отказаться: отказ считается грехом. После совокупления она становится святой в глазах богини и возвращается к себе домой[79].
Везде на Ближнем Востоке или в Средней Азии, где историки встречают эту практику, ее неизменно именуют «ритуальной проституцией». Поистине, невозможно сильнее унизить истинную функцию кадишту, священных женщин Богини! Ибо в акте любви мужчины почитали в лице этой женщины саму Богиню, восхваляли ее дар секса, столь мощный, святой и драгоценный, что в благодарность за него стоит возводить храмы и воздавать поклонение. Совокупление с незнакомцем было чистейшим выражением воли Богини и не несло на себе никакой печати позора. Напротив: этих святых женщин неизменно именовали «священными», «непорочными» или, как в шумерском Уреке, ну-гиг – «незапятнанными»[80].
Эта антиисторическая проекция позднейших предрассудков («секс = грех, секс вне брака = проституция») противоречит историческим источникам, подтверждающим высокий статус этих женщин. Например, Кодекс Хаммурапи тщательно разграничивает пять разрядов храмовых женщин и защищает их право служить Богине так же, как служили их матери. Он также проводит четкое различие между священными женщинами и светскими проститутками; ведь в самой фразе «ритуальная проституция» заключено любопытное предположение, что обычной проституции в те времена не существовало.
Разумеется, она существовала; и характерная для всех эпох меркантильность «девушки, живущей от себя» ярко проявляется в дошедшем до нас анекдоте об одной из самых знаменитых египетских куртизанок, Архидике. Слава о ее сексуальном искусстве была столь велика, что мужчины губили себя ради ее благосклонности. Один искатель, отвергнутый, поскольку не мог заплатить требуемую цену, вернулся домой, лег спать и увидел сон о том, как занимается любовью с Архидикой. Узнав об этом, разъяренная Архидика привлекла его к суду, заявив, что он все же насладился ею и должен уплатить положенную цену. Суд признал законность этого требования, однако, после долгих обсуждений, включил в решение такой пункт: поскольку клиенту всего лишь снилось, что он наслаждается Архидикой, пусть он во сне ей и заплатит![81]
Поэтессы, жрицы, царицы, матери, влюбленные, спортсменки, воительницы и алчные куртизанки – отдельные женщины, чьи имена впервые звучат в истории человечества, являют собой впечатляющее зрелище. Никто еще не внушал им, что женщины физически слабы, эмоционально нестабильны или не тверды умом, так что они вошли, например, в анналы минойского Крита как купчихи, ремесленницы, мореплавательницы, крестьянки, колесничие, охотницы и служительницы Богини, явно не ведая об открытии более «цивилизованных» обществ, что женщины якобы «от природы неспособны» ко всем этим ролям. Женщины оставили о себе память на всех уровнях, во всех родах занятий: от блестящей Аспазии, куртизанки, ученой и политика, подруги Перикла в Афинах V века до н. э., до ее современницы Артемисии, первой известной нам женщины-капитана корабля, чье командование флотом в битве при Саламине было столь гибельным для греков, что афиняне объявили огромную награду за ее голову. К несчастью, Артемисия выжила в Греко-персидских войнах лишь для того, чтобы умереть от любви – броситься в море с утеса, когда ее отверг некий юноша.
Все это были реальные женщины, абсолютно живые даже в миг смерти – женщины, хорошо знавшие свою силу. Их сильные стороны признавались и утверждались множеством общественных обычаев и законных прав, о которых рассказывают многочисленные исторические свидетельства: правом на физическую и сексуальную свободу, доступ к власти, образованию, полноценное гражданство, правом распоряжаться своим состоянием и имуществом, правом на развод, на опекунство над детьми и совершение финансовых сделок.
Ценность, которую придают женщине законы и обычаи тех времен, восходит к особому женскому статусу; а он, в свою очередь, исходит напрямую из восприятия женщины как воплощения Великой Богини. Разумеется, у каждой страны, племени, города и даже деревни была своя версия «Госпожи»: однако эта фигура универсальна. Своим почитателям она казалась вечной:
Я Исида, повелительница всех земель. Я установила законы для всех, назначила то, чего никто не может изменить… Я та, кого среди женщин именуют божественной: я отделила землю от неба, сделала ясными пути звезд, предписала путь солнцу и луне… Я свела вместе мужчин и женщин… То, что я предписала как закон, ни одному мужчине не разрушить[82].
Что побудило мужчину принять этот вызов? Или сперва следует спросить: какова была роль мужчины в изначальной драме поклонения Великой Матери? Временный любовник, жертвенный царь, легко заменяемое орудие. Женщина была всем, он – ничем. Не слишком ли это? В огромной и все расширяющейся вселенной человеческого сознания необходимо было какое-то место, какое-то значение и для мужчины. Однако, когда борьба за осмысление жизни вошла в свою следующую стадию, люди сочли, что единственный выход – перевернуть существующее вероучение вверх тормашками. Мужская гордость восстала, бросила вызов женской власти и начала войну полов, разделившую человечество на грядущие тысячелетия; мужчина принялся утверждать свою мужественность через смерть и разрушение всего, что делало женщину Великой Матерью, Богиней, воительницей, возлюбленной и царицей.
3. Восстание фаллоса
Святой Шива, Божественный Линганавт,Небесный Корень, Надмирный Пенис,Господин Фаллос, твой сияющий лингамСтоль велик, что ни Брахма,Ни Вишну не в силах измерить его протяженность.Индуистская молитваОн пустил стрелу, и она пронзила ее чрево,Он распластал ее внутренности, рассек ей сердце,Он погубил ее жизнь,Он поверг ее тело и встал над ним, как победитель.Царь Мардук побеждает Великую Мать в вавилонском эпосе о сотворении мира, около 2000 года до н. э.
Мужчины стремятся уничтожить в женщине все свойства, придающие ей мужскую силу, ибо в их глазах она уже вооружена ни с чем не сравнимой силой – способностью приводить их в мир.
Норман Мейлер
«В начале, – пишет Мэрилин Френч, – была Мать». Эта мать, какой видели ее «дети», остается с нами и по сей день: ее великанские груди, выпирающий живот и ягодицы, широко раскрытая вульва и толстые, как бревна, ноги дошли до нас в знакомых статуэтках, которых в одной только Европе находят десятки тысяч. Рядом с этой мощной стихийной силой человеческий мужчина и впрямь выглядит довольно жалко. Каждый миф, каждая хвалебная песнь Великой Богине по контрасту подчеркивает незначительность мужчины, часто в едко сатирических тонах: так, иллюстрированный Папирус Тамениу времен XXI египетской династии (1102–952 гг. до н. э.) изображает нагую Богиню накрывающей собой весь мир: ее усеянные звездами груди, живот и промежность сияют в небесах, а бог-мальчик Геб, распростертый под ней на земле, тщетно старается достать до нее воздетым фаллосом; хоть он и изображен преувеличенно крупным, но для такой задачи явно не подходит. И этим сексуальные унижения со стороны Великой Матери не ограничивались. У канадских виннебаго храбрец, хоть однажды увидевший во сне Богиню, знал, что отныне ему предназначена ужасная судьба кинэда: его принуждали носить женскую одежду и во всем подчиняться сексуальным желаниям других мужчин. Подобных примеров страшной и неоспоримой власти Богини известно бесчисленное множество, в самых разных культурах; как объясняет Роберт Грейвз, «под властью Великой Матери господствующим полом была женщина, а мужчина – ее запуганной жертвой»[83].
Ибо, когда весь смысл, вся магия, вся жизнь принадлежали женщине, в жизни мужчины вовсе не оставалось ни значения, ни цели. «Младенец, кровь, крик, танец – все это дело женщины, – говорил один австралийский абориген. – Мужчинам остается только совокупляться». По мере того как пробуждалось и углублялось сознание человека, на место этой пустоты приходила зависть – «зависть к матке, протест мужчины, пораженного, по-видимому, эксклюзивной властью женщины создавать новую жизнь». Оскорбленные монополией женщин на все природные ритмы, мужчины начали изобретать свои собственные. Однако поначалу эти мужские ритуалы были всего лишь попытками подражать биологической работе женского тела – что многие ныне существующие первобытные культуры открыто признают: «В начале у нас не было ничего… все это мы взяли у женщин»[84].
Подобных имитаций множество по всему миру: типичный случай – отвратительный ацтекский ритуал, при котором жрец, совершающий жертвоприношение, надевает содранную кожу жертвы. Затем он «разрывает кровоточащую человеческую кожу и является из нее, как росток из зерна», становясь одновременно и самой новой жизнью, и тем, кто дарует новую жизнь силой своей магии[85]. Еще более ужасное испытание ждало каждого мальчика, проходящего инициацию, в австралийском племени аранда:
…ритуальный «хирург» берет пенис мальчика, вводит глубоко в уретру длинную тонкую кость, а затем снова и снова рассекает пенис заостренным кремнем, используемым как скальпель. Он прорезает слои плоти,