Мы толпой пошли в отель, зажав в руках пропуска словно талисманы. Пожилая женщина, закутанная в шаль, обратилась ко мне:
– К своему, едешь, девонька?
– Да, к мужу, – ее сухонькая рука ободряюще похлопала по моей. – А вы – к сыну?
– Да, к моему, Джейми, такой ладный паренек, – я увидела слезы на ее глазах. – Я здесь уже два дня, а они все не отправляют... – ее плечи задрожали под шалью. —
Мне бы только добраться, до моего Джейми, я выходила бы его.
Женщины приглушенными голосами говорили о своих надеждах, потому что не осмеливались говорить об опасениях – и только старик в углу напротив сидел молча, его морщинистые, в набухших венах, руки вцепились в палку, выцветшие голубые глаза были полны отчаяния.
Нам принесли еду, которую я жевала и глотала, не чувствуя вкуса. Наконец женщина в униформе вывела нас наружу и привела в купе, где в дальнем углу дремали двое усталых солдат. Мы скоро замолчали, каждый из нас закутался в покрывало собственного горя, а ритмично вращающиеся колеса поезда словно выстукивали предупреждение: «Зверь умирает, Зверь умирает...» Я зажала уши руками, чтобы приглушить звук, но все-таки различала настойчивую нотку: «Умирает... умирает... умирает...»
Колеса замедлили ход и остановились. Поезд содрогнулся и медленно пополз назад. Я в тревоге подняла голову, но один из солдат успокаивающе сказал:
– Это разъезд – мы пропускаем другой поезд, может быть, санитарный.
Но мимо с стуком проехал не санитарный поезд, а хуже, много хуже. На его платформах под маскировочным брезентом угрожающе торчали дула пушек. Я видела их на фотографиях в газетах – все мы видели их, – но даже не представляла, что они такие большие, такие огромные. «Несколько осколочных ранений в левую руку и ногу», – сказал генерал. Солдат попытался завязать со мной разговор, но я не могла его поддерживать. Я была в состоянии только держаться за венчальное кольцо – кольцо Лео, волшебное кольцо, которое Зверь дал Красавице, чтобы она могла вернуться к нему.
Останавливаясь и снова трогаясь в путь, поезд тащился вперед. На каждой остановке я желала, чтобы он поехал, а когда он трогался с места, я желала, чтобы он ехал быстрее – но он не ускорялся, были только задержки и стучащий припев: «Зверь умирает, Зверь умирает...»
Наконец, под низкое шипение клубов пара, поезд содрогнулся и остановился под лампами станции. Я поднялась, но солдат сказал: «Это Донне-Камьер», и я снова опустилась на жесткое сиденье, глядя, как старик напротив меня трясущейся рукой забрал шапку, а другой оперся на палку, чтобы подняться с места. Старик выбрался вниз по ступенькам на платформу, мгновение постоял на ней, а затем заковылял прочь и исчез из виду. Он так и не проронил ни единого слова.
– Этапль, когда мы прибудем в Этапль? – обратилась я к солдату.
– Это следующая остановка, – доброжелательно взглянул он на меня. – Мы скоро будем там.
Когда мы достигли Этапля, давно стемнело. Тусклый свет ламп отражался на блестящей от сырости поверхности платформы. Мои трясущиеся ноги вынесли меня под дождь и ветер – в толпу и шум.
Вперед выступила фигура в серой униформе.
– Родственники сюда! – раздался женский голос, громкий и повелительный. Когда мы собрались вокруг, она коротко сказала: – Я отведу вас в гостиницу, до завтра вам нужно выспаться.
Не успела я заговорить, как шотландка спросила:
– Джейми, мой Джейми?
– Вы увидитесь с ним завтра. Сейчас уже слишком поздно для посещения госпиталя. Пожалуйста, следуйте за мной.
Слишком поздно, слишком поздно – Зверь умирал, я должна была найти его сейчас же. Я осторожненько ускользнула в сторону, в глубокую тьму, и дождалась, пока не затихнет звук шагов. Затем я подошла к солдату, стоявшему на страже у барьера.
– Пожалуйста, как пройти к госпиталю номер двадцать три?
– Туда, – указал он пальцем. – Идите прямо через деревню Итеп, а на ее другой стороне увидите указатель.
Выйдя из-под навеса станции, я пошла по скользким булыжникам, низко опустив голову, чтобы защититься от дождя. Я прошла мимо домов, затем по грязной, замусоренной соломой площади. Перейдя ее, я пошла по другой мерзкой улице, пока дома не кончились, и впереди не появилась равнина. Спотыкаясь и поскальзываясь в темноте, я тряслась от страха и задыхалась от усталости – но я должна была найти Лео, должна. Санитарная машина загудела мне и пронеслась мимо – сзади у нее был красный крест в белом круге, и я пошла вслед за ним, дальше и дальше. Затем впереди показались фары другой санитарной машины, сворачивающей с дороги, и при их свете я увидела черные буквы на белой доске: «Главный госпиталь № 23».
Ускорив шаги, я погналась за машиной, но когда я достигла ворот госпиталя, она уехала далеко вперед. Я замедлила шаг и огляделась. Лампы, висевшие высоко на столбах, тускло освещали ряды парусиновых бараков, тянущиеся вдаль. Госпиталь был большим – я даже не представляла, что он может оказаться таким большим, – но я заставила себя идти, мои глаза отчаянно искали другие указатели. Я нашла их, но надписи ничего не говорили мне, и я начала паниковать. Но я должна была найти Лео, должна. Я сосредоточилась на мысли о Красавице, ищущей Зверя, но та бежала искать его по зеленой траве, среди запаха роз, а я спотыкалась и поскальзывалась в грязи, и все вокруг пропахло гниением. Рыдания душили меня, но я боролась с ними – я должна была найти его, должна. Я упрямо брела дальше.
Мимо меня проехала еще одна санитарная машина, и я увидела впереди огоньки и услышала звуки голосов. Я поспешила туда и вскоре вышла на ярко освещенную площадку, где разгружали санитарные машины. Мужчины шли по дощатому настилу, пошатываясь под тяжестью нагруженных носилок, за ними хромали раненые, с ногами в шинах и руками на перевязи. Передо мной появились трое мужчин, держась друг за друга, я шагнула вперед и увидела это – окровавленный, перебинтованный торс среднего мужчины, беспомощно висящий над местом, где должны быть ноги. Мое «пожалуйста» застряло в горле, я в ужасе шарахнулась в сторону, отчаянно озираясь по сторонам – это был сам ад, где всепожирающее пламя лизало и жгло грешников, корчащихся в тщетных попытках уклониться от него.
Это видение мелькнуло и исчезло, но оставило меня в таком потрясении, что я не могла заставить себя подойти туда и попросить помощи. Вместо этого я повернулась и отступила в лабиринт бараков. Я тщетно искала, бродя от одного скользкого прохода к другому, пока не набрела на небольшой барак. Он был меньше других строений и стоял поодаль, его размеры и скромность воодушевили меня. Я хотела подойти к нему, постучать в дверь и попросить помощи. Но едва я направилась к двери, как она открылась, и я увидела, что было внутри – человек со сверкающим ножом в руке, затем вспышка стального лезвия, нож опустился в живую плоть, и алой волной полилась кровь.