— Похоже на то, господин гауптман.
— Для тебя — Август. Погоны уже ничего не значат, всех в одной могиле песком забросают на днях… Как думаешь, Макаров в самом деле сможет воду добыть?
— Очень на это надеюсь, — унтер поежился под налетевшим порывом ветра и поднял потрепанный воротник мундира. — Парень бедовый. И удачливый. Сколько с нами — и ни царапины. И головорезы у него — все как на подбор, хоть сейчас в гренадеры записывай. Когда они рванули русского гауптмана отбивать, я их сначала похоронил. Там форменная мясорубка была. Но ведь вернулись, и даже раненых сколько-то с собой притащили.
— Это точно… Значит, будем верить в его счастливую звезду. С погодой он угадал, в самом деле буря начинается.
Попробовав получше устроиться на песке, Дирк спросил:
— Август, ты в самом деле считаешь, что без вариантов? В Румынии ведь тоже бывало паршиво.
— Боюсь, это куда хуже. Нас поймали почти со спущенными штанами. Сунулись бы в деревню — всех бы закопали. Так хотя половина роты в живых осталась… Вся артиллерия и конница Рейха поддерживают атаку на Триполи. Часть гоняет оборванцев между нами и основными частями. До ближайшего гарнизона в Марзуке неделя пути. Но толку нам от той инвалидной команды? Все равно в окружении… Поэтому — окапываемся и держимся зубами за проклятые камни. Другого ничего не остается. Попробуем заставить томми умыться кровью. Пусть запомнят, как умеют драться настоящие сыны Нибелунгов.
— Это точно. Островные обезьяны надолго запомнят Сахару. Мы их заставим, Август… Жаль, что ты так и не получишь надел на отвоеванных землях. Я бы попросил у тебя кусок земли, построил бы ферму и нянчил детей… Может быть — в следующей жизни.
Глава 4
За брезентовой стеной палатки выл ветер, щедро делясь песком и рыжей пылью, поднятыми с бесконечных барханов. Уставившись на огонек коптилки, Чарли Флетчер думал, что ему завтра сообщать в Лондон. Первый день драки с джерри закончился на редкость неудачно. Треть черномазых перебили, среди наемников тоже серьезные потери. Никто не ожидал, что найденный крохотный отряд окажется настолько зубастым. И проклятые картечницы — они не смолкали ни на минуту, выкашивая дикарей пачками. Если бы не артиллерия, то Чарли не удивился бы, увидев германский флаг над пустой деревней. Пока же — формально паритет. Раненый зверь засел в холмах, охотники кружат рядом и думают, как бы заполучить шкуру, уцелев самим. Да еще эта проклятая буря, заставила взять паузу в столь неподходящий момент. Боевой запал сойдет на нет и погнать сброд навстречу свинцовому дождю будет намного сложнее.
За крохотным тамбуром послышалась возня, затем матерная тирада и внутрь протиснулся американец, отряхиваясь, словно собака после купания в грязной луже.
— Вечер… Добрым не назову, но мы хотя бы живы. Особенно вы, Флетчер. Как прошел день за штабными картами?
— Дерьмово. К моему счастью, я ненароком с утра навернулся на камнях, подвернул ногу и поэтому разглядывал эпическое сражение с холмов. Не пошел ближе.
— Разве что-то было видно? Сплошные взрывы, трескотня выстрелов и табуны дикарей, бегавших туда и обратно.
— У меня была подзорная труба, подарок отца. Цейсовских биноклей не подвезли, пользовался ей.
Подтащив поближе пустой ящик из-под вина, Гарнер взгромоздился поверх и фыркнул:
— Что не отнять у немцев, так это умение делать оптику. Ваши или французские поделки даже сравнивать смысла нет… У меня в кармане только театральный бинокль, забыл выбросить в свое время. Даже не стал доставать, чтобы не позориться… Но в целом, какие итоги?
Достав серебрянную фляжку, Чарли показал ее собеседнику. Гангстер молча отказался. Тем лучше, самому больше достанется.
— Я бы после полученной оплеухи выгнал всех из лагеря, нарыл окопов вокруг холмов и ждал, пока ублюдки сдохнут от голода и жажды. Пара месяцев — можно брать их голыми руками. Их слишком мало, на серьезный прорыв сил не хватит. Но Эшли рвется в бой. Ему за день телеграммами всю плешь проели. Лондон давит, им нужны успехи. Кто-то успел нараздавать гору пустых обещаний, газетчики и чистая публика мечтают о сокрушительных победах. Разгромить тевтонов на землях лягушатников — что может быть лучше?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Неужели подполковник на это купился? Он мне показался соображающим офицером.
— У него на загривке Маршалл, которому с побережья лучше видно, как именно нужно воевать в песках. Кроме того, мы просто угробили часть дикарей, разменяв их десять к одному. И обезьян еще достаточно для одной-двух серьезных атак. Завалить телами, перерезать нитку на север от Марзука, затем победным маршем к побережью. Враги давят на Триполи, граница с Алжиром под ударом, как и банды, которые собраны в тех районах. Если мы не разгромим тылы джерри, не обозначим свое присутствие на чужих коммуникациях, даже хилое снабжение обрежут. И про награды лучше не заикаться.
— Замечательно… Сколько там ублюдков окопалось? Батальон?
— Рота. Вряд ли больше.
— Рота… У нас десятикратный перевес в живой силе, артиллерия, броневики и толпа бабуинов с копьями в загребущих лапах. Наверное, я понимаю боевой задор Эшли. Наверное, он не один мечтает о победе.
— Скиннер тоже мечтал. Получил пулю, когда командовал последней атакой… Из двух батарей собрали одну, половина орудий из-за песка и перегрева не может быть использована. Снарядов по одному ящику на ствол. Фугасы сегодня высадили все, осталась одна шрапнель. Заказанные боеприпасы будут через неделю, не раньше. Ирландцы пока не бунтуют, но уже шепчутся, что просто так на убой не пойдут… Еще эта буря. Если продлится несколько дней, остатки боевого духа развеются, словно туман.
— Ветер стихнет уже завтра, мне про это рассказали местные шаманы, — проворчал Гарнер, доставая сигарету из мятой пачки. — Я сумел подговорить часть команды, обшарили место побоища, набрали три мешка всякой дряни. Кто-то из черномазых попытался орать, что это их имущество, пришлось пристрелить… Так вот, их вожди собираются отдохнуть и приготовить какое-то мрачное колдовство. Не сейчас, но завтрашней ночью пойдут в атаку. Вроде как местные духи готовы помочь избитому воинству и теперь храбрость согнанных в пустыню племен станет безмерной.
— Что это значит? — удивился британец.
— Без понятия. Но еще раз напомню про грузовик. По моему опыту развлечений с разными амулетами и прочим дерьмом, все обычно заканчивается великим драпом. По-крайней мере, я всегда практиковал этот метод, благодаря чему до сих пор жив. Даже после того, как один из дрянных городишек в Техасе сожрали муравьи размером с кулак. Тоже придурки пытались поиграться с новыми штуками, добытыми в разоренных могилах. Кстати, вояки. Хотя, чему удивляться? Иногда мне кажется, что у них в башке одна кость. Задал им направление и дальше уже до победного конца.
Допив виски, Флетчер убрал фляжку и вздохнул:
— Грузовик я прибрал к рукам. И без меня он точно не поедет. Местечко для вас приготовить?
— Нет, мы уматываем сразу, как стихнет ветер. Может быть, даже успею сверху посмотреть, как подполковник доблестно завершает резню.
— Не боитесь, что кто нибудь попробует забраться на борт без спроса?
— Я давно ничего не боюсь, дружище. Опасаюсь многого — это да. Но не боюсь. А для тех, кто вздумает сунуться без билета, у меня в запасе есть новинки от Томпсона. Дикая вещь — ручной пистолет-картечница с магазином на пятьдесят патронов. Я успел прихватить несколько штук, когда отправился в путешествие. В газетах уже окрестили “Чикагским пианино”. Ребята успели проверить в деле, пока армия не наложила лапу. Точность у этих молотилок паршивая, на тридцати шагах в пивную банку не попадешь. Зато против толпы — страшная штука. Уже выдал команде, чтобы дали прикурить всем и каждому в случае проблем.
Прислушавшись к завыванию ветра за тонкой брезентовой стенкой, Гарнер сунул мрачному британцу сложенный листок с номером телефункена и адресом на будущее, попрощался и ушел в ночь, к дирижаблю. “Колбасу” заплели канатами в одной из огромных промоин, выкорчевать откуда не сможет никакая буря. Но, заполучив вожделенные амулеты, американец решил зря не рисковать и улетать при первой возможности. Его обостренное чувство потенциальных неприятностей уже в голос вопило, что местные вояки вот-вот и наскребут на пятую точку разнообразных развлечений. Которые в Африке обычно оканчиваются одинаково: тебя или сожрут, или закопают в ближайшей вонючей яме.