проверить, смотрит он мне вслед или бредет к себе домой. Я не сбавляю шага, пока не оказываюсь у входа в Центр разведения гигантских черепах. Рядом с вывеской, на которую я обратила внимание в самом начале, я замечаю еще одну табличку с яблоком, перечеркнутым красным. «
СUIDADO! LOS MANZANILLOS SON NATIVOS DE LAS GALAPAGOS. SOLAMENTE LAS TORTUGAS GIGANTES SON CAPACES DE DIGERIR ESTAS MANZANITAS VENENOSAS». И рядом на хорошем английском: «ОСТОРОЖНО! МАНЦИНЕЛЛОВЫЕ ДЕРЕВЬЯ, ПРОИЗРАСТАЮЩИЕ НА ГАЛАПАГОССКИХ ОСТРОВАХ, КРАЙНЕ ЯДОВИТЫ. ТОЛЬКО ГИГАНТСКИЕ ЧЕРЕПАХИ СПОСОБНЫ ПЕРЕВАРИВАТЬ ИХ ПЛОДЫ».
Я слышу приглушенное фырканье и, подняв глаза, вижу, что новый знакомый стоит в десяти футах от меня, скрестив руки на груди. Затем он поворачивается и уходит куда-то вглубь острова. Я провожаю его взглядом, пока темнота не поглощает мужчину целиком.
К тому времени, как я возвращаюсь в свою квартиру, на острове уже ночь. В отличие от большого города, где то тут, то там светится рекламный щит или витрина магазина, здесь царит полная, всеобъемлющая темнота. Я ориентируюсь по лунному свету, который отражается в океане, как пущенный по воде камешек. Добравшись наконец до небольшого пляжа перед моей квартирой, я снимаю кроссовки и захожу по щиколотку в воду, чтобы охладить обожженные пальцы в прибое. У меня урчит в животе.
Я отступаю к небольшой каменной стене, которая отделяет внутренний двор от пляжа, и достаю свой телефон. Он лежит у меня на ладони, сияя, словно яркая звезда, в бесплодных попытках поймать сигнал.
«Я скучаю», – пишу я Финну, а затем стираю буквы одну за другой. Уж лучше не посылать никаких сообщений вообще, чем безуспешно пытаться отправить хоть что-то.
Если бы Финн был здесь, мы бы смеялись всю дорогу до нашего номера в отеле, обсуждая отравленные яблоки и грубость местных жителей.
Если бы Финн был здесь, он бы непременно поделился со мной протеиновым батончиком «Кайнд», который всегда берет с собой в самолет на всякий случай.
Если бы Финн был здесь, возможно, я уже носила бы на пальце помолвочное кольцо и готовилась бы проживать остаток своих дней, согласно тщательно составленному мной плану.
Но Финна здесь нет.
Путешествовать с соотечественником стоит только для того, чтобы он постоянно напоминал о доме, чтобы иметь причину уехать, когда, растворившись в огнях Парижа или в бескрайности пустыни, в голову потихоньку закрадывается мысль: «А не остаться ли здесь навсегда?»
Но, учитывая, что мой отель закрыт, я умираю с голоду, а на руке благодаря стараниям местного дерева-убийцы вскочили гигантские волдыри, причин остаться на Исабеле у меня почти нет. За исключением того факта, что я в самом прямом смысле слова не могу покинуть этот остров.
Я настолько вышла из своей зоны комфорта, что все, чего мне хочется, – это свернуться калачиком и заплакать. Я проскальзываю через раздвижные стеклянные двери в свою квартирку и включаю свет. На кухонном столе рядом с раковиной стоит тарелка, накрытая кухонным полотенцем. Даже находясь на другом конце комнаты, я слышу запах чего-то чрезвычайно вкусного. Стол начинает слегка пошатываться, когда я приподнимаю полотенце. На тарелке лежит что-то вроде кесадильи, фаршированной сыром, луком и помидорами. Я съедаю все шесть кусочков разом, даже не присев.
Потом я беру коробку с открытками туристической компании и ставлю ее на кухонный стол. На одной из открыток, достав ручку из рюкзака, я пишу корявым почерком: «GRACIAS», затем подписываюсь и босиком бреду к главному входу в дом. В окнах темно, поэтому я просовываю послание под входную дверь.
Вполне возможно, что на каждого злого засранца на этом острове найдется кто-то вроде Абуэлы.
Вернувшись в свою комнату, прежде чем раздеться, нырнуть в постель и заснуть под тихое бормотание вентилятора над головой, я подписываю вторую открытку – адресованную на этот раз Финну.
Дорогой Финн!
Писать друг другу письма уже немодно, но даже если этот остров – технологическая пустыня, почта-то тут должна работать, так ведь? Прежде всего, спешу заверить тебя, что со мной все в порядке – здесь нет и намека на вирус. Паромное сообщение прекращено на ближайшие две недели, скорее всего, именно для того, чтобы вирус сюда не добрался. Вряд ли отпуск будет соответствовать моим ожиданиям – туризм (и прочая торговля) здесь тоже прекращены. Но я, словно местная островитянка, снимаю комнату у одной милой старушки. Разве не круто?! Мне просто придется исследовать Исабелу самостоятельно, но это значит, что, когда мы вернемся сюда с тобой, нам не нужны будут ни гид, ни экскурсии, ведь я стану настоящим экспертом. ☺
Здесь безумно красиво. Мне кажется, что ни один художник не смог бы передать черноту местных скал, сверкающих на солнце, или бирюзу воды. Все кажется каким-то… грубым и незавершенным. Игуаны свободно расхаживают по острову, словно они здесь хозяева. Я почти уверена, что их тут больше, чем людей.
Кстати, о людях, надеюсь, с тобой все в порядке. Меня жутко бесит, что я не могу слышать твой голос. Да, я скучаю даже по твоему фальшивому пению в дýше.
С любовью, Диана
С самого раннего детства, с моего первого мольберта, стало понятно, что у меня есть какой-никакой талант. Мой отец всю жизнь имел дело с живописью – будь то потолочные фрески или гигантские холсты, – он занимался консервацией. Сам же он всегда говорил, что ничего не создает, а лишь воссоздает. Еще на первом курсе колледжа одну из моих работ отобрали для участия в студенческой выставке. Отец невероятно мной гордился. Он пришел на открытие выставки в своем лучшем костюме; впрочем, другого у него все равно не было.
Мама на выставку не пришла. Она вела репортаж о ходе гражданской войны в Сомали, находясь в самой гуще событий.
Отец изучал мою картину целых двадцать минут. Он рассматривал ее так подробно, словно ему сказали, что мир вот-вот станет черно-белым, и это его последний шанс увидеть цвет. Иногда он поднимал руку, будто хотел прикоснуться к раме, но всякий раз одергивал себя и опускал руку. Наконец он повернулся ко мне:
– Глаз у тебя острый, как у матери.
В следующем семестре вместо занятий живописью я выбрала историю искусств, курсы по медиа и бизнесу. Я не хотела, чтобы меня всю жизнь сравнивали с матерью, поскольку решила во что бы то ни стало быть совсем на нее не похожей. Если это означало освоить какую-то иную сферу в мире искусства, что ж, так тому и быть.
Я не удивилась, когда прошла отбор на летнюю стажировку в «Сотбис»