Рахима уткнулась в грудь Конана. Нет, она не может быть тут… она… Шаги! Послышались тяжелые шаркающие шаги. Так ходит ее мать, там, в селении, дома… Она уже старая, и ей трудно поднимать ноги, и она ими шаркает… Все старухи шаркают ногами. Вот и эта… Почему Конан спит, как мертвый? Мертвецы… Мертвецы тебя окружают! Надо его разбудить… А вдруг, все это мне только чудится? Разбужу, а он рассердится и бросит меня тут, на съедение страшной мертвой старухе — той, которая сейчас приближается к ним в темноте, шаркая ногами.
Шаги. Ближе. Уже гораздо ближе! Сейчас, вот сейчас она выйдет на лунный свет — уж лучше бы луна и не заглядывала в пещеру — и подойдет, вытягивая руки и глядя мертвыми тусклыми глазами. Да, именно так — ее неподвижные, подернутые пеленой смерти глаза — вперятся в меня, и я не смогу ни закричать, ни пошевелиться… Уже не могу! Уже. Я могу только смотреть и ждать…
* * *
Рассвет застал Конана и Рахиму уже в пути. Недовольно щурясь на яркий солнечный свет, девушка со смехом рассказывала возлюбленному о своих ночных страхах.
Вопреки ожиданиям, Конан не смеялся. Нахмурившись, он буркнул:
— Почему ты не разбудила меня?
— Но… я боялась… Ты стал бы смеяться…
Конан внимательно посмотрел на девушку.
— Я не стал бы смеяться. Следующий раз, если что-то услышишь, буди меня!
Рахима внезапно почувствовала озноб. Почему он так пристально на нее посмотрел? Может, она ему уже давно надоела? По телу прошла волна холода, и девушка плотнее закуталась в плащ.
* * *
И вот теперь Грумми, подавая хозяину чаши с порошками и стараясь не смотреть на светящиеся линии, вспоминал о том, как попал он к Вариосу. Уже два месяца служит он колдуну, и два месяца рыщет где-то его мать. Он слышал по ночам, как воет она у башни, как царапает окованные железом дубовые двери… Нет, не сможет он покинуть эту мрачную башню, даже и по истечении оговоренного срока. Если только… если только кто-нибудь не убьет этого страшного монстра… его мать, которая живет теперь ужасной, неестественной жизнью.
А по округе ходят рассказы о нападениях какой-то мертвой старухи, высасывающей кровь. Правда, некоторые рассказывали, что кровь пьет не старуха, а некий молодой пастух, бесследно исчезнувший… Другие говорили, о двух братьях, бывших раньше охранниками, но отставшими от каравана…
Как-то Вариос сказал странную фразу, которую Грумми запомнил, хотя и не сразу понял ее смысл. Волшебник почти не выходил из башни, но всегда знал, что творится в округе. И он сказал… Он сказал… «Тараканы начинают плодиться». Потом ушел наверх и долго не появлялся.
По настоящему задумался Грумми над смыслом сказанного, услышав однажды, как вторит высокому вою старухи более хриплый голос, потом еще один… и еще.
Как всегда вечером, перед сном, Грумми обходил башню. Проверил, закрыты ли двери. Попробовал решетки на окнах. Посмотрел, закрыта ли дверь в подземелье. Под башней, по словам хозяина, находилось обширное подземелье, в которое даже он, хозяин, никогда не ходил. Точнее, спускался только один раз — обследовать… Одного раза и хватило. На лице хозяина было странное выражение, когда он рассказывал о подземелье. Будто вспомнился ему давний, полузабытый страх. Пережитый и надежно запрятанный в глубинах памяти ужас, который внезапно вырвался и вновь овладел слабой человеческой душой.
Да, хозяин увидел в подземелье что-то страшное. Не зря повесил на дверь огромный замок, а саму дверь оковал железом и скрепил самыми сильными заклятиями. Самыми сильными из всех, которые знал. Но даже и при этом он заставлял Грумми каждый вечер проверять замок. Грумми подходил к двери, осматривал замок, прислушивался. Ни звука не доносилось из-за двери. Только однажды ему послышался чей-то хрип. Казалось, с той стороны кто-то стоит и тоже прислушивается, принюхивается, ждет, поскуливает от нетерпения…
С ужасом поспешил Грумми отойти от двери.
Потом он опять пытался расспросить хозяина. Вариос отвечал неохотно. Грумми только узнал, что подземелье было выкопано задолго до постройки башни. Хозяин построил башню на каком-то старом фундаменте. И что за здание стояло на нем раньше — никто не знает.
— Твоя задача, — сказал колдун, тяжело глянув на слугу, — проверять замок! И если заметишь, что он висит как-то не так, в другом положении, сразу позвать меня! И не слишком прислушиваться!
С тех пор Грумми не прислушивался у той двери. Но зато часто стоял у другой — у входной двери в башню, которую снабдили новым засовом — и слушал вой существа, бывшего когда-то его матерью.
И однажды он услышал, что мать уже явно не одна бродит в окрестностях башни. Были и другие. Такие же. А, может и страшнее. Тогда и понял Грумми, что имел в виду Вариос, когда говорил: «Тараканы начинают плодиться». И это понимание наполнило сердце бывшего камнетеса безысходностью и ужасом от содеянного им однажды черного дела.
А потом Вариос сказал:
— Я видел, они роют землю к востоку от башни. Они знают про подземелье. Чувствуют его. Чувствуют тех, кто там закрыт. И хотят выпустить. Или хотят с их помощью добраться до нас. В любом случае, мы в опасности. Придется пойти на крайние меры.
И вот — эта пылающая пентаграмма. И голоса, предвещающие появление одного из самых страшных демонов… Но если не заставить его уничтожить нежить, которая развелась в округе… Правда, вызывать демона не менее опасно…
И опять читал заклинания Вариос, и на сей раз голос его дрожал от страха. И страшными, непроизносимыми были слова, которые затягивались внутрь светящегося колдовского чертежа. И тяжело дышал колдун, и дрожали руки у его слуги, когда он подавал очередную чашу…
Наконец, Вариос проскрежетал последнее слово самого длинного заклинания, и заклубилось в башне облако. Не посмели и хозяин, и слуга взглянуть туда, где проступало сквозь дым лицо существа, явившегося на их зов. А если бы осмелились глянуть на тот страшный лик, то не вынесли бы этого зрелища их слабые души и отправились на вечное мучение туда, где правит этот ужасный демон.
— О чем ты просишь? — донесся гулкий, как эхо горного обвала, голос.
— Очисти землю от той, кого мы породили, и от ее последышей — от всех, кого она превратила в упырей! Забери их к себе!
— Какова будет твоя плата? Что сможешь ты дать за это?
— Все, что захочешь… — прошептал колдун.
— Хорошо. Я выполню твою просьбу. А плату потребую позже.
Крупная дрожь била Вариоса, когда он ответил:
— Да будет так.
И вой, доносившийся из-за дверей башни, исчез, будто невидимая рука разом заткнула все смрадные глотки.