Читать интересную книгу На острие свечи - Ольга Юнязова

От внезапного осознания она даже подскочила и села. Пазл сложился: «Зарина не преступница! Наоборот. Она помогает милиции. Её подсаживают в следственный изолятор, чтобы она читала мысли заключённых. И разумеется, это секрет, который она не имеет права разглашать». От этой мысли приятное успокоение растеклось по всему телу. Оксана снова упала на подушку.

«Итак: если отталкиваться от этой версии, тогда показания Стриженого действительно не понятны. Выходит, что он тоже врёт, но не в пользу Смазливчика. А зачем? Таинственный доброжелатель прислал его на помощь Оксане? Так это бесполезно, потому что, как сказал следователь, это не голосование. Ерунда какая-то! В деле Смазливчика надо было всего лишь создать алиби. Для этого подняли висячее дело. Планировали туда же подвесить угон ещё одной машины с наездом на пешехода и снова забыть о нём. Скорее всего, никто не предполагал, что угонщица-клофелинщица найдётся. А тут вдруг в ближайшем кафе ловят меня. Какая удача! Всех вызывают на опознание, в том числе и Стриженого, раз он тоже писал заявление. Так может, и бог с ним? Не опознал ведь, и ладно. – Но тут же она возразила сама себе: – Так оно, конечно, проще! Всё непонятное объявляем случайным и выбрасываем из головы. В результате память становится «дырявой», и в эти дыры начинают заглядывать разные галлюцинации вроде сегодняшней «красной луны». И всё-таки, что это было? Я же видела! Неужели на самом деле галлюцинация?» – Она посмотрела в окно, но веки слипались.

Снова послышалась музыка и далёкий тихий голос запел:

А над облаками тишина,

Небо и огромная луна,

Ярким светом я во тьме растворена…

Кто я? Где я?

Перед внутренним взором замелькали хаотичные цветные пятна. Оксана навела резкость и упёрлась взглядом в полированную инкрустированную столешницу. «Уснула!» – поняла она.

Аккуратно, чтобы не вывалиться из сна, она огляделась. Вокруг было темно, лишь в центре круглого стола, за которым она сидела, горела свеча.

Глядя на пламя, Оксана попыталась вспомнить, что должна сделать, когда снова окажется в осознанном сновидении. Каждый вечер в надежде, что это произойдёт, она перечитывала список экспериментов, которые надо провести.

Первое: «Восстановить в памяти реальную обстановку помещения, где я сейчас сплю».

«Это просто, – отмахнулась Оксана. – Даже не буду тратить время. Я дома, где же ещё? Что там дальше?»

«Как меня зовут?»

«Ну что за глупые вопросы?!» – усмехнулась она.

«Можно ли во сне обжечься?»

«О! Вот это я сейчас и проверю».

Привстав, она протянула руку к огню и вдруг замерла в изумлении. На верхних фалангах пальцев сверкали странные перстни. Форма их имитировала длинные ногти, украшенные драгоценными камнями.

«Красота какая! – залюбовалась Оксана игрой рубиновых бликов. – Почему бы не заказать себе такие коготки в реальности? И с маникюром не возиться!»

Она поднесла руки ближе к глазам, но вдали от света было сложно рассмотреть ювелирные шедевры. Тогда она потянулась за свечой и, взяв её, нечаянно выплеснула жидкий воск себе на запястье. Резко отдёрнув руку, проснулась.

Не сразу удалось понять, где она. Было настолько темно, что взгляду было не за что зацепиться, чтобы сориентироваться. Ни синего прямоугольника окна, ни фосфоресцирующего циферблата часов, ни мерцающего огонька лампады возле Распятия. От слепоты закружилась голова. Она попыталась встать с кровати, но обнаружила, что никакой кровати под ней нет. Не было и тела. Где верх, где низ – непонятно. Ни звуков, ни ощущений…

«Где я? – запаниковало бестелесное сознание. – Кто я?». От этих вопросов пространство вокруг завибрировало и уплотнилось. Заколотилось сердце. «Я не проснулась!» – догадалась она и заметалась во тьме, пытаясь вырваться из сна. Но её словно придавило сверху чем-то тяжёлым.

Она замерла, не зная, радоваться ли тому, что наконец обозначился «верх». Саднило обожжённое запястье, значит, есть рука. Она пошевелила ею и услышала бряцанье цепи. Зловещий звук обрадовал. По сравнению с абсолютной пустотой любое чувство казалось блаженством. Она напряглась и села. Ощупав свободной рукой лицо, ноги и холодный каменный пол, попыталась встать, но железный браслет не позволил, больно врезавшись в кисть.

«Хоть бы капельку света!» – застонала душа.

И Бог услышал. Раздался скрежет, и открылась тяжёлая дверь, впустив в тесную камеру полумрак. Вошли трое. Один держал факел, и его было невозможно разглядеть из-за слепящего огня. Лица второго не было видно из-за чёрного монашеского капюшона, а третий… это был уже знакомый тюремщик. Он подошёл, звякнул связкой ключей и снял с её запястья тяжёлое ржавое кольцо. Монах кивнул, и тюремщик, поклонившись, ушёл. Она наконец-то смогла встать на ноги. Изголодавшиеся по свету глаза жадно уставились в стену из закопченного, но местами ещё красного кирпича.

– Вы пришли отпустить мне грехи? – спросила она, не отрывая взгляда от кровавых отблесков пламени. В охрипшем голосе уже не было того кокетства и смелости, которыми она так раздражала судей на протяжении всего процесса. Она до последнего надеялась, что Граф сдержит слово и вытащит её из этого кошмара. Но смертный приговор был зачитан, и вот уже несколько недель она ожидала своей очереди на гильотину.

– Помнишь ли ты, где шкатулка? – услышала она знакомый голос и вздрогнула. Вновь обретать надежду, после того как окончательно с ней рассталась, как ни странно, уже не хотелось.

– Как я могу помнить, если я и не знала никогда, куда вы её спрятали?! – дерзко ответила она.

– Если вспомнишь, останешься жить.

– Жить? – Она рассмеялась. – А зачем?! – Смех перешёл в истерику. – У меня всё отобрали! Я нищая старуха. Зачем мне жить?!

– У тебя есть ключ!

– Ключ?! Что толку от ключа, если им нечего открывать?! – истерично крикнула она и разрыдалась, упав на колени. – Мне надоели ваши игры! – простонала она, утирая слёзы. – Я не знаю, где её искать! Я уже переспала со всеми, с кем только можно, чтобы найти её! Мы перерыли весь парк в вашем бывшем замке, обыскали все подвалы и чердаки, объехали всю Францию и пол-Европы! Где ещё я должна была искать её?

– Казнь назначена на завтра. У тебя осталось меньше суток. Ищи!

Монах развернулся и вышел, уводя с собой факельщика. Вновь воцарилась кромешная тьма.

– Где я должна её искать? – проскулила Жанна. – Она прикоснулась к руке, стёртой кандальным браслетом. «Меня не приковали! – мелькнула мысль. – А ведь и правда: у меня не было раньше возможности исследовать камеру». Она встала на четвереньки и начала ощупывать все углы каменного мешка.

Спасти воронёнка

Пни стояли плотным кругом, замерев, словно деревянные идолы. Даже дети, которых обычно невозможно заставить молчать, смирно топтались и хлопали полусонными глазами. Люди пели, если, конечно, можно назвать песней однообразный протяжный звук, то ли м-м-м-м-м, то ли а-а-а-а-а, то ли и то, и другое вместе. И казалось, что это даже не звук, а огромный вибрирующий шар, который обретает плотность, растворяя в себе тела и души. В центре, слегка раскачиваясь, стоял высокий седой старик. Удерживать равновесие ему помогал длинный загнутый посох. В воздухе пахло грозой.

Алый жучок вдруг распахнул свой пятнистый панцирь и взлетел. Луч машинально повёл невидящим взглядом ему вслед. Этого оказалось достаточно, чтобы стряхнуть с себя наваждение, собраться с силами и встать. Но завораживающее гудение не прекратилось. Словно липкая паутина, оно опутывало и затягивало обратно в сеть. С трудом передвигая ноги, Луч сделал несколько шагов. «Надо поймать Воронёнка!» – твердил он себе, борясь с неистовым желанием снова упасть и уснуть. Гул становился всё громче.

Вдруг всё стихло. Александр открыл глаза и повёл взглядом по ветвистому своду. Было холодно. Напряжённое тело дрожало, свернувшись калачиком. Вспомнились обрывки вчерашнего дня. Они были серые и скучные по сравнению со сном, который, как обычно, оборвался на самом интересном месте. Хотелось вернуться туда, на солнечную поляну, где так уютно гудели шмели и у него осталось важное дело. Веки сомкнулись, стало тепло и хорошо. Он снова лежал на шелковистой траве и смотрел в яркое, до боли в глазах, небо. И тишина была какой-то необыкновенной.

И вдруг издалека донёсся едва слышный крик: «Рррота! Подъём!» Сразу стало ясно, что это была «тишина наоборот»: не слышно ничего из-за грохота. А он лежит засыпанный землёй и не может пошевелиться.

«Ведьмин! Встать!» – и далее шёл знакомый трёхэтажный мат командира.

Окончательно проснулся Александр уже в сугробе. Обжигающий снежный душ, окативший его, когда он выбирался из берлоги, отрезвил и немного согрел, но этого шокового тепла хватит ненадолго. Он сдёрнул с себя куртку и тельняшку, чтобы попавший за шиворот снег не успел растаять и намочить одежду, встряхнул их и закинул в шалаш. Растерев окоченевшее тело, он забрался обратно в своё убежище, снял кроссовки, выдернул из них шнурки и тщательно очистил от снега. Потом наломал пихтовых веток, служивших подстилкой, нарезал коры с берёзовых «рёбер» и разжёг огонь в очаге. Зачерпнув ладонями огненного тепла, он наконец-то почувствовал себя в безопасности и перевёл дух. Но долго расслабляться было некогда. Согрев над костром куртку, Александр надел её на голое тело. Тельняшку пришлось разрезать, чтобы утеплить ноги. Натянув рукава поверх кроссовок, он обмотал голени, как портянкой. На глаза попалась полиэтиленовая обшивка в своде шалаша. Из неё и шнурков получись непромокаемые онучи. Закинув на спину рюкзак, он закутался в спальный мешок, как в плащ, и вылез из своей ночлежки. Сделав несколько шагов, он ужаснулся от мысли, что до деревни ещё целых десять километров.