Тот снимает свой комбинезон. Снимая, поет. И не невесть что. Поль поражен. Редко услышишь, чтобы так пели. Особенно это. Удивляет Поля то, что Премини поет тему Паркера, крайне сложную, как и все темы Паркера, поет ее чисто, на удивление точно. Это его удивляет настолько, что он ему это и говорит.
Полагаю, вам уже говорили, говорит Поль. Что? спрашивает Премини. Вы чудным образом похожи на Джерри Маллигана, говорит Поль. Мне уже говорили, отвечает Премини, думая: Между нами, лучше я был бы похож на Чарли. На Маллигана великой эпохи, продолжает Поль, эпохи «Walkin’ Shoes» и «Bernie’s Tune», знаменитого квартета с Брукмейером. С Четом Бейкером, уточняет Премини. Да, точно, соглашается Поль. Нет, это все-таки был Брукмейер. Неважно, говорит Премини. Он изменился, и сильно, говорит Поль, теперь у него борода и длинные волосы. Я знаю, говорит Премини. Я летал в Нью-Йорк и слушал его там живьем, продолжает Поль. Вы летали в Нью-Йорк, чтобы слушать его живьем? спрашивает Премини. Поль усмехается. Нет, отвечает он, я был в Нью-Йорке и пошел его слушать. Ну и? спрашивает Премини. Поль задумывается, как бы заставляя себя просить. Полю нравится внезапная мысль, внезапное удовольствие от заинтересованности этого парня. Он все еще очень хорош, отвечает он, звучание уже не такое, но. Но что? спрашивает Премини. Он играл и на альте, отвечает Поль, и это меня удивило. Ах вот как, протягивает Премини.
Он сворачивает комбинезон. Поль продолжает думать вслух. Он вспоминает, как стоял там, рядом с Маллиганом, как обратился к нему, улыбается, вспоминая его любезность, как сказал ему: Я француз, здесь проездом, а Маллиган предложил ему остаться на следующий сет.
Премини идет вдоль грузовика, залезает в кабину, вылезает, возвращается с папкой в руке и обращается к Полю: Теперь ваша роспись.
Вы музыкант? спрашивает Поль, беря синюю ручку «Бик-клик». Где подписать? Там, внизу, справа, указывает Премини: Я играю на альте. Вы играете на альте? спрашивает Поль, подписывая. Да, отвечает Премини, восхищаясь росписью Поля. Вы играете просто так, для удовольствия или? спрашивает Поль возвращая ему ручку «Бик-клик». Время от времени, отвечает Премини, на буднях в барах, по городу, а каждое воскресенье в монастыре.
3
ДЖАЗ В МОНАСТЫРЕ
Каждое воскресенье.
С 15.00 до 19.00.
БАЗИЛЬ ПРЕМИНИ, альт-саксофон.
ЖОРЖ ВАЛЬМОН, труба.
ЖЕРАР НАССУА, контрабас.
ПАТРИК ГРЕСС, фортепиано.
КЛОД ЛАКЛО, ударные.
3.1
От основания до вершины, гора — это сначала один вираж, затем другие, долгая серия виражей, скандируемая участками с открытым небом, видами на долину, лесами с зелеными елями и, наконец, в заключение вираж. Мы уже на вершине? спрашивает Жанна. Не совсем, отвечает Поль, но монастырь хотелось бы увидеть.
По поводу монастыря. Да, это все-таки монастырь. Ну да, монастырь. Но, в общем, довольно уродливый, неказистый. Заурядное длинное сооружение — типовое вероломство, — построенное, предположительно, совсем недавно, переделанное как-то или замаскированное под что-то, это надо видеть, обезображенное в протестантском духе. Отсюда разочарование Поля. Относительное. Но все же. Да еще все эти виражи с каким-то бельгийцем на хвосте, который подталкивал Поля к явной неосторожности. Не гони, говорит Жанна.
Номер бельгийский. Японская машина с бельгийским номером. Бельгийцы как американцы, они все делают как американцы, вот и перешли на японские машины. Моя is fantastic, сказал бы этот бельгиец Полю, если бы ехал впереди него. Этот бельгиец меня поджимает, говорит Поль. Не обращай на него внимания, говорит Жанна.
Бельгиец остановился на полпути в палаточном лагере, посреди которого был водружен бельгийский флаг. Поль заметил бельгийский флаг, сказал себе: Хм, бельгийский флаг, затем: Ну и прекрасно, теперь бельгиец от меня отстанет. Поль предположил, что бельгиец едет в свой лагерь. И был прав. Бельгиец и в самом деле отпустил его, свернув довольно резко, чтобы развернуться и задом съехать на поляну, посреди которой был разбит палаточный лагерь.
Отсюда разочарование Поля. Относительное. Относительно чего? Представления, которое обычно складывается о монастыре. Обычно как о чем-то пустом. Да, именно так. А этот наполнен. Вот что меня смущает, думает Поль. Нельзя осмотреть. Это мешает ему думать. Или, скорее, заставляет думать. О чем? Секундочку. О людях, которые в нем. Вот. Незримое присутствие этих людей. Он предполагает, что это мужчины. Назовем их мужчинами. А как еще их назвать? Женщины. Ведь, в общем, возможно, что это женщины. Или и те, и другие, немного и тех, и других, чтобы жизнь продолжалась. Это напоминает ему. Нет, не напоминает, ведь он никогда раньше об этом не думал. Позволяет ему отметить. Или, скорее, заметить, что он в двух шагах от того, чтобы подумать, или на волосок от. Вот-вот. Осторожно, говорит Жанна, ты сейчас свалишься.
Поль, размышляя об архитектурной красоте в соотнесенности с духом или душой людей, которые ею окружены, говорил себе, по сути, самое важное, был близок к тому, чтобы заключить, что, по сути, самое важное, чуть съехал к краю, к обрыву, к пропасти. Он смотрел на площадку чуть ниже, три цветные палатки, три маленькие палатки, три миленькие палатки, две синие, одна красная, этакий бивуак на высокогорье. Красивое место для лагеря, произносит он, пытаясь проявить восторженность от панорамного вида. У этих место получше, чем у бельгийцев внизу, говорит он так, будто это его хоть капельку занимает. Ирония, не иначе. Жанна, уже привыкнув, не отвечает.
Ты видел афишу? спрашивает она. Какую афишу? Там, отвечает она, на стенде. История стенда. История там, на стенде. Стенд подает историю, повествует, излагает, вкратце, факты, обстоятельства, посещения этого места великими, все начинается в веке тринадцатом. Поль понимает улыбку Жанны. Жанна улыбается, думая, будто Поль. И ведь она права. Поль подходит, читает афишу, прикрепленную кнопками к стенду.
Курьезная фамилия у альтиста, произносит он, ты не находишь? Как глагол в повелительном наклонении. Не поняла, говорит Жанна. Поль вздыхает, заранее, про себя, торжествуя: Не премини достать из своей жуткой сумки зажигалку, которая мне нужна, дабы закурить сигарету, которой ты же меня и одаришь. Достань сам, изрекает Жанна.
Поль роется в сумке Жанны. Поль обожает копаться в женском хаосе. Ковыряться в кавардаке, например, у Жанны, где уже нет секретов, но остается таинственность. Он достает зажигалку и сигареты, предлагает одну Жанне, дает ей прикурить, смотрит, как она курит, закуривает сам и говорит: Обожаю курящих женщин, на тебе я женился, потому что ты курила. А я за тебя вышла, потому что ты играл на саксофоне.
Об этом несколько слов. Они познакомились в клубе. Поль играл в квартете на теноре, играл потрясающе. Жанна пришла туда со своей сестрой. Обе сходили с ума от джаза. Ее сестра вышла замуж за ударника.
Пойду осмотрю, говорит Поль, ты пойдешь? Жанна не решается. Иди один, говорит она, я лучше здесь подожду, посижу в машине.
Поль, ступая по гравию на аллеях, проходя вдоль лужаек и клумб с фиалками, видит идущую навстречу монахиню, в первый миг думает увильнуть, останавливается, приветствует, готовится заговорить, не знает, как говорить, как приветствовать, вспоминает о фильме, нет, не «Головокружение», хотя и там, вспоминает того великого гангстера, возможно, это был Роберт Райан или, скорее, Роберт Митчем? затем слышит, как тот вместо него говорит: Здравствуйте, сестра, скажите, сестра, это, наверное, недоразумение, здесь у вас нет джаз-клуба? нет, здесь у вас, наверное, нет джаз-клуба.
Есть, есть, отвечает монахиня. Ее бледное лицо вызывает у Поля жалость. Она не загримирована, как в Голливуде. У голливудских монахинь всегда вид буржуазных неверных супруг, спешащих напялить платье. Они соглашаются наскоро сняться в роли, но никак не желают снять грим. Или же зрители, их поклонники, не желают видеть их без макияжа. Да, наверное, именно так. Впрочем, плевать. Какое мне дело? В конце концов, они имеют право желать понравиться Господу Богу. Кому? Никому, спи уже.