Читать интересную книгу Власть нулей. Том 1 - Наталья Горская

Напрасное и унизительное ожидание светлого будущего так ничем и не увенчалось. Чуда не случилось: бараки с работающими за спасибо жильцами во дворцы не превратились, а на месте годами не вывозимых помоек, свалок и заброшенных строек сады так и не выросли. Набрехали столько, что в конце концов самим стало стыдно. На чём вообще держался миф о светлом будущем? Каким оно представлялось? Общество, где всё по совести? Но совесть-то у всех разная, а у кого-то она вовсе отсутствует, как главная помеха на пути к успеху. Миф об этом «светлом будущем» доходил до хрестоматийного города-сада, а дальше начинал беспомощно буксовать натруженными лапками.

Мы уже не могли в него верить. Даже не по идейным соображениям, а потому что не было той юной тупости и наивности, какая бывает только в молодости. В молодости же всё не так. И усталость не та, и бедность не кажется такой уж страшной. Усталость какая-то радостная, звонкая, быстро проходящая, за два-три часа сна. А бедность совсем не заметная, потому что юность знает, что это – временно, что очень скоро наступит счастливая и хорошая жизнь. Что так принято: в начале пути не иметь ничего, чтобы в зрелые годы иметь полное право на достаток. А пока впереди вся жизнь – это и есть главное чувство молодости. И эта жизнь непременно будет замечательна – это и есть главная религия юности. Отними эту веру, и молодой человек мигом превратится в дряхлого брюзжащего старика. Этот старик понимает, что всё обман, но до его понимания уже никому нет дела: на горизонте – новое поколение, которому требуется совсем другая «лапша на уши».

На фоне этого отчаяния вера в силу нового тысячелетия оказалась очень привлекательной. Верилось, если год станет начинаться цифрой в виде изящного лебедя, а не этого прямолинейного багра, который царил над миром тысячу лет, то ничем не оправданная пассивность уступит место разумной деятельности. Думалось, что когда стрелки часов соединятся у цифры «12» на циферблате, только от одного этого мир сразу изменится, оставит лучшее в себе и отбросит плохое. Секундная стрелка побежит, обгоняя минутную и часовую, и мир станет таким же оперативным, подвижным и продвинутым. Россия тоже сдвинется с места только от движения этой энергичной стрелки и скажет: «Дети мои, а не начать ли нам просто нормально жить, а? Ведь очень хочется жить, а не прозябать чёрт-те как ради чьих-то бредовых и разрушительных идей». Десять лет мы провели в каком-то смутном ожидании, когда же ситуация изменится к лучшему, и правительство начнёт элементарно выполнять свою работу. Свою! Не нашу. Не одолжение нам сделает, а начнёт реально отрабатывать свою высокую зарплату, какую мы им платим, недополучая заработанные деньги по несколько месяцев. Словно бы кто-то даст команду самой жизни: «Все отчёты за прошлое сдать к двенадцати нуль-нуль». И сразу же наступит будущее. А нас всегда учили, что будущее всегда светлое, так что выражение «светлое будущее» воспринимается как одно слово.

Этот «нуль-нуль» властвовал над нами. Задача только, как до него дожить? Это была такая глупая вера, которая только маленьким детям простительна, как в нехитрых и очаровательных по своей наивности стишках, какие иногда пишут на новогодних открытках, что-нибудь вроде: «Пусть таким, как мы мечтаем, будет год и все ожидания исполнит, и с собою счастье принесёт, и сердца нам радостью наполнит»! Короче говоря, крутись-вертись как хочешь, год, но дай нам то, что не дал твой предшественник, гад такой!

Вот пробьют часы двенадцать раз,И наступит Новый год сейчас!Пусть решит он сразу ВСЕ задачи,Даст нам ДЕНЕГ, СЧАСТЬЯ и УДАЧИ!

Вся ответственность за проблемы людей заранее и торжественно вручается Новому году, веку или даже следующему тысячелетию. А ответственность за различные несуразности этого общества в прошлом возлагается на закончившийся год, век или хотя бы последнее его десятилетие.

С приходом нового века в России появились такие понятия, как психология девяностых годов, беспредел девяностых, преступная политика девяностых и даже феномен девяностых. «Мы не потерпим, чтобы преступная политика девяностых годов повторилась!» – решительно заявляют теперь те, кто явно не в детский сад ходили в эти самые девяностые. Они именно за эти «преступные девяностые» наворотили такой «политики», что стали людьми весьма состоятельными, не обладая при этом никакими явными и скрытыми талантами. «Здесь вам не девяностые годы!» – гордо отвечают вчерашние ларёчники сегодняшним рэкетирам в милицейской форме. Не изменилась ни одна статья УК в том плане, что убийство, кража в особо крупном размере, доведение людей до самоубийства по-прежнему считаются тяжкими преступлениями, как это было и в 90-ые годы, и всегда. Но вот что чудесно: словно бы по какому-то негласному соглашению принято считать, что в девяностые можно было эти преступления совершать, особенно чужими руками. Годы такие сволочные были, что поделаешь. Годы виноваты, а не люди. Словно бы эти 90-ые годы в сознании нации стали некой индульгенцией, и всё, что в них было наворочено – как бы не грех. Нет, это грех сейчас, но если был совершён в 1990-ые годы, то как бы уже выкуплен. Успел делец «уложиться» в делишках в эти самые 90-ые – вроде как и молодец. Ходорковский попробовал уже в новом веке «борзеть» на манер девяностых, сразу дали понять: ан нет, ужо нельзя – десятилетие не то. Опоздал, касатик, так что посиди, подумай о течении реки времени, о влиянии смены века на чьи-то пустые мозги. Словно бы выговаривают человеку, что он полез купаться, когда уже осень началась:

– Вот пару-тройку месяцев тому назад можно было, потому что тогда девяносты… то есть лето было. А теперь наступило другое десятилети… тьфу ты – время года, поэтому нельзя. Не успел вовремя сухим из воды выйти, кто ж тебе виноват?

А что там этот Ходорковский по сравнению с уркаганами от политики и беспредельщиками от экономики, которые в девяностые годы таких дел наворотили, что 150 миллионов россиян из уважаемых и смотрящих с уверенностью в завтрашний день граждан мигом превратились в запуганную, нищую и спешно вымирающую массу без будущего? Так, интеллигент-неудачник с человеческим лицом и правильной речью в отличие от опухших рыл и обрюзгших рях косноязыких и словно бы полуграмотных воротил жизни прошедшего десятилетия. И ряхи эти даже не то, чтобы перед законом никогда не дрожали, а и мысли такой не допускали, что этот самый закон может их хоть как-то тронуть. Он не для них написан, а под них. Не они ему служат, а он – им. И вроде бы нельзя так с законом-то обращаться ни в одной стране, да и в той же России вроде тоже нельзя, но вот в девяностые годы вроде как… можно. Было.

Так в общественном сознании и закрепилось: нельзя убивать, прелюбодействовать, воровать, унижать личность, не выплачивать зарплаты, врать избирателям, но – есть небольшое такое «но». Если это имело место быть в девяностые годы, то оно вовсе не преступление, а даже, скорее, норма. Народу трудно понять эту норму, народ ведёт такие диалоги:

– А чего этот пропитуха теперь народ призывает к высокой нравственности, культуре и здоровому образу жизни? Он же сам лет десять тому назад перед выборами водку ящиками бесплатно раздавал, в драбодан пьяный по телевизору матерился. А ещё раньше его застукали в борделе, где он орал что-то про свою непомерную потенцию и наличие у него гарема, где есть особи обоих полов. Как же такое мурло теперь смеет обворованный им и его подельниками народ учить морали?

– Нуичто, что в борделе он там матюгался? Это же в девяностые годы было. В девяностые и не так можно было блядовать напоказ. Мода такая была, чем же люди виноваты?

– Но если человек был дерьмом в девяностые, он и в новом десятилетии им останется.

– Остаться-то останется, но ведь и дерьму надо как-то под требования нового века приспосабливаться.

То есть надо не соблюдать закон, а только правильно под него подстраиваться. Надо вовремя прогнуться под требования нового века. Не в нуль-нуль часов 31 декабря, а в том-то и дело, что «вовремя». Как говорят мелкие жулики, «в нашем деле главное – вовремя смыться». Надо правильно выгадать момент. Сумевшие этот самый момент выгадать, в самом деле, словно бы какой-то индульгенцией защищены. Их даже не смущает собственное «рыльце в пушку», они уже громогласно клянут и хают «порядки прошлого», проклятые девяностые. Хотя именно эти порядки и «проклятые» годы их несказанно обогатили и возвысили. Ах, какие неблагодарные дети получились у породивших их девяностых годов!

Ругают «продукт девяностых» олигархов, но в случае чего бегут занимать у них деньги под разные игры современности. Убийство банкира теперь называют «жестом девяностых», «выстрелом из прошлого десятилетия». Таперича, мол, так дела «не перетираются»: отстрелялись. Ещё вчера можно было, потому что год с другой цифры начинался, а сегодня – ужо нет. Таперича надоть рождаемость повышать ударными темпами, чтобы восполнить потери тех диких разборок, войн и алкоголизма. Вот так вот: из огня да в полымя.