По дальнейшим вылетам у меня точных данных нет, хотя в конце июня 1937-го кого-то из наших вроде бы даже обстрелял ночной истребитель франкистов, – закончил Кинёв и блаженно (как мне показалось) улыбнулся. – Всего наша бригада совершила 54 дальних боевых вылета в Испанию, последний из которых состоялся в декабре 1937 года. На цели было сброшено более 70 тонн бомб. Точные итоги подавляющего большинства наших вылетов неизвестны до сих пор.
– И это все? Вы хотите сказать – вам есть, чем гордиться?! Вы затратили массу усилий, одной горючки сколько сожгли, а результат? Никто даже не обратил внимания на то, что вы там что-то побомбили!
– Ну, ты на нас больно-то не сволочись. Я же тебе сказал, что главное было – испытать технику. Именно благодаря нам Чкалов и Громов без проблем слетали в Америку. Кстати, тем самым они показали миру, что у нас есть самолет, который способен долететь с бомбами до той же Англии и благополучно вернуться назад. Ну и потом, сыграли свою роль утечки информации…
– Это какие такие утечки?!
– Не знаю, специально это было организовано или нет. Возможно, кто-то в республиканском руководстве (из числа тех, кто имел представление о сути дела) проболтался о нашей миссии журналистам или еще кому похуже. Говорили также, что, возможно, самолет майора Корчагина был сбит то ли португальскими, то ли английскими истребителями. И англичане сумели осмотреть его обломки, поднятые с морского дна. Во всяком случае, после перелетов Чкалова и Громова англичашки насторожились и зачем-то «довели до ума» свой «Веллсли», который потом даже пробовали использовать во время Второй мировой. Да и немцы о чем-то таком догадывались. Иначе зачем в Испанию в начале 1938 года поступило 3 ночных истребителя «Арадо» Ar-68? Других ночных истребителей в Третьем рейхе в ту пору не было. И что характерно, легион «Кондор» использовал эти «Арадо» по прямому назначению – для ночного патрулирования. А ведь заказ на эти истребители Франко наверняка сделал в середине 1937-го, в момент, когда наблюдался пик нашей активности. Так что летали мы явно не зря. Противник однозначно потратил на парирование нашей, чисто гипотетической, угрозы явно не меньше сил и средств, чем мы. А сколько мятежников и прочих марроканцев погибло под нашими бомбами – не суть важно.
– Возможно. Хотя этот ваш «испанский вариант» – очередное лишнее доказательство того, что в СССР казенные деньги не очень-то считали. На том и сгорели. Кстати, а с самолетами вашими что потом стало?
– Один, как я сказал, потеряли безвозвратно. Еще один уже по окончании боевой работы «разложили» при грубой посадке. Две бракованные машины использовали как источник запчастей. Еще три или четыре машины в 1938–1939-м «Бюро Особых Конструкций» переделало в рекордные высотные самолеты. Ну, а оставшиеся списали по износу…
– Ну, все как всегда. Вы мне лучше вот что скажите – как ваши вылеты смогли засекретить от своих? Тут-то возможностей для утечек было куда больше.
– Секретили, как могли. Официально считалось, что мы ночами «нарезаем круги» над территорией Союза. Типа, гоняем моторы, поверяя наши аппараты на дальность. Во всяком случае, в Борисполе мы лепили местным именно эту «легенду». А в Воронеже у нас особый отдел был – дай бог. Тем более 1937 год на дворе. А кроме того, у нас и на случай вынужденных посадок все было замотивировано. Летали мы без опознавательных знаков и формы. Теплое белье, свитер, меховые комбезы и кожанки без знаков различия. Комбезы, кстати, были импортные, то ли немецкие, то ли итальянские. Парашюты, шлемы – все импортное. Пистолеты и те импортные брали, у меня, к примеру, бельгийский «Браунинг» был. Документов с собой не брали. Только у командира экипажа с собой в каждом вылете был запечатанный пакет. А в нем – пять тысяч английских фунтов и паспорта с прочими бумажками на всех членов экипажа. Это на случай вынужденной посадки где-нибудь в Европах. По документам мы все числились русскими белоэмигрантами, служащими в ВВС Испанской Республики по найму. А подданство у нас всех в документах значилось фантастическое – или прибалтийское, или латиноамериканское. Ну а при допросе надо было врать про то, что мы везли дипломатическую почту республиканского правительства. И, кстати, мешок с чем-то похожим на эту самую диппочту у нас на борту в каждом вылете имелся. Так что все было в ажуре. Только все это не пригодилось, поскольку никаких афронтов не случилось. Ну, не считая майора Корчагина, конечно…
– И надо понимать, что почти всю вашу авиабригаду потом перестреляли злые чекисты? Поскольку вы шибко секретные, в загранку летали, да еще и враг народа Егоров к вам приезжал?
– Ты будешь смеяться, но ни черта подобного. Почему-то у нас в бригаде репрессировали только начальника особого отдела Копейко. Шишкин погиб 5 октября 1938 года, когда в районе реки Амгунь при поисках севшего на вынужденную самолета АНТ-37 «Родина» Гризодубовой, Осипенко и Расковой столкнулись «Дуглас» и ТБ-3. Тогда погибли 16 человек. Васильев в декабре 1939 года погиб на ДБ-3 во время очередного налета на Хельсинки. Ну а с остальными хлопцами из нашей бригады я потом встречался и на войне, и на северах. Меня, кстати, в числе многих в августе 1937 года направили в Москву для обеспечения еще одной дальней и секретной операции…
– Это какой же?
– Переверни страницу, – кивнул Веник на альбом в моих руках. Я пере вернул и обомлел. На одном снимке мой собеседник и еще несколько субъектов в кожаных пальто и куртках были сняты на фоне окрашенного в темные тона четырехмоторного самолета с блестящими трехлопастными пропеллерами. На другом фото было два десятка мужиков в форме и «гражданке» на фоне того же самолета. И среди этих мужиков я узрел несколько весьма запомнившихся по газетным расследованиям 1980-х годов личностей.
– Погодите, – сказал я. – Это что – пресловутый ДБ-А с бортовым номером «Н-209» и экипаж Сигизмунда Леваневского?!
– Они самые, – хитро улыбнулся Кинёв.
Мать твою ети… Я начал понимать, что, похоже, сегодня засижусь в гостях у фронтового друга очень надолго…
ЗАПРЕДЕЛЬНАЯ СЕКРЕТНОСТЬ.ДЛИННЫЙ ЯЗЫК КОМБРИГАНечто вроде необходимого дополнения 1Ночь с 25 на 26 июня 1937 года. Испания. Военный аэродром Алькала-де-Энарес в р-не Мадрида
– A lanzamiento! (К запуску! – исп.) – разорвал ночную темноту крик испанского капитана Альфонсо, и все сразу же пришло в движение. По взлетной полосе заметался свет фар и фонарей, забегали люди, затарахтели моторы автомобилей.
– Камрада Анатоль! На взлет!
Из облезлого беленого домика возле ВПП, путаясь в ремнях и пряжках подвесной системы парашюта, выбрался здоровенный курносый детина в кожаном пилотском шлеме и пижонской замшевой куртке.
– Чего там у нас? – недовольно осведомился он у стоящего тут же, рядом с майором Альфонсо, невысокого человека в берете и кожаном пальто. Этого человека детина знал под конспиративной кличкой «товарищ Мигель». И еще, как все советские здесь, знал, что Мигель – какой-то там очень крутой советник при республиканском командовании, и на самом деле он майор РККА.
– Наземные посты только что засекли одиночный самолет. Идет откуда-то со стороны Саламанки на северо-восток вдоль линии фронта.
Детина-летчик усмехнулся. Предшествующий день был на редкость спокойным. Без больших бомбежек и воздушных боев. Обе воюющие стороны безуспешно гоняли через фронт только одиночные разведчики. Вот и сейчас, похоже, наблюдалось что-то подобное.
– Опять разведчик? – поинтересовался детина.
– Скорее всего. Давай, по-моему, это удобный случай показать, на что вы способны.
Товарищ Мигель намекал на недавнюю просьбу главкома республиканских ВВС Сиснероса найти управу на беспокоящие ночные налеты «Юнкерсов-52» и итальянских «Савой-81» на Мадрид, Барселону и прочие крупные города. Понятно, что русские советники, не спросив подчиненных, горячо пообещали друзьям-союзникам найти управу на обнаглевших франкистов. Но пока что пробные ночные вылеты не давали никаких результатов.
– Он должен быть где-то на пяти-семи тысячах! – добавил товарищ Мигель, когда детина, кряхтя, занимал место в тесной кабине «чатоса». В темноте маленький зеленый И-15 выглядел серым, а красные полосы на его крыльях и фюзеляже – черными. Камрада Анатоль закрыл боковую створку кабины и осмотрел приборную доску, а также темное пространство перед собой. Откровенно говоря, советские летчики-истребители были очень плохо обучены летать ночью. Вот и сейчас, глядя на подсвеченную фарами нескольких автомобилей и одним дохленьким (чуть ли не из времен Первой мировой войны) прожектором на шасси допотопного «Рено» грунтовую полосу, камрада Анатоль откровенно затосковал… Как искать разведчика в одиночку в ночном небе, он представлял плохо, хотя ночь была лунной (но при этом не лишенной облаков) и это был не первый его ночной вылет. Между тем мотор «чатоса» чихнул и завелся, выходя на взлетный режим. Винт мгновенно превратился в туманный диск.