Автор материала, некий С. Чаповалов, сообщал, что американские миссионеры поселились в дачном поселке «с легкой руки домовладельца – некоего Андрея Маслаева, нигде не работающего и принимающего активное участие в деятельности «всемирной евангелической церкви нового завета»». И неплохо бы, по мнению того же автора, разобраться в том, какие цели преследует этот Маслаев, «бывший сотрудник ряда фирм, которыми владели нечистоплотные зарубежные предприниматели, впоследствии либо арестованные, либо высланные за пределы Российской Федерации».
Этот мерзавец неплохо знал мой послужной список! Но при этом вывернул ситуацию таким образом, что я из рядового наемного сотрудника стал чуть ли не директором криминального предприятия, ведущего антироссийскую деятельность по указке из США, которые – не надо забывать! – имеют в нашем обществе не самую лучшую репутацию.
– Ладно тебе психовать! – крикнула Таня, когда я вслух выразил свое отношение к тексту и к его автору. – Напиши лучше злобный комментарий. Может быть, даже от своего имени.
– Это будет выглядеть как оправдание! – я продолжал бушевать. – Я не собираюсь ни перед кем оправдываться и тем более за поступки, которых не совершал!
Телефонный звонок на Танин мобильник прервал наш диалог. Я продолжал рычать, когда Таня с постным лицом протянула мне трубку.
– Андрей, может быть, ты сумеешь объяснить, что происходит? – это спрашивал Павел. Только его сейчас мне не хватало!
– Я бы с удовольствием, – процедил я. – Только если ты про ту новость, которую сейчас уже человек триста прокомментировало, то мне, сам понимаешь, досталось вообще ни за что!
– Ну как так «ни за что»? – с долей яда в голосе спросил Павел. – Хочешь сказать, что это все не так? Ведь ты же действительно пустил каких-то придурков к себе на дачу!
– И что? Это мое дело – кого хочу, того и селю на своих площадях! И ни перед кем не собираюсь отчитываться. Да и вообще, какие у тебя ко мне могут быть претензии? Я, вроде, не участник ваших собраний – это ахинею написали журналисты. Я им ничего не рассказывал и не собирался, а откуда взялась вторая ахинея про то, что это якобы вы имеете какое-то отношение к моей даче – вообще без понятия. Есть еще ахинея номер три – это уже лично про мои прежние рабочие места, я теперь не знаю, как от нее отмываться буду, и меня это беспокоит больше, чем все остальное, которое написал этот, как его… Чепушилов, чтоб ему на том свете кирпичи жрать и кирпичами же…
Столяров, кажется, начал сбавлять обороты. Ведь был он человеком неглупым и надо думать, понимал, где собака порылась. То есть, наш разговор закончился куда более конструктивно, нежели начался. Павел пообещал лично встретиться и поговорить с Чаповаловым. Вспомнив внешние данные сектанта, я подумал, что журналисту в случае чего может стать туго.
Может быть, не все отождествили меня и некоего «Маслаева» из статьи, но
до ночи мне позвонили только два не очень близких приятеля, будучи в праздном интересе относительно моей религиозно-коммерческой деятельности. Я ожидал, что мне позвонит Бэрримор, но этого не случилось. То ли он не счел нужным уделить особое внимание вчерашним событиям, то ли еще по какой причине, но никакого шума не поднялось.
В наступившее воскресенье мне было не до церковников. Они, кстати (и те, и другие) должны были проводить какие-то особые воскресные мероприятия, поэтому я насчет покера даже не спрашивал. Бэрримор позвонил мне только в понедельник днем, когда заканчивал важный заказ. Американец убедительно просил меня подъехать и выполнить одно небольшое поручение. Голос миссионера был очень встревоженным, словно бы его что-то сильно беспокоило.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Тревога Бэрримора стала мне хорошо понятна, когда я свернул с шоссе и подъехал к даче. Сегодня, как и в субботу, здесь устроили пикет. Только сейчас все было более жестко и куда менее приятно. Если в субботу рулить процессом пришли два юноши с горящими взорами и сумели собрать два десятка праздных зевак и дачников-пенсионеров, то сейчас здесь собрались хмурые крепкие мужчины, разминающие мышцы и хрустящие костяшками пальцев, не очень похожие на прихожан евангелической церкви. Мужчин этих было поболе тогдашних ораторов – человек семь или восемь. Их обществу были рады активисты «конкурирующей фирмы» из ДК Островского, числом, наверное, почти в тридцать затылков. Девушек среди них я насчитал немного – в основном тут кучковались крепкие ребята наподобие Павла. Он тоже был здесь. Впрочем, я приметил и Эльвиру. За сборищем наблюдали служители порядка, припарковавшиеся в микроавтобусе в относительном отдалении от дачного забора.
Один из «наших» сектантов, вооруженный мегафоном, громко и уверенно обличал «самозванцев», «волков в овечьих шкурах» и «перерожденцев», которыми он полагал сектантов «залетных». Как мне стало понятно, едва ли не более всего «наши» были возмущены именно чрезвычайно похожим названием, которым именовали себя американцы.
Хрип и вой мегафона разносился над поселком, отражался от фасадов дачных домиков и от стволов многочисленных деревьев. Многократное эхо, лишь чуть уступающее городскому, звонко реверберировало и этим подчеркивало торжественность ситуации.
Дачники из числа тех, которым не нужно было бежать в этот понедельник на работу, кучковались поодаль, сторонясь как пикетчиков, так и стражей порядка. Этих целеустремленных личностей они боялись – наши молодые защитники православной веры были, разумеется, намного ближе им и понятнее. Лидия Степановна тоже была среди этой малочисленной группы, озадаченная и грустная. Я подошел к ней:
– Скажите честно, Лидия Степановна, кому вы звонили на прошлой неделе?
Она шальными глазами зыркнула в мою сторону.
– В антисектантский комитет, наверное? Кто же подсказал-то? – я продолжал вопрошать.
– Это Георгий Чингизович звонил, – послышался надтреснутый голос, принадлежащий тощему деду в тельняшке и бейсболке с надписью «Thai trannies». – Хозяин магазина, во-он того.
Я даже почесал лоб. Какого черта, интересно, этому Семужному понадобилось заниматься подобной ерундой? Человек он деловой, раз лавочку держит, какое ему дело до каких-то межконфессиональных дрязг? Или он побоялся, что воинствующие христиане, как ярые противники курения и пьянства, примутся лишать его потенциальных покупателей?
Вздорная теория, но больше, чем ничего. Пикет между тем продолжался, и конца-краю ему не было видно. Миссионеры, видимо, сочли за лучшее благоразумно отсидеться в доме, несмотря на отдельные призывы «выйти и показаться». Я бы на их месте тоже пятьдесят раз подумал, прежде чем согласиться с предложением. Хотя нет, я бы точно отказался.
– Ну вот, теперь из-за этого лавочника никому тут жизни не будет, – проворчал я и побрел к машине. Делать мне тут было нечего, а если кто вдруг во всеуслышание скажет,