не согласилась стать моей пять лет назад. Я все боялся тебя сломать. Но кажется, что опоздал, и ломать уже нечего.
– Доломать всегда сможешь.
– Это точно.
– Мне надо идти, Дар.
– Иди, Рома.
Когда я отняла трубку от уха, не стало сил. Пришло понимание – я не убегу от него. Дар отпустил только потому, что знает – я никуда не денусь. Потому что обещать себя – это серьезней, чем сказать «да» на его прошлое предложение остаться. Он спас меня, и я не предам. Только от этого не легче. Черт, мог бы и просто так спасти! А потом снова спросить. А я бы снова сбежала.
– Ром?
Я обернулась. Саныч сидел на кушетке почти нормальный, только шерсть еще топорщилась клочками на плечах.
– Дурак ты, Саныч! Дурак! – И я бросилась ему на шею.
– Угу, – не сопротивлялся он. – Надо Шебу найти…
– Да найдем мы Шебу, – прорычала я, отстраняясь, чтобы он видел мой серьезный настрой. – Ты понимаешь, что не надо так больше?! Что не стоит оно того?! Отвечай!
– Понимаю, – устало кивнул он. – Ром, воды можно?
– Только попробуй еще раз на себе эксперимент поставить! Убью! – поднялась я и направилась к крану. – Нормально себя чувствуешь?
– Как с перепоя.
– Я позову Пашу, – вернулась я со стаканом.
Саныч выдул его двумя глотками и завалился на бок:
– Ром, я не думал, что такое возможно. Институт обычно нормальные препараты присылал.
– Ты что, не первый раз?! – дошло до меня.
Он только прикрыл глаза, кивая:
– Это было… Я думал, конец мне.
– Лежи, – приказала я и направилась за Пашей. Что-то долго она звонила в Институт…
* * *
В офисе я появился под вечер, но работа у нас в это время только начиналась. Оборотни привыкли вести активную жизнь ночами. Многие держали ночные клубы, круглосуточные сервисы и даже медицинские центры. Я же занимался звуком…
У нас с братом была компания по звуковому оборудованию разного профиля. Мы с детства тащились от разного рода музыки, собирали проигрыватели, «кассетники», «бумбоксы»… Демид был настоящим маньяком настоящего чистого звучания, не признавал цифру. Он искал старые пластинки, редкие издания, диски…
Его коллекция сейчас стоит миллионы.
А мне просто важно было быть с ним рядом. Нравилось то, что он делал, хотелось быть причастным. Я любил вырываться из нашего сложного мира в не менее замороченный мир людей, в большой мегаполис, чувствовать его сметающую энергию и противостоять ей, укрощать и двигаться в одном направлении. Тогда казалось, что мы нашли свое место, свою страсть…
Отец никогда нас не поддерживал, но и не препятствовал – а это уже немало, учитывая его характер, – до тех пор, пока Демида не стало.
Я припарковался у здания и вылез из машины.
– Дарьяр Вирранович, – донеслось до меня, – добрый вечер.
Вечерний слет менеджеров у фонтана в нашем мини-сквере в разгаре. Из зала второго этажа традиционно лилась музыка. Сегодня был день джаза, и головы менеджеров покачивались в такт песни Рэя Чарльза. Я машинально глянул на часы – восемнадцать. По ним можно время сверять. А через десять минут они разойдутся по офисам работать до полуночи. Я приветственно кивнул, уличая себя в желании сбежать сегодня отсюда подальше. Природа брала свое – у меня медовый месяц. Без женщины. Без отпуска. Без берлоги. Недолго озвереть…
– Дарьяр, – догнал меня на ступенях Ян.
Ян Сизов – моя правая рука. Именно благодаря ему все здесь не рухнуло, когда Демида не стало, а я был не в состоянии управлять бизнесом. Но, в результате за эти пять лет мы стали самым крупным поставщиком и представителем самых известных мировых брендов оборудования. Брат бы гордился тем, каких результатов мы вместе достигли и какую команду собрали.
Ян поравнялся со мной, привычно пробежался взглядом по лицу и прищурился:
– Ты какой-то странный…
– Это все? – усмехнулся я.
– Нет, – не разделил он моего веселья. – Тебя Горький ждет в кабинете. Что случилось?
– Горький? – нахмурился я.
С начальником оперативного участка мы познакомились на почве убийства моего брата. Давид лично вел это дело. С тех пор мы иногда пересекались. Особой дружбы между нами не было, скорее – деловое сотрудничество. И я уважал его. Горький сделал все, чтобы убийц брата наказали по нашим законам, а не по законам так называемых Высших. И не его вина, что наказания по закону так и не случилось.
– Давно он тут?
– С полчаса, – неодобрительно зыркнул на меня Ян.
– Ян, что ты дерганый такой? – На самом деле дерганым был я. Сам по себе визит опера ничего хорошего не сулил – это понятно. Но и плохого не гарантировал. – Может, ему обслуживание системы нужно?
Давид купил у меня стереосистему домой года три назад. Не завидовал я его соседям, хоть у него и кладбище с одной стороны – эта система и мертвого поднимет. А учитывая специализацию Горького… в общем, я снова не завидовал его соседям.
– Нет, к сожалению, – покачал головой Сизов. – Я уже спрашивал. Стекла в доме целы, а вот кресты на стареньких могилках под окном покосились от звуковой волны.
– Тяжелый был год у опера…
– Ну а кому сейчас легко?
Офисное здание у нас двухэтажное – мы с Демидом избегали больших торговых центров, чтобы не нервировать свои вторые сущности. Район промышленный, тихий, но вполне доступный – по московским меркам. Возможность облагородить территорию, деревьями отгородиться, музыку поставить – все это важно для таких, как мы.
– Так, а с тобой что? – понизил голос Ян, когда мы шли по коридору.
– Ничего, – отмахнулся я, входя в приемную.
Горький сидел на диване, упершись локтями в коленки и опустив голову на руки. На мое появление вскинулся и заморгал мутными глазами.
– Дарьяр, – поднялся, протягивая руку, – привет. Прости, бессонная ночь.
– Здравствуй, Давид, – ответил я на рукопожатие. – Какая по счету?
– Не помню, – поморщился он.
– Проходи, – пригласил его в кабинет. – Ян, кофе гостю нальешь?
Сизов нехотя отлип от моего тыла и удалился в кухню, а мы с Давидом расположились у меня в кабинете.
Рэй Чарльз так некстати напевал свою «I’ve got a woman», а я смотрел на гостя, собиравшегося с мыслями.
– У меня к тебе странное дело, не официальное, – начал, наконец, Давид. – По поводу Рамалии Гданьской.
Внешне я только медленно нахмурился, не позволив себе даже моргнуть, но, уверен, для Давида и этого было достаточно.
– Что с ней? – Не стал делать вид, что имя мне незнакомо.
Давид въелся в меня хмурым взглядом:
– Это у тебя она была прошлой ночью.
– У меня.
– И за что ты с нее такую плату взял за спасение?
– Это наше с ней дело, Давид.