сказал мне нечто подобное — развратное, откровенное. Смысл его слов дошел до меня не сразу. Но затем… В тот момент я готова была сдаться. Я даже уже начала сбрасывать с себя одеяло, чтобы подняться и направиться к Яру в его объятия, но он ушел… Вот просто взял и вышел из комнаты.
Я успела встать, заправить кровать, прибраться в комнате, причесаться, а он все не выходил из душа. А когда вышел, от него несло таким холодом, словно он там в ванной со льдом валялся не меньше часа. И как только не отморозил себе ничего…
— Через тридцать минут выезжаем! — и это все, что он мне сказал за утро. Говорю же, странный он.
И вот сейчас стоит, смотрит то на меня, то на Егора и, клянусь, не только мне кажется, что дай ему волю, он кого-нибудь пришибет. Снова молчит. И я молчу. Раз уж мы играем в молчанку, то проигрывать я не собираюсь. Испепеляем друг друга взглядами. Закинув ногу на ногу, дерзко смотрю прямо в глаза Яру. Спустя мгновение уголок его губ дергается в подобии ухмылки. Он качает головой из стороны в сторону и опускает взгляд. Могу поклясться, что в этот момент я слышу беззлобное “Сучка!”. А, судя по смешку, что раздается сбоку от меня, не одна я это слышу.
— Кабинет мне не спалите, голубки, — прикалывается Егор, встает и отходит по другую сторону стола. В этот момент Яр немного расслабляется. Меня же, наоборот, подрывает на одном лишь слове. “Голубки”! Что еще за “голубки”?!
— Что за бред?! Никакие мы не “голубки”! Еще чего! Пф… — даже сама понимаю, что слишком уж явно отрицаю.
— Ну-ну, — продолжает забавляться Булгаков. — Я заметил…
— Да что ты…
— Егор, завязывай, — Яр ухмыляется и усаживается рядом со мной, внаглую отпивает чай из моей кружки. У меня от этого хамского, бесцеремонного жеста просто дар речи пропадает. — Ты позабавишься, а мне с этой бестией в одной квартире ютиться. Лишитесь же медика… — они оба начинают откровенно ржать, а я только и успеваю, что глазками хлопать. Яр аккуратно подносит свою руку к моему лицу, проводит ей снизу по подбородку, приподнимая его. — Прикрой ротик, солнышко, а то муха залетит.
— Да как ты… — чую, сейчас просто взорвусь от негодования.
Набираю в грудь воздуха, чтобы выдать все, что думаю об этих двух… двух… Ух, даже не знаю, как их назвать! Но сказать ничего не успеваю, потому как мне попросту не дают это сделать. Яр, резко подскочив со своего кресла, притягивает меня за затылок и целует. Прямо при Егоре! Боже! Язык Ярослава вытворяет какие-то невероятные вещи, будто гипнотизирует. Иначе не назвать, ведь уже спустя несколько секунд от моего яростного сопротивления не остается и следа. Я чувствую, что просто расслабляюсь в его объятиях и все окружающее уходит даже не на второй, на десятый план. Ловлю себя на мысли, что обнимаю Яра, когда кончики пальцев немного покалывает от того, что я поглаживаю его короткостриженный затылок.
— Хм-хм…
Не так давно в одной научной статье прочитала о специальных браслетах для коррекции поведения. Точнее, изначально они были разработаны именно для этой цели, но позже технологию перекупили и теперь на базе ее создают браслеты на ногу для заключенных, находящихся под домашним арестом. Суть такова, что если условный заключенный выходит за рамки установленного периметра, браслет шарашит его током так, что тот аж подпрыгивает с визгом.
Так вот сейчас это деликатное покашливание, доносящееся со стороны Егора, оказывает на меня аналогичный эффект. Не знаю откуда у меня берутся силы, но мне все же удается оттолкнуть Яра и отпрыгнуть от него на безопасное расстояние.
Губы зудят от страстного поцелуя, во рту все еще вкус Ярослава, меня колотит от стыда и возбуждения. И я сейчас не могу сказать, какое именно чувство преобладает во мне. Но внутренний голосок ехидно подсказывает, что вовсе не стыд… И снова эти гадские бабочки!
— А ты, я смотрю, вообще безбашенный экстремал, — Егор задумчиво трет подбородок, обращая свой взгляд на Яра. — Думаю, что все же есть смысл запросить медика на замену. На всякий “пожарный”, так сказать.
— Ага, — довольно соглашается Костров. — Не она, так Миха добьет.
— Да уж! Про Миху-то я и не подумал. Ох, и не завидую я тебе, Лазарь. Попал ты, конечно…
— Да давно уже попал, — соглашается Яр, а я все стою и понять не могу о чем они. Еще и “Лазаря” какого-то приплели.
— А ничего, что я тоже тут? — возмущенно высказываюсь из своего уголка, куда отошла от греха подальше. А то чем черт не шутит, опять Яр набросится на меня, а отказывать ему раз за разом становится все сложнее…
— Ничего, Настюш. Ты нам не мешаешь, — угорает надо мной Ярослав.
— Вообще-то, это был риторический вопрос!
— Вообще-то, — копирует мой голос Яр. Снова! Бесит! — Я в курсе!
— Вообще-то, валили бы вы из моего кабинета. Оба! — Егор прерывает нашу перепалку. — Мне работать надо. Но сначала слушайте сюда! Ты! — указывает на Яра, — глаз с нее, — указывает на меня, — не спускаешь. Никуда ее одну не отпускаешь. А лучше пусть дома посидит дня три, пока мы Миху вытаскивать будем.
— Принято, — кивает Костров.
— Теперь ты, — смотрит на меня и замолкает. — Просить тебя вести себя хорошо и слушаться Яра бесполезно, да? Не отвечай, это так, мысли вслух. Сидишь в квартире Ярослава, носа никуда не показываешь, никому не звонишь и не пишешь со своего телефона. А знаешь что, оставь-ка его лучше тут, у меня в сейфе полежит.
— Нет! — возмущаюсь и прижимаю к себе смартфон как самую родную вещь на свете. — Там же вся моя жизнь!
— Печально, конечно, что вся твоя жизнь заключается в этом, — указывает на телефон, протягивает руку, — но это для твоей же безопасности.
Отдаю свой телефон Егору, он тут же его выключает и кладет в сейф. Взамен дает мне старинный кнопочный телефон.
— Вот, держи. Тут забиты наши номера. Яра, мой, — перечисляет, — Ромыча и Макара.
— А эти двое там нахрена? — рычит Ярослав.
— Так надо!
— Не надо! — спорит.
— Это приказ! — сурово басит Булгаков и к моему удивлению Яр кивает и замолкает. Круто! Вот это “волшебная кнопочка”. Надо будет как-нибудь попробовать и протестить эту заветную фразу на Кострове. Вот он будет в шоке! — В случае, если мы с Яром недоступны, набираешь этим двум.
— Понятно, — вяло соглашаюсь. Ну, а куда деваться. Мне сейчас только соглашаться и приходится. — Егор, а, может, я все же в гостинице поживу, если домой