В этом разговоре меня поразило то, что усатый дядя постоянно переглядывался с Трезором, когда говорил о замедленной реакции. Получалось таким образом, что этот диагноз не относился к Трезору.
Затем наступила пора сдачи вступительных экзаменов.
Генерал, начальник академии был прав, когда упомянул, что все предметы по вступительным экзаменам были нам знакомы и что нам особенно не нужно напрягаться при подготовке к экзаменам. На полном автомате мы выстукивали на клавиатуре терминалов ответы на вопросы. Но вопросов было такое множество, что к концу дня руки отваливались от напряжения, а кончики пальцев болели от непрерывного перестука по клавишам клавиатуры.
Трезор сдавал экзамены, но его подготовка к ним и процесс сдачи тестов и экзаменов сильно отличалась от нашей системы, он не сидел и не стучал лапами по клавиатуре. Прочитав вопрос на экране монитора, он исчезал куда-то и возвращался обратно с бумажкой в пасти. Никому, не передавая этой бумажки, мы никогда не видели его экзаменаторов, он, подбежав к своему монитору, нажимал лапой одну из четырех больших кнопок, расположенных внизу на мониторе. Трезор категорически отказывался мне или Белояру объяснить суть этого экзаменационного процесса.
Сдавая экзамены по различным предметам и дисциплинам, медленно, но верно, мы приближались к завершению экзаменационной сессии и, наконец-то, наступил тот день, когда нам уже не требовалось больше рано подниматься на ноги и спешить в учебный класс к терминалам и мониторам.
В это утро все проблемы остались позади и нами никто больше не интересовался, мониторы не светились и на их экранах не было вопросов, на которые нужно было бы отвечать. Мы были полностью предоставлены самим себе и первое, что сделали — проспали до полудня, настолько чувствовали себя усталыми и изможденными.
Но вместе с чувством облегчения и появлением свободного утра внутри нас родилось ощущение странной пустоты, внезапно образовавшейся вокруг, когда спешить стало некуда, да и делать-то особо было нечего. Трезор половину утра бездумно провалялся на полу, то его уши стояли торчком, то временами взгляд его затуманивался и голова со стуком падала на лапы. Он тут же просыпал или от этого стука, или от соприкосновения головы с лапами, очумело задрав голову, оглядывался кругом. Через очень короткое время сцена вновь повторялась. И так раз за разом. Белояр похрапывал на постели. Он был большим любителем поспать и никогда не упускал такой возможности. А я маялся у окна, совершенно не желая будить и будоражить друзей, но в окно ничего нельзя было рассмотреть, кроме квадрата мокрого плаца и мрачного здания напротив.
Мы настолько обнаглели, что не пошли в столовую, чтобы перекусить.
Так мы впервые встретились и познакомились с бездельем, когда ждешь и надеешься, что все будет хорошо, что ты успешно сдал вступительные экзамены.
Но находиться в состоянии ожидания и бездельничать нам долго не пришлось.
Сразу же после обеда автоматически включились наши терминалы и бегущая строка на мониторе нас оповестила, что приемная комиссия, проанализировав результаты вступительных экзаменов и контрольных тестов, пришла к единому мнению о зачислении меня, Белояра и Трезора в академию.
Нас с Белояром зачислили на первый курс пилотов-навигаторов малотоннажных летательных аппаратов для полетов в воздушном и безвоздушном пространствах. Что касается Трезора, то он был зачислен на первый курс подготовки офицеров сил специального назначения ВКС. Моя собаченция, разумеется, не сдержала своей собачьей радости и, прочитав только первую строку объявлений о зачислении, стала с лаем и повизгованием набрасываться на меня с Белояром.
Простая сельская дворовая собака своим незаурядным умом поняла, что перед ней распахнулись широкие ворота в обеспеченное будущее, что она больше не будет искать себе на пропитание, а пойдет большой дорогой государственного военнослужащего.
Помимо этих сообщений на экранах мониторов появилась дополнительная информация, согласно которой всем нам предоставлялся пятидневный отпуск. Эти пять дней мы могли использовать по собственному усмотрению — могли остаться и провести время в академии или слетать домой к родителям, чтобы попрощаться с ними. Академия брала на себя расходы по оплате проезда или перелета домой и обратно.
Ровно через пять дней мы должны были приступить к учебным занятиям.
Но времени обсудить информацию у нас не было, да и особо побурлить нам не дали, так как на экранах мониторов замелькало новое сообщение о необходимости в настоящий момент явиться в актовый зал академии для принятия военной присяги, а также о том, чтобы мы подготовились переселению в жилой сектор.
После экзаменационной сессии мы сильно устали и нам было на все наплевать, но все же мы обратили внимание на то, что за ночь в наших одежных шкафчиках появились два полиэтиленовых пакета с синей военной формой. Был еще один пакет, но что в нем, мы так и не смогли разобрать. Сейчас экраны мониторов требовали, чтобы мы надели эту форму. Мы с Белояром в момент скинули гражданскую одежду и натянули брюки и мундир с серебряными позументами и аксельбантами и, оглядев себя в маленьком зеркале для бритья, висевшем в санузле, с громадным самоудовлетворением констатировали, что она пошита точно по нашим фигурам и отлично сидит на нас.
Довольно-таки долго мы с Белояром вертелись перед этим зеркалом, оно было слишком маленьким, чтобы полностью рассмотреть себя, и приходилось все рассматривать по частям. Довольствоваться приходилось малым, но и оно доставляло большое удовольствие. Я видел, как Белояр сиял, словно отлично начищенный тульский самовар, при этом постоянно одергивая и приглаживая руками незаметные складочки мундира.
Вдруг, что-то зацепило сердце, я на мгновение оторвался от зеркала и огляделся, мой Трезор забился в дальний угол и с тоской смотрел, как мы с Белояром развлекаемся с мундирами. Бедная дворняга была на грани потери сознания от зависти. У нас были мундиры, а ей было нечего натянуть на себя. Мое сердце просто забарабанило частой дробью от переживания за своего верного друга. Но тут я вспомнил о третьем и пока еще непонятном пакете. Через секунду пакет был в моих руках и я надорвал упаковку. Из пакета вылезла какая-то ременная сбруя. Перебирая эти ремни, я вдруг понял, что это такое. Эта ременная перевязь была портупеей и с радостным выражением лица развернулся к Трезору.
Он пока еще не понимал, что происходит, но в глазах зарождалась надежда.
Когда с некоторым трудом, Трезор еще не привык к таким деталям своей верхней одежды, мне удалось натянуть портупею на шерстяной покров моего друга, искра понимания сверкнула в его глазах и с этого момента моя дворняга превратилась в уважаемый собачий авторитет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});