— Давай проясним, чтобы не было недомолвок. Ты встречаешься со мной. На тебя я время найду больше, чем ты можешь представить. Никаких неоднозначностей быть не должно.
Им приносят закуски, но никто не притрагивается к еде после того как официант уходит.
Кира отпивает воды, и просит Карелина поделиться глотком виски. Когда стакан оказывается в ее руках, мафиози встает, чтобы передать официанту тип выпивки по ее желанию. Она мотает головой, но он настаивает, и вскоре официант приносит вермут.
— Тяжелый рабочий день и я немного взбудоражена после кино.
И всех пламенных речей, и проникновенных взглядов.
— Ты училась не на швею, верно?
— Как будто ты уже не разнюхал, — едва слышно комментирует она.
— Я много чего разнюхал, и ничего из найденного не указывает на то, как сделать тебя более радостной. Кроме Петра, конечно.
— Да, в голову так людям не залезешь. Но тебе не обязательно из кожи вон лезть, чтобы делать мне радостнее…
— Я собираюсь из кожи вылезти, чтобы сделать тебя радостной, хоть на пару минут. Я мог бы положить тут тебя на стол и вылизать тебя и войти в тебя до упора. Но мне кажется, ты посчитаешь такой вариант фривольным.
— Ты… Думаю, ты позвал меня в ресторан не для этого. А чтобы убедить как важно для меня согласиться трахаться с тобой.
— Это и есть убеждение. Работает?
Кира перегоняет кусочки розовой рыбы из одного угла тарелки в другой, так и не поднимая на Карелина взгляд.
Хорошо же лососю, он уже мертвый и не надо придумывать как отвечать и как не заливаться краской.
— Прекрати, — приглушенно произносит она.
— Я знал, что сработает. Но не хочу перегнуть палку. Ты почему-то считаешь, что я поставил себе цель затащить тебя в постель любой ценой.
— Нет? — темные глаза из-под полуопущенных век смотрят на мужчину напротив.
Карелин безрадостно усмехается, неверующе качнув головой.
— Я просто уже не смогу не разделить с тобой близость. Не трахнуть тебя, как пожелаешь. Этот вариант уехал на свалку больше недели тому назад. Цели здесь нет, это… Я просто не смогу держаться подальше.
— Реальность может тебя разочаровать, — произносит Кира через некоторое время, — у меня никогда не было времени на отношения и секс и прочее.
— Где здесь проблема? — хмурится Роман.
— В том, что я вряд ли знаю как правильно взять твой член в руку, — с некоторой мстительностью произносит она совершенно буднично, как реванш за его тираду несколькими минутами ранее, — и заставить тебя кончить. И многое чего другого я не умею или умею плохо. Ты — явно человек, предпочитающий качество.
— Если ты возьмешь его в руку, этого будет достаточно. Но тебе не нужно убеждать или разубеждать меня. Мы, кажется, уже выяснили, что я здесь дворовая псина.
— Ты — последний человек, похожий на бездомную собаку.
Появляются основные блюда, и Кира принимается за вермишель с уткой. Очень вкусно, как и куски мяса, что отрезает ей Брус.
Он вытирает пальцы тряпичной салфеткой.
— Во всем, что не касается тебя — да. А касаемо тебя…. Потерял смысл это скрывать, когда тебя выписали из больницы. Твой отец чуть не убил тебя. Мне стоит воскресить его и прикончить снова.
Кира не знает, что ответить и смотрит невидящим взором на бокал с вермутом.
— Ты — опасный человек, — выговаривает чуть не по слогам.
— Да. Но ты меня не боишься.
— Я тебя боюсь.
— Ты боишься, как я заставляю тебя чувствовать. Ты хочешь меня. Вряд ли сходишь с ума, как… но хочешь сильно. Боишься потерять контроль.
— Это правда. Что не меняет того, что я боюсь тебя как личность, которая может лишить меня мирной свободной жизни щелчком пальцев.
Карелин выпивает виски до дна.
— Я могу сделать это и без близких отношений, разве не так? Пока только ты лишаешь меня мирной свободной жизни.
— Что? — возмущается она. — Каким это образом?
Он заказывает еще выпивки и откидывается на спинку стула.
— А ты как думаешь? — неожиданно резко заговаривает Роман. — Да я… Неважно, вчера хоть немного прояснилось. Я сорвался, но видит Бог, не сделал и пяти процентов, чего хочу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты ничего не чувствуешь, ничего не делаешь всего лишь наполовину, верно? — спрашивает она тихо, но ответа не ждет.
Ему не удается скрыть растерянность и потрясение от ее слов, эмоции барахтаются в зеленых глазах как утопающие, но усилием воли он возвращается к беспристрастному виду.
— Нет, — все-таки коротко откликается Карелин. — Не делаю и не начну уже.
Неважно как сложатся их дальнейшие отношения, но Кира должна узнать что же произошло между ним и родителями. Когда сын становится главой мафии, и борется против отца, ставшего законным главой города… В Карелине много воспитания, много образования и мало бандитской похабщины. Он принадлежит к другой культуре, но управляет противоположной.
— Мне очень понравилась еда.
Когда она направляется в уборную, Карелин встает, чтобы проводить девушку, и когда Кира возвращается, он тоже вежливо поднимается. Делается это настолько непринужденно, что такие жесты впадают в душу, как первый в ее жизни комплимент.
Через минут десять они собираются уходить, и Кира намеревается напоследок рассмотреть настенные фрески у выхода. Карелин едва заметно касается ее талии, задавая вопрос на ухо:
— Ко мне или к тебе?
— Шутник ты, Карелин. Если «ко мне», то это все равно — к тебе. Завтра рано вставать, поэтому давай, хм, ко мне.
При водителе он ее, слава Богу, не целует, но из разговора хотя бы теперь известно имя работника — Александр.
Целует он ее в лифте и в лестничном холле, но Кира одергивает Романа после попадания в квартиру, так как их может увидеть брат.
Петр, видимо, в своей комнате и она отправляется его проведать. Тот усердно занят перепиской со старшей дочерью Тимура и, к удивлению сестры, слабо улыбается, когда слышит что в гостях у них Брус. Отрицательно мотает головой — вместо ответа на вопрос хочет ли он выйти и поздороваться.
Карелин все также стоит в коридоре, прислонившись к стене возле двери в ее спальню и засунув руки в карманы. Только кепку снял.
Ну не дворовой пес, думает Кира, а вполне себе породистый.
В угловой спальне настолько узко, что между кроватью и стеной нет прохода и задние ножки упираются в терракотовые обои. Маленькую, несколько несуразную комнатку Кира уже воспринимает своей, так как здесь уютно и на самом деле красиво — щедрыми закатами по вечерам, а по ночам искусным мудреным освещением по периметру всего потолка.
В поцелуе, сбивчивом и грубоватым, Карелин наступает на нее, чтобы довести до края кровати. Когда икры упираются в матрас, Кира расстегивает пуговицы его рубашки. Он выдерживает пуговицы четыре, а затем, пройдясь губами по пальцам захваченной им в плен руки, опускает шлейки невесомого на ощупь платья.
Кира собирается опуститься на покрывало, но лишь успевает зайтись в судорожном вдохе, когда к одной обнажившейся груди он припадает жадным ртом, а другую — сминает рукой. Не знает за что держаться — Карелин исступленно теребит ее камушки-соски всеми возможными способами и мнет ртом каждый миллиметр кожи.
Кира находит пыткой не только выдержать, стоя на ногах, напор такой ласки, но и смолчать — кажется, если сейчас рот откроет, то больше никогда на себя в зеркало без стыда смотреть не сможет. Она не знала… определенно не знала, что обладает столь чувствительной грудью.
Он проводит носом меж влажных от слюней грудок и затягивается засосом на раскрасневшейся коже шеи. Словно действительно изголодавшаяся по теплу псина.
Она сбрасывает платье и пытается тянуть мужчину на себя, но на кровать приземляется в одиночестве.
В многообразии теней десятка комнатных ламп, где холодный с синевой электрический свет смешивается с теплым оранжевым подтоном, его силуэт — будто чудище из сказки. Стягивая с себя рубашку и дотягиваясь до ширинки, он смотрит на нее сверху вниз серьезно и напряженно. И можно подумать, что здесь, в узкой комнатушке, опасность представляет почти обнаженная, распростертая на кровати Кира, а не сам Брус.