слышал, чтобы за живую воду деньгами кто-то платил.
— А чем тогда? — спросил Ласка, — Не душой же.
— Услугами. Обязательствами. В мире много такого, чего и за золото не купишь. Вот сейчас ты с паном Станиславом говорил, как его дочь спасти. Думаешь, Меднобородый золото бы у рыцаря взял, даже если бы оно у него было?
— Не знаю.
— Не взял бы, конечно. У него под землей своего золота видимо-невидимо. А вот девицу из шляхетского рода под землей днем с огнем не сыщешь.
Выпили по очередной чарке. Ласка подумал-подумал и никакого злого умысла в предложении Вольфа не нашел. На том и по рукам ударили.
— Слушайте, а с чего этот Чорторыльский русских не любит? — спросил Ласка, произнося фамилию на местный манер.
— Ну ты спросил! — захохотал Ян, — Вашего брата здесь никто не любит. Пять лет назад русские сюда приходили. Пожгли-пограбили и ушли. Потом наши ваших побили. Потом великий гетман Ян Тарновский взял Стародуб, там как раз и Люциус со своими душегубами отличился. С его подачи весь город вырезали, Тарновский еще ругался, что как бес попутал. У всех магнатов клиенты как клиенты, честные шляхтичи, где-то злые, где-то резкие. У Люциуса не поймешь, палачи или висельники. Хуже разбойников. Их с тех пор душегубами называют.
— Мы бы удержали Стародуб, — ответил Ласка, — Но как раз в это время на Рязань татары набежали, потому Федор Овчина-Оболенский под Стародубом без подмоги остался.
— Это бабка надвое сказала. Сколько бы было той подмоги, а Тарновский серьезный воин. Все равно, на Стародубе война не закончилась. Потом русские знатно отбились под Себежем, но проиграли под Кричевом. После этого обе стороны сильно устали и подписали перемирие. С тех пор и трех лет не прошло, а перемирие постоянным миром до сих пор не пахнет.
— Вот оно что! — вздохнул Ласка, — Говорили мне ляхи в Москве, что к Чарторыйскому можно через Оршу и Минск доехать, а не через Витебск и Полоцк. Воевали тут недавно батя и братья, а меня не взяли, маленький был.
— Через Оршу и Минск? — переспросил мельник, — К Чо…
— На Волынь же?
— К Ча, — сказал Вольф, который тоже все понял.
— Скажи-ка, а ты по своей ли воле на Витебск свернул из Дубровно? — спросил Ян.
— Почти. Я говорил, что деда своего встретил среди покойников в корчме?
— Говорил.
— Он мне сказал тогда, что через Минск ехать мне не судьба. Я и решил не спорить.
— Я сразу понял, — Ян торжествующе посмотрел на Вольфа.
Вольф пожал плечами.
— Скажем?
— Что скажем? Сколько раз сказали уже, не слышит. И не услышит. От судьбы бегать пустое дело. Как раз и пан Станислав как специально уехал.
6. Глава. Пан Люциус Чорторыльский
Во вторник вечером Ласка, Вольф и Ян въехали в Волынь. Деревня деревней, но шляхтичей на улице как бы не больше, чем холопов. Вот корчма, вот господский особняк с неизменными колоннами на римский манер.
Ян снял в корчме комнату на троих, все перекусили на ночь и отправились спать. Поутру оделись не в дорожное, а в специально взятые хорошие костюмы и отправились с деловым визитом к хозяину этих мест.
— У любого магната, или пана, претендующего, что он как бы тоже немного магнат, должны быть клиенты, — по пути рассказывал Ян, — То есть, небогатые шляхтичи. Зажиточные паны, как у нас говорят, магнаты, правят на своих землях совершенно своевольно, без оглядки на короля и на писаный закон. Любой шляхтич, который сам не магнат, должен придерживаться какой-нибудь партии, то есть, быть вассалом какого-нибудь магната.
— Они что, присягу дают? — удивленно спросил Ласка.
— Нет, от магната к магнату бегать не грех. Мелкая шляхта держится у магнатов не за присягу, а чуть ли не за еду.
— Как холопы?
— Как холопы. Готовы терпеть даже побои с тем условиям, чтобы быть битыми не в грязи, а на ковре.
— И много у вас таких?
— Хоть отбавляй. Есть однодворцы, у кого из земли один двор и ничего больше. Почти как крестьяне. Есть те, у кого за душой ничего нет, кроме герба и сабли. Лучшее, чем они могут заниматься, это война. Если бы войны не было, ее бы стоило начать, чтобы чем-то занять эту братию. Работать руками они не пойдут ни за какие деньги. Считается, что занятие торговлею и ремеслами неприлично шляхетскому званию.
— А головой работать?
— Это как?
— Чиновником, архитектором, законником… — Ласка задумался над приличными для благородного человека мирными профессиями, — Да хоть и лекарем, наверное, раз их в университетах учат.
— Начнем с того, что в Польше столько шляхтичей, сколько нет потребности в работающих головой. В Литве, пожалуй, поменьше, но и больших городов меньше, где чиновники с архитекторами нужны. И, если уж шляхтич пошел к магнату в клиенты, это дорога в одну сторону.
— Они же присягу не дают.
— Я в том смысле, что пойдешь в клиенты — обратно в деревню не вернешься. Но между магнатами особо не перебегают и в совсем уж чужие края в клиенты не ездят, а в своих окрестностях часто группируются католики к католикам, православные к православным.
— Люциус Чорторыльский — католик или православный?
— Черт его знает. Никогда не задумывался.
Ласка повертел головой, ища церковь характерной архитектуры, но с того места, где они шли, церковь не просматривалась.
— И много у него клиентов?
— Несколько десятков. И поляки, и местные, и русские, у которых московский говор, и русские, у которых киевский. Самые негодяйские негодяи, которых из приличных мест поперли. Их в народе душегубами кличут, да они и между собой это прозвание приняли.
— За что их всех из приличных мест поперли?
— Ну уж не за пьянство и обжорство. Из приличных мест гонят за бесчестные поступки.
— Скорее, за подозрение, — сказал Вольф, — Если есть, что в лицо предъявить, то это дуэль. Кто знает, как за саблю браться, тому в шляхетских кругах многое простят. Кто так себе боец, тому лучше бежать подобру-поздорову. Если при дворе невзлюбили, то рано или поздно нарвешься на местного чемпиона и конец.
— Сильно надо постараться, чтобы не на кулаках, а на саблях биться?