Читать интересную книгу Пакт, изменивший ход истории - Владимир Наджафов

«А вы, может быть, думаете, что мы, если мы союзники англичан, забыли, кто они и кто Черчилль? У них нет большей радости, чем нагадить своим союзникам, — в первой мировой войне они постоянно подводили и русских, и французов. А Черчилль? Черчилль, он такой, что, если не побережешься, он у тебя копейку из кармана утянет. Да, копейку из кармана! Ей-богу, копейку из кармана! А Рузвельт? Рузвельт не такой — он засовывает руку только за кусками покрупнее. А Черчилль? Черчилль — и за копейкой»{117}.

Для советских руководителей Вторая мировая война так и не стала войной, в равной мере затрагивавшей всех участников Советско-западной коалиции. Отсюда рано проявившееся стремление вычленить из контекста мировой войны 1939–1945 гг. ее восточный, советско-германский фронт, с приданием войне со стороны СССР особого статуса — Великой Отечественной войны советского народа 1941–1945 гг. Отсюда и обвинение бывших западных союзников в годы Холодной войны в том, что они пытались руками гитлеровцев — «ударным кулаком империализма» — расправиться со страной социализма. Отсюда и наше определение Советско-западной коалиции как антигитлеровской, а не антифашистской или антитоталитарной, что следовало бы из характеристики мировой войны как освободительной. Все это делалось для того, чтобы, с одной стороны, ограничить цели участия СССР в коалиции с Западом войной против гитлеровской Германии, а с другой — избежать противопоставления западных демократических стран и нацистской Германии как социально-политических антиподов. Просто капиталисты разных стран не поделили мир между собой, а нам, Советскому Союзу, пришлось вмешаться, чтобы потеснить и тех, и других. Усилиями коммунистических правителей, начиная со Сталина, удалось навязать угодное им одностороннее, ограниченное восприятие народами СССР Второй мировой войны.

Заявления западных лидеров в поддержку СССР, озвученные сразу после 22 июня 1941 г., с их подчеркнутыми оговорками о неприятии ими идеологии как нацизма, так и коммунизма, не могли не вызвать в Кремле, мягко говоря, смущения. Об этом можно судить по записи беседы В.М. Молотова, возглавлявшего по совместительству НКИД СССР, с английским послом С. Криппсом. Принимая через несколько дней посла, советский руководитель старался заручиться поддержкой стран Запада. «Базой взаимной помощи» назвал Молотов «наличие общего врага». В ходе беседы он неоднократно оперировал словами: «обе страны имеют одного и того же врага», «обе стороны имеют одного врага». Правда, Молотов говорил и о необходимости «обусловить взаимную помощь каким-то соглашением на определенной политической базе». Но английский посол считал, что «в настоящее время ощущается большая необходимость в военном и экономическом сотрудничестве, нежели в политическом». Хотя он согласился с Молотовым, что «общий враг является недостаточной базой для сотрудничества политического»{118}. Документ любопытен тем, что западным демократиям, за неимением лучшего, предлагалось руководствоваться принципом «враг моего врага — мой друг». Могли ли отношения, определяемые таким образом, стать прочными и долговременными?

Термин «общий враг» пришел на смену определениям того времени, когда будущие союзники оперировали различными понятиями, говоря о своем отношении к мировой войне. Того времени, когда Англия воевала за «уничтожение гитлеризма», а Сталин считал такую войну «преступной глупостью». Неудивительно, что первоначальные соглашения между участниками создаваемой Советско-западной коалиции были достаточны скупы на определение их общих целей. Так, советско-английское соглашение от 12 июля 1941 г. называлось «Соглашение о совместных действиях правительства Союза ССР и правительства его величества в Соединенном королевстве в войне против Германии»{119},[17] а соответствующее соглашение между правительствами СССР и США от 11 июня 1942 г. констатировало, что «они заняты общим делом»{120}. Тем не менее, формула «общий враг», при всей ее ограниченности, означала готовность новых союзников помогать друг другу, что имело ключевое значение, руша надежды Гитлера на разлад между противниками Германии.

Сталинский Советский Союз, далеко не сразу оказавшийся на стороне демократических стран, разделял, так или иначе, со странами Запада общую военную задачу коалиции, преследуя в то же время свои, антикапиталистические цели. В этих условиях провозглашение задач новообразованной коалиции с прицелом на послевоенное переустройство приобрело особую актуальность.

Демократический Запад, не питая иллюзий насчет долгосрочных антикапиталистических советских планов, тем не менее проявил гораздо большую заинтересованность в сближении с СССР, чем наоборот. Известно, что инициатива советско-западных переговоров с целью остановить Гитлера, которые шли весной-летом 1939 г., исходила от западных стран. Даже после неожиданного заключения советско-германского пакта западные лидеры или заявляли, что, несмотря ни на что, Советский Союз связан общностью интересов с их странами (У Черчилль в Англии), или выражали серьезные сомнения в долговечности союза между нацистской и советской тоталитарными системами (Ф. Рузвельт и К. Хэлл в США). Но из-за пакта с Германией сотрудничество с Западом было не только отсрочено почти на два года, но всю мировую войну отягощалось грузом фактического противостояния Советского Союза с Англией и Францией в самое тяжелое для этих стран время.

Различия в ценностных ориентациях стран Советско-западной коалиции сказались на формулировании ими целей войны. Страны Запада сделали это в Атлантической хартии, подписанной от имени правительств США и Великобритании Ф. Рузвельтом и У. Черчиллем и датированной 14 августа 1941 г. Опубликование хартии, требовавшей «окончательного уничтожения нацистской тирании», означало фактическое объявление войны Германии со стороны США, давно ставших «невоюющим союзником» Англии.

Хартия декларировала отказ от территориальных приобретений и непризнание насильственного захвата чужих территорий, уважение прав народов на самоопределение, равенство в торговле и доступе к мировым сырьевым источникам (с оговоркой о соблюдении существующих англо-американских обязательств), построение послевоенного мира на основе отказа от применения силы, экономического сотрудничества, всеобщей безопасности, свободы морей и разоружения{121}.

Современники высоко оценивали провозглашенные хартией принципы как отвечающие духу времени. Посол СССР в США в 1933–1938 гг. А.А. Трояновский писал, что в хартии «даны основные вехи демократического мира, к которому стремятся все народы, объединяющиеся против средневекового варварства, насаждаемого Гитлером и его подручными»{122}. Известный либеральный деятель, член Верховного суда США ф. Франкфуртер поздравил Ф. Рузвельта с принятием документа, который «придал смысл конфликту между цивилизацией и надменным, грубым вызовом…»{123}.

Если в период советско-германского партнерства сталинское руководство высмеивало лозунг «уничтожения гитлеризма», под которым Англия и Франция вступили в мировую войну, то теперь пришлось объявить о своем согласии с Атлантической хартией с ее положением об «окончательном уничтожении нацистской тирании». А по окончании войны с ее неисчислимыми жертвами Советский Союз участвовал в Нюрнбергском судебном процессе над нацизмом.

Присоединяясь к хартии, советское правительство согласие с ее «основными принципами… имеющими столь большое значение в современной международной обстановке», поставило в связь с необходимостью, как оно считало, «сообразоваться с обстоятельствами, нуждами и историческими особенностями той или иной страны…», оставив таким образом за собой возможность отстаивать прежде всего свои цели в войне, несмотря на заверение, что «последовательное осуществление» принципов хартии «обеспечит им самую энергичную поддержку со стороны Советского правительства и народов Советского Союза»{124}. Советские люди внесли самый большой вклад в победу над фашизмом, но воспользоваться в полной мере плодами победы им было не суждено.

Почему же сталинское руководство в своих заявлениях о целях войны не решилось выдвинуть от имени Советско-западной коалиции, в противовес расистской идеологии и практике немецкого нацизма, идеологию и практику советского коммуно-социализма? Не решилось отстаивать коммунистическую идею как альтернативу фашизму? Ответ очевиден. Не решилось хотя бы потому, что лидеры демократического Запада, высказываясь в поддержку борьбы Советского Союза против нашествия нацистов, одновременно подчеркнули свое решительное неприятие коммунизма. Вот где корни противоречий внутри Советско-западной коалиции и причины последующей Холодной войны между бывшими союзниками.