и оба едины!
Заклинание завершилось… и кристаллик на полу изменил цвет! Белое стало черным, Душа Света превратилась в Душу Тьмы, пространство вокруг пошло волнами, а в потолок ударил столб чистого разрушения!
Энергия высвободилась колоссальная. Креол зашатался, но устоял, поскольку в этом заклинании он был просящим милости. Внутри него тоже все пошло ходуном, сознание как будто раздвоилось, он взглянул в лицо самому себе… и потому не видел, как кричат архимаги, как усмиряют они бурлящую Тьму, как со всех сторон наползают защитные и очищающие поля.
Когда Креол проморгался, то увидел ясное небо. Взорвавшаяся Душа Тьмы уничтожила крышу, и хорошо еще, что только ее. Архимаги сумели уберечь себя и остальных, сумели защитить большую часть здания, но вместо шести этажей в башне Гильдии стало пять с половиной.
Шурукках смотрел на Креола одновременно гневно и восхищенно. Остальные — тоже с очень смешанными чувствами.
— Это возмутительно, мастер Креол, — сказал Верховный маг. — В состав подобных заклинаний следует включать экранирование с поглощением энергий.
— Или хотя бы предупреждать, что именно ты собираешься сделать! — крикнул Менгске.
— Я предупреждал, — буркнул Креол.
— Недостаточно настойчиво!
— Это очень хороший Шедевр, — признал Эллильнерари. — Это действительно Шедевр. Сам ли ты до этого додумался?
— Конечно, сам. Клянусь чреслами императора Энмеркара — да будет он жив, цел, здрав.
Все маги отличают ложь от правды на слух… если только лгущий — сам не маг. Или просто не человек, умеющий обманывать магов. Или настолько бессовестный лжец, что он сам верит в свою ложь.
В общем, не всегда это работает.
И однако Утухенгаль подозрительно принюхался. Придворный маг отличался особенной чуткостью ко лжи, и сейчас он уловил в клятве Креола что-то… не совсем честное.
— Брешешь, юноша, — проворчал он. — Чесноком воняет.
— Я лепешку с чесноком съел, — честно ответил Креол.
Креол знал, чем для великого Утухенгаля пахнет ложь. Поэтому, разумеется, заранее наелся чеснока. И все-таки придворный маг Энмеркара не поверил ему до конца.
— Хм... — прищурился Утухенгаль. — Нет, тут что-то еще… демоны тебя этому научили?!
— Нет, — уставился ему прямо в глаза Креол. — Я придумал это заклинание, когда увидел свет зари.
— Вдохновение, значит… ну ладно, — неохотно кивнул Утухенгаль.
— Что ж, действительно великие вещи создаются благодаря озарению… или вдохновению, — подытожил Шурукках, глядя в небо. — Поэтому маги-ремесленники остаются подмастерьями, в то время как те, кто видит в магии Искусство, становятся мастерами. Как ты, Креол. Мы официально присваиваем тебе звание мастера третьего уровня.
— Да! Я Мастер Третьего Уровня! — не удержался Креол.
— Нет-нет, я оговорился! — торопливо поправился Шурукках. — Ты маг, маг третьего уровня! То есть мастер!
— Не надо лишних слов, о Верховный Маг, — поклонился Креол. — Все слышали — я Мастер Третьего Уровня.
— Веселый паренек, — хмыкнул Эскетинг. — Он мне нравится.
Выходя из башни, Креол был почти так же счастлив, как три с половиной года назад, когда окончил ученичество. Теперь он мастер. Мастер! Это значит… значит…
— Пойду поем, — сказал Креол.
Но вначале он решил принести жертвы богам. Далеко идти не нужно — башня Гильдии в храмовом квартале, тут на каждом шагу святилища. В порыве чувств Креол принес жертву Энлилю, потом Шамашу — и завернул к Инанне.
Ее благодарить было особо не за что, но Креол хотел зайти в обитель харимту. Эти священные блудницы гораздо красивее, чем портовые кар-кида, и плату берут такую, что всякий сброд к ним и не притрагивается. Обычно Креол на них не тратился, но сегодня день воистину особенный.
Пройдя мимо статуй львов на задних лапах, маг вступил в тройную арку и остановился у статуи богини любви. Он возложил на алтарь богатые дары — рыбу, мясо, земные плоды, цветы и вино. Жрица в полупрозрачном красном одеянии улыбнулась щедрому жертвователю и осенила его кольцом с поперечной полосой.
— Ты желаешь о чем-то попросить Прекраснейшую или за что-то отблагодарить? — певучим голосом спросила она.
— Спасибо ей за то, что она есть, — хмыкнул Креол. — Сегодня я стал мастером Искусства, и хочу, чтобы боги знали, что я благодарен за все и не хочу оставаться в долгу.
— Это великая честь — принимать в стенах храма мага, — прощебетала харимту. — Как твое имя, о мастер Искусства?
— Креол, сын Креола, внук Алкеалола…
Что-то произошло. Глаза жрицы странно блеснули, и она воззрилась на него с новым интересом.
— Внук Алкеалола?.. — повторила она.
— Да… а его что, хорошо знали в этом храме? — удивился Креол.
— В глазах Инанны он образец благочестия, — озорно улыбнулась жрица.
— Ну что сказать — я от него недалеко ушел, — выпятил грудь Креол. — А надеюсь и превзойти!
— Это возможно только с практикой. Большим количеством практики. Пойдем же, мастер Креол. Священнодействие ждет.
Креол позволил провести себя по длинному коридору. Здесь было не так, как в храме Этеменанки — за алтарем начиналось уютное, изысканное убранство. Множество комнат, застланных коврами и украшенных скульптурами. Из некоторых доносились приглушенные звуки.
В одну из этих комнат харимту завела и Креола. Он снял одежды и совершил омовение. Струящаяся ткань соскользнула по нежной коже, и жрица осталась обнаженной. Сияющая красотой, она ступила к ложу, и Креол ухмыльнулся, припоминая порядок малого цикла расслабления.
Все было как обычно. Креол уже посещал обители харимту, хотя и нечасто. Однако… он только что преобразовал Душу Света в Душу Тьмы. В нем все еще жила эта странная раздвоенность, и он ощущал окружающий мир не так, как прежде. Особенно остро, особенно четко.
И коснувшись руки харимту, он вдруг почувствовал… это сложно было описать. Нечто куда большее, чем обычная женщина. Нечто… нечто подобное он испытывал, испив из колодца Харута и Марута.
Маг пристально посмотрел в глаза жрице. Посмотрел так, как вглядывался в его темную воду. То, что он увидел дальше, поразило его до глубины души и смешало разум. Это было одновременно прекрасно и ужасно, бесконечно притягательно и абсолютно невыносимо.
— Кто ты? — хрипло спросил Креол.
— Не смотри! — воскликнула жрица.
Маг резко отвернулся. На лбу выступила испарина. Еще мгновение — и он мог обезуметь или рухнуть без чувств.
Но это не так плохо, как то, что могло произойти, если бы он не посмотрел.