от работы с произведением искусства не начинается и не заканчивается его созданием.
Вандербильты выбрали «Сотбис» за день до окончания моей стажировки. Было шампанское, громкие речи и аплодисменты в мою честь. Я, словно тягловая лошадь, трудилась ночами и выходными, таща на себе этот огромный груз.
Не важно, что Ева Сент-Клерк думала обо мне.
Я украла бутылку «Моёт», и мы с Родни распили ее в туалетной кабинке для людей с ограниченными возможностями. За то лето мы стали неразлучны. Его распределили в отдел исламского искусства, но Родни каким-то образом удалось убедить своего босса позволить ему пообщаться с командой дизайнеров, которая занималась оформлением залов и экспозиций для аукционов. По выходным мы бродили по Метрополитен-музею и Музею американского искусства Уитни, а также поставили перед собой задачу найти лучшие тосты с авокадо в городе. Я напоила Родни, после того как его бросил друг, послав эсэмэску. Родни же вытащил меня на распродажу остатков коллекций ведущих дизайнеров и заставил, как Золушку, переодеться в «Макс Мару» и «Ральфа Лорена», которые шли с огромными скидками.
– Выпьем за отдел по продаже изысканных вин, – сказала я, поднося бутылку к губам.
– Выпьем лучше за нас – будущих выпускников магистерской программы «Сотбиса» две тысячи тринадцатого, – возразил Родни.
Наш план состоял в том, чтобы вместе поступить на программу обучения в области арт-бизнеса, получить настоящую работу и захватить мир искусства.
Лично я также мечтала о том, чтобы Ева Сент-Клерк знала, кто я и на что способна.
Спустя девять лет и несколько повышений Ева Сент-Клерк отлично знает, кто я такая: протеже, заполучившая Тулуз-Лотрека Китоми Ито… и упустившая его.
На следующее утро, едва проснувшись, я замечаю высоко в небе распухший шар солнца, который жарит так, что становится больно дышать. Я натягиваю купальник, который благодаря какой-то сверхъестественной прозорливости мне хватило ума упаковать в рюкзак, хватаю полотенце и направляюсь к кромке океана, пританцовывая на горячем песке. Волдыри на моей руке превратились в болячки.
Вода, кажущаяся ледяной по сравнению с жарким воздухом, перехватывает дыхание. Однако я заставляю себя сделать глубокий вдох и бегу навстречу волнам. Сделав три длинных шага, я ныряю под воду. Вскоре я выныриваю на поверхность – от воды волосы слиплись и больше не лезут мне в глаза – и продолжаю плыть на спине с закрытыми глазами. Соль от воды стягивает кожу на щеках.
Как долго я могла бы оставаться на плаву, не зная, в какую сторону несет меня течение? Куда бы я в итоге приплыла?
Поддавшись силе притяжения, я опускаю ноги в воду и, прищурившись, всматриваюсь в горизонт. Быть может, где-то в том направлении ждет меня Финн?
Находиться в этом тропическом раю и знать, что за полмира отсюда весь Нью-Йорк готовится к пандемии, кажется мне гигантским когнитивным диссонансом.
Немыслимо, находясь посреди пустыни, думать о затопленных городах.
Я выхожу из воды, заворачиваюсь в полотенце и отжимаю косу. Внезапно волосы у меня на затылке встают дыбом от неприятного ощущения, будто за мной следят. Я оглядываюсь, но пляж по-прежнему пуст. Повернувшись к дому, где находится моя квартирка, я замечаю какое-то движение, но размытый силуэт исчезает прежде, чем я подхожу достаточно близко, чтобы как следует его разглядеть.
Уже стоя в дýше, я понимаю, что у меня нет ни шампуня, ни мыла. И опять-таки у меня нет никакой еды, поскольку я съела все, что Абуэла оставила мне прошлым вечером. Приходится смириться с грязной головой и натянуть вчерашние джинсы на немытое тело, однако из заначки, найденной в бельевом шкафу, я беру свежую футболку и возвращаюсь в Пуэрто-Вильямиль. Надеюсь, сейчас там хоть что-то открыто. Моя цель – запастись провизией, а также найти почтовое отделение, где я смогу купить марки и отправить открытку Финну. Если у меня так и не выйдет отправить ему эсэмэску, электронное письмо или позвонить, по крайней мере, он получит старую добрую открытку.
Но Пуэрто-Вильямиль – настоящий город-призрак. В барах, ресторанах, хостелах и магазинах по-прежнему темно, их двери плотно закрыты. Вход на почту затянут металлическими рольставнями. На мгновение у меня замирает сердце. Быть может, объявили эвакуацию, а я все проспала? И на острове не осталось никого, кроме меня? Затем я замечаю какое-то движение в одном из запертых помещений с темными окнами.
Я стучу в дверь, но женщина внутри качает головой.
– Por favor![20] – взмаливаюсь я.
Она кладет коробку, которую держит в руках, и отпирает дверь.
– No perteneces aquí. Hay toque de queda[21].
Я понимаю, что передо мной небольшой продуктовый магазин. На прилавке стоят корзины с фруктами, а на стеллажах в узких проходах разложены другие товары. Я вытаскиваю из кармана пачку наличных:
– Я могу заплатить.
– Закрыто, – отвечает женщина на английском.
– Пожалуйста! – вновь молю я.
Смягчившись, незнакомка поднимает руку с растопыренными пальцами. Пять товаров? Пять минут? Я указываю на желтый фрукт в корзине у прилавка. Кажется, это гуава. Женщина берет его в руку.
– Мыло? – спрашиваю я. – Sopa?[22]
Она тянется к одной из полок и берет оттуда банку супа.
Что ж, его я тоже возьму, но помыться им мне вряд ли удастся. Я изображаю, как мою голову и подмышки. Женщина кивает и достает откуда-то кусок мыла «Айвори», который добавляет к куче выбранных мной товаров. Я перебираю все испанские названия продуктов питания из своего узкого лексикона: agua, leche, café, huevo[23]. В магазинчике почти нет скоропортящихся продуктов, что ограничивает мои возможности и заставляет задуматься, каким образом на Исабелу будут поставляться молоко или яйца? У женщины в наличии лишь каждый третий товар из тех, что мне нужны. Местные жители, должно быть, заранее узнали о карантине и запаслись всем необходимым.
– Паста? – наконец спрашиваю я, и хозяйка находит для меня три упаковки макарон.
Что ж, питаться одними макаронами – незавидная судьба, но все могло быть гораздо хуже.
– Марки? – Я протягиваю незнакомке свою открытку и тычу в ее уголок.
Она качает головой и машет в сторону закрытого почтового отделения на противоположной стороне улицы.
На прилавке лежит небольшая стопка газет. Я не понимаю, о чем говорится в заголовках, но фото к одной из статей проясняет ситуацию – какой-то итальянский священник благословляет десятки гробов с жертвами ковида.
Это то, что ждет Америку. То, с чем придется иметь дело Финну.
Я же застряла здесь.
Хозяйка лавки протягивает руку, требуя платы за продукты. Этот жест поймут в любом уголке мира. Я показываю ей свою кредитную карточку, но