что эта Марго не значит для него абсолютно ничего.
Когда раздался рингтон телефона Птахи, у меня замерло сердце в волнении.
– Да, – Птаха нахмурился, а я услышала голос Ильи из динамиков его телефона. Стало еще больше не по себе. Что-то внутри подсказывало мне: ничего хорошего он не скажет.
– Понял, брат. Да, конечно, все сделаю, как нужно.
Птаха сбрасывает вызов, делает долгую затяжку, словно издеваясь надо мной.
– Верх не сможет отвезти тебя. У него срочные дела, сказал, что обязательно тебе все объяснит позже. Просил отвезти тебя домой.
Внутри все оборвалось. Отвратительное чувство – когда исчезает последняя надежда на лучшее. Верх испортил все то, что даже не успело начаться.
Первой мыслью было послать Птаху к чертям и уехать домой в одиночку. Но без обуви, в таком виде я могла напороться на еще большие проблемы. Поэтому, молча кивнув, я прошла в его машину.
Усевшись на водительское, Птаха рванул с места. Я отвернулась к окну, молча наблюдая за происходящим вокруг. В воздухе царило напряжение.
– Вик, он не врет. Дело действительно важное, – раздался тихий голос Птахи.
Повернувшись, посмотрела на него. Чтобы не выдать чувств, пришлось сжать ногтями кожу на ладонях.
– Да плевать мне на него, Птаха, – улыбнулась, усиленно делая равнодушное лицо. – Думаешь, я сижу и рыдаю по твоему другу? Мы с ним всего пару дней знакомы.
Птаха перевел взгляд на дорогу. Парень ничего мне не ответил, но, судя по его хмурому виду, он не поверил мне.
Ну и плевать.
Эти двадцать минут, проведенных в дороге, казались мне адовой вечностью. Сил оставалось все меньше, все труднее было сдерживать свои слезы. Внутри все пекло. Мне хотелось кричать, хотелось выскочить из машины и разбить что-нибудь. Мне было обидно. И в первую очередь за то, что я так быстро доверилась незнакомому парню. Илья оказался обычным бабником. И во всей этой ситуации дурой выгляжу именно я.
Когда машина остановилась около моей калитки, я даже нормально попрощаться с Птахой не смогла. Глаза были на мокром месте, а в горле мешал ком.
Выйдя на улицу, бросила короткое «спасибо» и быстрым шагом пошла к калитке. Только когда закрыла за собой дверь и оказалась в темноте двора, прикрыла глаза, чувствуя, как по щекам катятся слезы.
Столько надежд, столько мыслей и все зря. Я ругала себя за глупость. Мне было так больно! Идти в дом в таком виде я не могла, поэтому, решив, что с меня хватит, я упрямо вытерла слезы с лица и попыталась успокоиться. Больше не собираюсь ронять и слезинки из-за этого негодяя! Он не достоин этого. Пусть катится к своей Марго.
От этих мыслей я начала злиться. Мне стало обидно за себя. И чего это я вообще расстраиваюсь из-за Ильи? Он даже не потрудился выйти и объясниться со мной лично, а я тут слезы лью. Да к черту его! Забуду, словно и не было.
Достав телефон, со злостью стерла его номер и все сообщения. Только когда память гаджета оказалась пустой, выдохнула в облегчении. В груди свербело неприятное ощущение, но я гнала его прочь. Не буду, не должна давать себе возможность чувствовать к этому человеку хоть что-то. Он потерял свой шанс, а может, он ему и не нужен был?
Зашла в дом. На веранде стоял аппетитный запах жареной картошки. По всей видимости, папа уже поужинал. От этого запаха тут же заурчало в желудке. Только сейчас поняла, насколько голодна.
Не успела пройти внутрь, как дверь открылась. На пороге стоял отец. Его лицо было напряженным, но когда он увидел меня, улыбка озарила его сумрачное лицо.
– Дочь, ты? А я не ждал тебя сегодня.
Папа выглядел уставшим. Под глазами залегли синяки. Он так поседел за последнее время. Пятидесятилетний мужчина буквально за год превратился в старика. Мне было больно на него смотреть, на такого. Потерянного и одинокого. Но я изо всех сил скрывала свои мысли.
– Мы вернулись раньше, у Настиного отца какие-то проблемы на работе, – я пожала плечами и улыбнулась.
Папа кивнул. А потом прошелся задумчивым взглядом по моей фигуре.
– Ты чего в таком виде странном? И где вещи?
Я тут же покраснела. Платье действительно было слишком коротким. Да и папа знал прекрасно мой гардероб.
– Настя дала надеть, – улыбнулась, стараясь скрыть нервозность. – А вещи у нее завтра заберу. Пап, я голодная, пойдем кушать?
Подошла и обняла его. Папины крепкие руки всегда вселяли в мою душу спокойствие. Вот и сейчас. Окруженная им, чувствуя его тепло и его запах, я вдруг поняла, какой глупой была. И зачем, спрашивается, плакала? Вот он – родной для меня человек. Он единственный мужчина, с которым я чувствую себя счастливой. Самой любимой, самой красивой девочкой.
Пока я переодевалась в домашнюю одежду, папа накрывал стол. За ужином мы, не переставая, болтали. Я рассказывала ему о поездке. Папа хоть и пытался делать радостный вид, но я знала, его что-то тревожит. Он не скажет ведь ни за что, не желая расстраивать. Поэтому я тактично молчала.
Пока заваривала чай, он ставил на стол конфеты.
– Я хотела на выходных маму навестить. А со следующей недели начну активно искать работу.
Папа молчал.
– Не спеши ты с работой. Успеешь еще…
– Пап, я сама хочу. Было бы здорово по специальности. Заодно и заработок нам дополнительный.
Папа посмотрел на меня недовольно. Я знаю его, умирать от голода будет, но помощи не попросит. Упрямый до мозга костей. Вот и сейчас смотрел на меня волком.
– Не выдумывай. Учись. Остальное тебя не должно интересовать. Уж дочку я смогу обеспечить.
Обняла его. Ничего, смирится и с моей работой. Папа выглядел устало.
– Ты отдыхай, иди, устал после работы…
Он кивнул.
Убрав со стола посуду, принялась мыть ее. Все это время мои мысли занимал отец. Я чувствовала, что-то случилось. И знала наверняка, что он ни за что не признается мне.
Справившись с работой, хотела уйти в комнату, но увидела конверт, лежащий на столике в коридоре. Адресатом был банк. Под ложечкой противно засосало.
Открыв его, пробежалась по строчкам. Тут же стало плохо. У папы просрочка по кредитным платежам четыре месяца. Общий долг – практически триста тысяч. Банк грозится подать в суд, и тогда у нас могут отобрать последнее, что у нас есть.
Илья
Огромное тело под два метра ростом перегородило мне дорогу. Я был зол. И лучше бы мудаку сейчас отойти с моего пути.
– Сегодня вход только по пропускам, – заявил амбал,