— Между тем они просчитались и недооценили тебя. А как ты думаешь, теперь они признали, что ты со своими выводами оказался намного впереди них?
— Я не хочу знать, мне это неинтересно, — уверенно произнес Матео. — Но меня занимает, почему это интересно тебе? Почему, Коринна?
Женщина встала и, повернувшись к нему спиной, взглянула на море.
— Потому что ты до сих пор любишь свою Стефани, caro. Ты очень любишь ее, и я волнуюсь за тебя.
— Не лишайся из-за меня сна, Коринна. Наши чувства давно прошли.
— Думаю, нет. Ваш роман продолжался после отъезда ее семьи?
— Нет.
— И она больше не приходила к тебе?
— Конечно, приходила. — В голосе Матео послышалась горечь. — Как только родители уехали, Стефани снова была не прочь поваляться на сене.
— И…
— Этого не произошло: я сказал ей, что все кончено.
— А что Стефани?
— Она плакала, умоляла меня передумать. Просила простить ее за то, как вела себя, говорила, что хотела меня выгородить, потому что, если бы отец узнал, он мог бы начать действовать. Выгородить меня, Коринна! Как будто я был трусом, готовым прятаться за женской юбкой! За кого она меня принимала?
— Разве ты не понимаешь? Она не умаляла твоей смелости! Влюбленная женщина сделает что угодно, чтобы защитить своего мужчину. Но твоя гордость не позволила тебе быть с нею. Интересно, кто из вас дороже заплатил за это.
— Не я, — быстро ответил Матео. — Стефани сделала свой выбор, а я свой. И если я что-нибудь решил, этого не изменить. Ты это знаешь.
— Да, знаю. Но я также вижу мужчину, которого гложет сожаление. Иди к ней, caro, поговори. Вы все обсудите, — попросила Коринна.
— Исключено, — решительно заявил Матео, не желая даже думать об этом. — У нас все кончено! Кончено!
* * *
— Я вспомнила то время, когда ты девочкой проводила с нами лето. — Бабушка похлопала по обитому шелком дивану, приглашая Стефани присесть рядом. — Послеполуденный чай с пирожными в гостиной был ежедневным ритуалом, который мне очень нравился в то время. Конечно, здесь все не так.
— Не совсем. — Стефани старалась казаться веселой. — Нет антиквариата, индейских ковров и расставленных повсюду семейных фотографий. Но есть прекрасная мебель, картины и прохладные мраморные полы под ногами. — Стефани сбросила сандалии и поджала под себя ноги. — Моим любимым временем был воскресный поздний завтрак, — мечтательно вспоминала она. — Яйца «Бенедикт», кофе с молоком и музыка Вивальди из гостиной.
— Воспоминания — прекрасная вещь, — мягко заметила бабушка, — они соединяют нас с прошлым.
Стефани подумала, что воспоминания не всегда приятны. В то время ее жизнь не была отягощена виной, стыдом и ложью. Она была молода, беззаботна и отчаянно влюблена в неподходящего мужчину. Если бы отец узнал, что она отдала свою невинность каменщику, он бы убил их обоих.
— Наверное, это так.
— Но их не всегда достаточно, дорогая моя.
— Достаточно для чего?
— Чтобы сделать тебя счастливой. — Бабушка с любовью посмотрела на внучку.
— Я счастлива. — Стефани улыбнулась. — Почему ты думаешь иначе?
— Я надеялась, что ты скажешь мне, пока к нам не присоединилась твоя мать. Ты же не сможешь свободно говорить в ее присутствии. — Анна подняла изящный серебряный кофейник и разлила чай «Граф Грей» по тонким фарфоровым чашкам.
— Да, мне не нравится, как отец обращается с нею, если ты это имеешь в виду. И я просто не выношу претенциозного позерства Виктора. Но я стараюсь, чтобы это не мешало делу, ради которого мы здесь. Я же знаю, как тебе хочется воссоединить семью.
— Это верно, но я давно поняла, что единственный человек, который может изменить Брюса, это Вивьен. Боюсь, пока она не сделает этого, ни ты, ни я не сможем ничем помочь. Что же касается Виктора, он ведет себя как гнус — так же раздражает. — Анна положила в чай дольку лимона и передала чашку с блюдцем Стефани. — Как прошла твоя встреча вчера вечером?
— Спасибо, очень хорошо, — осторожно ответила внучка.
— Вы с Матео вроде неплохо ладили?
— Да.
— Тогда что же сегодня пошло не так?
— А почему ты думаешь? — выдавила Стефани, старательно отворачиваясь, чтобы скрыть выступивший румянец.
— Я следила за вами и заметила, как в ваших отношениях в мгновение ока вместо палящего зноя наступил мороз. И я знаю, что ты жалеешь о приезде на Ишиа. Но не из-за отца и не из-за брата. Это все из-за Матео де Лука, и не пытайся разубедить меня. В чем дело, Стефани? Матео чем-то тебя оскорбил?
Тишина затянулась, но бабушка терпеливо ждала.
— Нет, — наконец призналась Стефани, — это я оскорбила его.
— Он заслуживал этого?
— Нет. То, что я сказала… в чем его обвинила, несправедливо.
— И что ты собираешься сделать, чтобы восстановить хорошие отношения?
— Ничего.
— А извиниться? Или объяснить, почему ты так себя повела?
— Матео дал мне ясно понять, что ему не нужны ни извинения, ни объяснения.
— Но ведь что-то вынудило тебя высказаться так. Мы все временами говорим то, чего не должны. И здесь главное — найти в себе силы признать это. Поговори с ним.
— Здесь все гораздо сложнее, чем ты думаешь, бабушка. — Стефани глубоко вздохнула. — Все… очень сложно.
— Потому что он был твоей первой любовью?
— Ты знаешь?
— Ну, надо быть слепой и очень глупой, чтобы не знать, дорогая!
Стефани похолодела. Она же была так осторожна, ждала, пока спальня дедушки и бабушки погрузится во тьму, и только потом тихонько уходила из дома, чтобы встретиться с Матео.
— И ты не старалась остановить меня?
— Разве можно остановить девятнадцатилетнюю девушку, — засмеялась бабушка, — когда она вся краснеет при упоминании имени одного красивого молодого человека или при его появлении?
— Ах… это! — Щеки у Стефани горели.
— Да, это. А ты что подумала?
— Я… не знаю. Я чувствую себя такой дурой.
— Потому что однажды ты влюбилась в Матео де Лука или потому что боишься, что влюбишься вновь?
Бабушка права. После нескольких лет упорядоченной жизни и относительного спокойствия, ее судьба вдруг снова стала выходить из-под контроля. Оказалось, что любовь не прошла. Достаточно было увидеть Матео рядом с Коринной, как ревность заставила ее сказать обидные слова.
— Ах, бабушка! — вздохнула Стефани. — Это настолько очевидно?
— Боюсь, что да. И это возвращает меня к вопросу о твоих планах по этому поводу.
— Я ничего не могу поделать. Он явно не испытывает ко мне подобных чувств.
— Возможно, потому, что ты воздвигаешь барьеры, не давая ему возможности узнать, какая ты на самом деле.