Я уж думала, что придется сражаться или уйти ни с чем, но тут появился Боско, и повариха засияла.
— Ничего-то тебе поручить нельзя, — с ехидством сказал он мне, унося из кухни обед. Я не стала спорить, хотела поскорее узнать новости. Боско, однако, не торопился.
Когда мы вошли, Алин сидела на постели. Миска ее стояла пустая, и я потихоньку вздохнула с облегчением: если ест, значит, жить будет. Я подала ей миску с обедом, и она взяла молча, только глаза опустила, не знаю уж отчего. И ела тихо, медленно, как во сне.
— Что Странница? — поторопила я Боско. Он отставил миску и спокойно, веско, будто приговор выносил, изрек:
— Все хорошо. Пришла в себя, улыбается…
— Ты сам видел?
— Стражи сказали. С вождями она говорила.
— О чем?
Боско засмеялся:
— Стражи не подслушивают. А если б и подслушали — все равно не сказали б. Словом, все хорошо.
Он бросил мимолетный взгляд на Алин, и я поняла, что последние слова предназначались ей. Пусть знает, что ничего у нее не вышло. И только сейчас мне пришла в голову мысль, которая, по справедливости, давно уже должна была появиться.
— Боско, отчего в Ратанге так любят Странницу? Одного ее слова было довольно, чтобы… — я не договорила.
— Чтобы загладить предательство? — спокойно закончил Боско. — Ради нее и десять таких предательств можно было бы простить.
— Расскажи о ней.
Боско улыбнулся — неловко и смущенно, совсем непохоже на обычные его улыбки.
— Ты что же, совсем ничего о ней не слышала?
— Вентнор рассказывал.
— Вентнор… — Боско все еще улыбался. — Вентнору повезло. Но он тебе немного рассказал, я думаю. Он очень бережет все, что связано с ней.
Лицо его стало мечтательным, совсем как у Вентнора, когда в возке он рассказывал мне о Хранительнице.
— Она появилась три года назад, — говорил Боско задумчиво и тихо. — То один, то другой раненый, подобранный на поле боя, рассказывал, как над ним склонялась женщина, закутанная в черное покрывало, как отводила от него смерть, как целительно было прикосновение ее рук. Мы думали, это сон, бред. Но не могли же многие бредить одинаково! А после одного боя ее увидели все. Она ходила по полю, склоняясь над ранеными, молча перевязывала их, поила водой из кувшина… Я сам видел ее тогда. Она прошла мимо — так близко, что задела меня краем покрывала…
Боско запнулся, перевел дыхание. Странно было видеть его таким. Как их всех зачаровала Странница! Алин сидела спиной к нам, но я знала, что она слушает внимательно. Я чувствовала это.
— Гонцы рассказывали, — продолжал Боско. — На тайных тропах, что не каждому ведомы, она выходила навстречу. Молча брала коня за повод и уводила с тропы. Никогда ни с кем не произнесла ни слова. Харен, — он смущенно усмехнулся, — однажды встретил ее и не поверил. У него тяжелый характер, ты знаешь. Он оттолкнул ее, даже прицелился, но не выстрелил. Поскакал дальше. И наткнулся на засаду. Он тогда уцелел. И первый назвал ее Хранительницей. И мы потом тоже. Или Странницей — загадочной и светлой, как сказочное племя Серебряных Странников Побережья.
Алин вдруг издала странный звук — то ли засмеялась протяжно, то ли застонала. Я вздрогнула, а Боско смолк и внимательно взглянул на нее. И снова заговорил:
— Однажды она появилась у Красных Врат и передала стражам зазубренную стрелу. Такие стрелы у кочевников, и мы поняли, что надо готовиться к бою. Но нападение все равно было внезапным. На рассвете кочевники смяли защитников внешнего вала и оттеснили их к городу. Кое-кто уже бежал, поддавшись натиску. И тут на валу увидели Хранительницу. Она стояла недвижно — черная тень в рассветном небе. Стрелы свистели, не задевая ее. Потом она подняла руку, и наши воины бросились вперед. Многие потом признавались, что слышали призывный звук трубы…
Он вздохнул. И тут Алин бросила — кажется, впервые за два дня я услышала ее высокий ясный голос:
— Лучше расскажи, как она два года сражалась бок о бок с вами, а вы и не подозревали.
— Помолчи, — резко сказал Боско, на мгновение становясь самим собой. И обернулся ко мне:
— А, в общем, она права, Года два назад во время сражения появился в нашем отряде новый воин. В черной маске и черных доспехах. Говорил редко, но сражался умело. А во время затишья исчезал.
Расспрашивали мы, кто такой — не ответил, маски не снял. Сказал, обет у него такой. Ну, обеты разные бывают, в Ратанге они в чести. Мы не настаивали. Воин стоящий… в самые опасные дела шел, не спрашивая, надо ли. Выручал нас не раз своей отчаянной храбростью. Сейчас это взяться рассказывать — до утра хватит…
— Слепые вы были, как котята, — снова вмешалась Алин. — Я-то почти сразу поняла, что женщина. И кто такая, поняла. Проследила немного…
— И хозяевам своим доложила, — с презрительной усмешкой докончил Боско.
— Должна была доложить! — она хрипловато рассмеялась. — Сколько раз она мне мешала! И от слежки уходила, и от засад — ничего с ней поделать не могли.
— И ты не могла?
— И я. Ох, как я злилась… убить хотела, да все не выходило.
Боско сжал кулаки. Алин сказала спокойно, будто не замечая этого:
— Так что она меня напрасно спасла. Напрасно… — она оборвала себя, схватилась рукой за горло. Боско не сводил с нее мрачных глаз.
— Дальше что было? — спросила я поспешно, чтобы отвлечь его от Алин.
— Дальше? — повторил он, будто просыпаясь. — Дальше были нынешние бои. И в последнем бою этого воина ранили. Зазубренной стрелой. Она легко входит в тело, но чтобы вытащить… Мне пришлось ножом… Даже не застонала ни разу. Мы тогда узнали, что женщина. Но маски так и не сняли. Танис сняла, когда она задыхаться стала…
Я почувствовала, как кровь приливает к щекам.
— Это я виновата.
Боско пристально взглянул на меня, кивнул:
— Хорошо, хоть сейчас понимаешь… И откуда вы только взялись — такие похожие и такие разные? Может, сестры?
— Уж я-то, верно, не сестра, — сказала Алин. — Рабыня. Так ведь по вашему закону, Боско?
— Те, кого ты предавала, в земле лежат, — тяжело проговорил он. — А ты, предательница, жива.
— Я этой жизни не просила, ясно?! — она вскочила, сжав кулаки. — Не просила!
Боско отвернулся, сказал мне как ни в чем не бывало:
— Пойду. Надоело. Ты присмотри за этой… А то еще отправится смерти искать. В случае чего — стражу зови.
Он ушел, хлопнув дверью. Алин вновь села, закрыла лицо руками и глухо сказала:
— Уйди-ка и ты, сестричка. А то у Странницы на одну сестру меньше будет. Уйди…
Я ничего не ответила. Мне хотелось увидеть Вентнора — только увидеть, ничего больше. И пробраться бы к Страннице. У меня не было такого священного трепета перед ней, как у ратангцев, может, потому, что я больше видела ее иной — раненой, простой, слабой. Но было в ней что-то, еще тогда заставлявшее исполнять ее приказания! И странное наше сходство занимало меня все больше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});