — гордо вскидываю подбородок, шумно втянув воздух через ноздри.
— Спокойно, милая, это может означать, что угодно. Забей. Сама же говорила, колец нет. Может, они не живут вместе, давно в разводе. Видно же, что фото столетней давности. Он тут выглядит очень молодо, а ты говоришь, вы ровесники. Это ж кем надо быть, чтобы при живой жене, в той же школе, в кладовке? Говорю тебе: забей. А с другой стороны, ты же не думала о чём-то серьёзном с ним? Может, он ещё хуже твоего Вани? Вы оба получили, чего хотели. Тебе было хорошо, секса хотелось, вот краны и сорвало, но у тебя же муж и дитё, любящее папку. Вас накрыло. Ну не знаю, думаю, это как курортный роман. Зато будет, о чём вспомнить в старости.
Машка меняет тему и начинает рассказывать мне о своём «случайном отце». Она ЭКО сделала, родила дочку, а недавно хозяин спермы объявился. Невероятная история. Её голос звенит, глаза горят, она явно успела им очень сильно заинтересоваться, и мечтает о такой же страсти. И, несмотря на то что я улыбаюсь и поддакиваю, «забить» не получается.
Глава 6
Стучу в дверь соседки чуть громче, чем того требуют правила приличия. Не открывает — ушла куда-то? Я нервничаю, потому что понимаю: если мы не побежим в школу прямо сейчас, то опоздаем. А я отрицаю саму