В награду за Лесины старания отец Марийки изготовил у себя на заводе эти санки и с первым снегом торжественно вручил их маленькой учительнице. Металлические, с деревянным резным сиденьем, полозья спереди красиво согнуты и закручены в колечки, а сзади приделаны планки, чтобы желающие могли прокатиться стоя… Каждая деталь тщательно обработана и покрашена. Полозья отшлифованы, блестят на солнце, как зеркало. Птицей летели эти санки с горы до самой реки…
После колядок морозы поутихли, на крещенье ударили с новой силой.
Леся с Шурой отправились к реке: слышали, что в этот день будут «святить воду». Этот обряд с детства занимал Лесю. Во время крещения выпускают в небо голубей, палят из ружей, умываются ледяной водой, после того как батюшка обрызгает ее кропилом.
Еще сверху, издали был виден переливающийся в лучах холодного солнца всеми цветами радуги высокий ледяной крест. Людей пока что почти не было, лишь несколько человек чем-то занимались у зияющей посреди реки проруби. Только приблизились Леся и Шура к ледяному кресту, как загудел колокол — громко, весело, призывно. В то же мгновение широко распахнулись ворота собора, и громкая многолюдная толпа повалила по заснеженному косогору.
Вскоре толпа со всех сторон окружила крест, и Леся с Шурой оказались в самом центре. Все бы хорошо, но где-то посреди обряда под тяжестью массы людей лед начал незаметно оседать, вода выступила над прорубью и потихоньку заливала поверхность льда. Толпа всколыхнулась, находившиеся в центре попытались отступить. Но тщетно! Сзади напирали с такой силой, что нечего было и думать вырваться из этого плена. Лесины валенки промокли насквозь, ледяная вода проникла внутрь, и ноги окоченели от холода. Люди стоят плотной стеной — ни побегать, ни попрыгать, чтобы согреться…
Наконец водосвят окончился, и девочки бросились бежать домой. Но у Леси валенки оледенели так, что она едва двигалась.
Последствия этого неприятного события были поистине трагическими.
Из воспоминаний сестры Ольги. «6 января 1881 года Леся в Луцке пошла на речку посмотреть, как святят воду, и у нее озябли ноги. Вскоре после этого, и из-за этого, как мы думали, она слегла: так сильно болела правая нога, что она, несмотря на то, что уже тогда была терпимой к боли, не выдерживала и плакала. Говорили, что у Леси острый ревматизм. Лечили ее ваннами и мазями, и через некоторое время нога успокаивалась. Но ненадолго. Однако с той поры и надо датировать начало Лесиной, как она шутливо называла (обладая настолько сильной волей, чтобы шутить по этому поводу) «тридцатилетней войны» с туберкулезом, так как это был не острый ревматизм, а очаг туберкулеза кости, который на время погас, а потом вспыхнул снова.
В промежутке, когда боли в ноге прекращались, начался туберкулез кости левой руки, вылеченный после операции осенью 1883 года. Затем снова заболела нога. После операции 1899 года, как только зажила нога, туберкулез перебросился на легкие. После лечения легких в Карпатах и в Италии болезнь поразила почки. Тогда-то Леся и сказала, что уже 30 лет ведет войну с туберкулезом».
КИЕВ. ЛИТЕРАТУРА ИЛИ МУЗЫКА. У СТАРИЦКИХ
В сентябре 1881 года Петр Антонович отвез жену с детьми в Киев и снял для них двухкомнатную квартиру на Стрелецкой улице. Настало время обучать детей по определенной программе, и было решено, что мать останется с ребятами, подыщет для них студентов-репетиторов по различным предметам. Занятия будут проходить дома под ее наблюдением.
Так закончилось более чем двухлетнее пребывание Леси в Луцке, который она уже успела полюбить. Непродолжительный срок, но весьма значительный.
На Стыри она простудилась. Отсюда подкрался коварный, страшный недуг, навсегда омрачивший радость детства и юности, преследовавший и мучивший ее до последнего вздоха.
Но там же, в Луцке, начался другой, чрезвычайно важный и драгоценный для Леси, для Украины и, без боязни ошибиться, для всей мировой литературы процесс творчества, который вознес ее на могучих поэтических крыльях в такую высь, куда никто еще из женщин ее страны не поднимался.
Две зимы кряду Леся обучалась вместе с братом по программе мужской гимназии. Она не только не уступала брату, но даже опережала его, особенно в овладении классическими языками — греческим и латынью. Помимо гимназической программы, Леся брала уроки музыки у жены Миколы Лысенко Ольги Александровны, происходившей из шотландского рода О'Коннор.
Под влиянием своей преподавательницы Леся еще больше полюбила музыку. Отныне она все глубже понимала, чувствовала ее силу и очарование. С каждым занятием перед Лесей раскрывались новые и новые тайны музыкального искусства. В следующем году к игре на пианино, которую Леся осваивала удивительно быстро, прибавились уроки по теории и композиции. Их она воспринимала так же легко, что и тешило и удивляло Ольгу Петровну. Она присматривалась к Лесиным занятиям и не могла понять: откуда у нее такие способности, ведь в роду никогда не было музыкантов. Правда, в семействе Косачей, как и Драгомановых, многие играли на каком-либо инструменте или пели, но особенной музыкальностью никто похвалиться не мог.
Привычное представление Ольги Петровны о будущем дочери слегка поколебалось. До сих пор она, да и все родные видели призвание Леси в литературе. А теперь открывалось два пути, и трудно сказать, который вернее, какому из них отдаст предпочтение жизнь.
А пока что Леся и Михась увлеченно занимались науками и потихоньку вновь знакомились с Киевом и киевлянами. В свободные часы навещали знакомых и друзей — чаще всего Анну Ивановну Судовщикову. Дети, особенно Михась и Шура, по-прежнему дружили и не упускали удобного случая для встречи.
Однако Лесе больше всего нравилось бывать в семье Старицких. Там всегда было многолюдье, всегда бурлила жизнь.
Вот и сегодня Косачи — Ольга Петровна, Михась и Леся — направились на Малую Владимирскую, где жили Старицкие. Ольге Петровне надобно было по делам литературного альманаха встретиться с Михаилом Старицким.
Девчата Старицкие встретили их шумно и радостно. Потащили в детскую, где уже были гости — товарищи старших сестер — Марии и Людмилы — по гимназии. После нескольких минут обычного при первом знакомстве смущения вновь все загалдели, зашумели. Только худенькая девочка на какое-то мгновение застыла в нерешительности, а затем большие умные глаза на ее бледном лице озарились радостью: она подошла к Людмиле.
Из воспоминаний Л. Старицкой. «Леся и Михаил хорошо владели украинским языком, потому что они и обучались на нем. Что же касается одежды, то и в этом они отличались от нас: насколько помню, одевались они просто — Михаил в серой чумарке, Леся — в вышитой рубахе, белые волосы аккуратно собраны и перевязаны ленточкой. Уже тогда Леся имела болезненный вид, была тихой, стеснительной. Среди «бесшабашных» гимназистов и Леся и Михаил несколько робели…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});