каменных завалов выделялся пятиэтажный дом из серого кирпича. Каким-то чудом его фасад остался практически невредимым. Когда Алан проходил мимо уцелевшего здания, то вздрогнул от внезапного звука, раздавшегося у него за спиной, и отскочил к центру дороги. От стены откололся кирпич и с грохотом разбился на мелкие осколки, докатившиеся до его черных сапог.
Прямо посреди крупного перекрестка возвышалась двухметровая куча безжизненных тел. Двое солдат в коричневой форме, громко пыхтя, притащили на носилках еще одну бездыханную человеческую фигуру и бросили ее к остальным. Грузовой дрон темно-рыжего окраса клешневидными манипуляторами загружал тела в раскрытый отсек, точно краб, пожиравший моллюсков. Мертвецы болтались на весу, как тряпичные куклы. На их маскообразных лицах застыли гримасы удивления и ужаса. Обычно грузовые дроны занимались доставкой боеприпасов и прочих расходных материалов. Алан впервые видел, чтобы «крабы» выполняли функцию могильщиков. Он обошел гору из плоти и крови стороной, испытав приступ отвращения.
Пройдя пару сотен метров, Алан заприметил ржавый остов автобуса. Всего в нескольких шагах росла одинокая осина, ее тонкие веточки уже покрывала молодая листва. С крыши облезлого автобуса на Алана пристально взирали пытливые глаза четырех черных ворон. Они проводили его в путь громким карканьем. Вскоре он добрался центра города, где случился потоп. Подземные воды заполняли кратер, образовавшийся от попадания снарядов. На каменистых берегах этого рукотворного озера, подобно призракам прошлого, бродили люди в темно-синей форме инженерных войск Республики. С помощью роботизированных погрузочных дронов, четырехметровых стальных великанов, они извлекали из завалов остатки артиллерийских орудий и другой техники мятежников.
Алан скакал через вытекавшие из недр земли ручьи, стараясь не напороться на торчавшие из обломков арматуры, чем собрал на себе недоумевающие взгляды инженеров. Он перевел дыхание и стряхнул грязь с сапог, оказавшись на аллее, на которой росли опаленные пламенем войны тополя. Она заканчивалась обвалившейся гранитной лестницей. Алан спрыгнул вниз, минуя раскрошившиеся ступени, и остановился на пороге уединенного сквера, огражденного от внешнего мира густыми кронами ив и кленов. Любуясь чудесным видом, Алан прошел по ковру из диких трав, обеими руками раздвинул мохнатые ветви и проник на территорию запретного сада, вызывавшего у него ассоциации с друидской рощей из древних преданий. Землю устилала изумрудная поросль, достававшая ему до пояса. На фоне мягкого шелеста листвы откуда-то из-за непроницаемой стены деревьев доносились монотонное журчание и бульканье воды. В центре сквера возвышался трехметровый памятник. Алан зашагал к нему, с упоением озираясь по сторонам. Он помнил, что должен достичь северного района и вовремя вернуться, но все же позволил себе короткую передышку.
Подошва сапога ступила на что-то твердое. Под слоем травы ему с трудом удалось разглядеть потрескавшиеся каменные плиты, ведущие к памятнику. Алан внимательно осмотрел многовековое произведение искусства. На полутораметровом мраморном постаменте стояла фигура мужчины из потемневшей бронзы. Половину его туловища покрывал мох. Он был одет в тунику, а суровое лицо обрамляла густая борода. Поднятая правая рука держала факел, а в левой выделялся старинный свиток с орнаментом. Надпись на постаменте стерлась под неумолимым напором времени. За творением человечества вздымался к небесам величественный представитель царства природы — огромный дуб. Морщинистый ствол дерева был настолько широк, что его не получилось бы обхватить даже двум людям. На маленькой поляне перед дубом расцветали желто-белые ромашки.
Напоследок Алан провел рукой по шероховатой коре и направился к зеленой стене. Раздвинув ветви деревьев, он заметил группу солдат в темно-коричневой форме. Они отдыхали на лужайке, справа от дороги, куда, судя по загруженной в наручный компьютер «Квадрос» схеме города, лежал его путь. Двое парней разлеглись на траве рядом с тоненькой яблоней. Голову одного из них украшала яркая копна волос рубинового оттенка, а другого — жгуче-черная шевелюра. Возле куста с розовыми цветками сидела пара девушек, чьи золотистые и темные волосы отличались друг от друга, точно день от ночи. Рядом с ними на зеленом ковре растянулся высокий парень. Они о чем-то болтали.
Алан невольно вздохнул при виде умиротворяющего зрелища. Картина беззаботно отдыхающих молодых людей навевала мысли о детстве и юности, о родителях, о лучшем друге и годах, проведенных в Военной Академии.
Глава 6. Дитя одиночества.
Алан родился двадцать три года назад, девятого января 105 года Новой Эры, в семье Клемента и Юны Верро. Будучи гражданином в третьем поколении, он всю жизнь провел в Александрии. Своим сословным положением его семья обязана деду Алана, Жану Верро, чиновнику, который эмигрировал из Вестландского Альянса в Республику во время разразившейся в соседнем государстве революции. Нажитое на родине богатство сразу же обеспечило ему статус эллиадского гражданина. Однако вскоре азартные игры и пьянство оставили от его внушительного состояния жалкие гроши.
Отец Алана, Клемент Верро, был выдающимся ученым-изобретателем, чьи впечатляющие успехи лежали в сферах нейроинженерии и искусственного интеллекта. Долгое время он работал на военное министерство, участвуя в разработке нейроинтерфейса М-линк и механических боевых доспехов «Голиаф», но при этом всегда презирал своих работодателей и мечтал порвать с ними все связи. Однако ему не позволяли этого сделать.
В один злополучный день отец и мать попытались сбежать с четырехлетним Аланом в Вестландский Альянса на торговом судне, что обернулось для семьи Верро трагедией. Их задержала военная полиция, предъявив родителям обвинение в государственной измене. Ввиду их полезности вместо смертной казни родителей приговорили к пожизненной службе. Мать сослали на дальние восточные рубежи Республики, а отец продолжил трудиться в лаборатории военного министерства в столице. Алан долгое время не понимал, что сподвигло родителей пойти на отчаянные меры, и даже сейчас не был уверен в правдивости собственных воспоминаний. Все образы давно стесало беспощадным потоком времени, а детское воображение вырезало на гранитной плите памяти новый узор. Многое из того, что ему сейчас известно, он впоследствии узнал от коллеги отца, который сочувствовал отпрыску своего старого приятеля.
После разлуки с матерью Алан все реже и реже виделся отцом, пропадавшим в лаборатории. В этот тяжелый период жизни за ним присматривала постепенно терявшая рассудок бабушка. Львиную долю суток он проводил за чтением книг, избегал сверстников в школе и с каждым днем все сильнее замыкался в себе. Как и отца, его с ранних лет завораживали тайны человеческого сознания, но, в отличие от своего родителя, он также тяготел к истории, антропологии и философии. Алан любил с головой погружаться в мир прошлого, интересуясь как закономерностями развития целых цивилизаций, так и жизнями отдельных личностей давно минувших эпох. По душе ему приходилась и классическая литература, пережившая Ядерную Катастрофу.