автовокзала, а может, даже с теми же водителями – Платону не раз доводилось встречать вековых старцев за баранкой трухлявых пазиков, – что и в далеком детстве Девонского, когда он с братьями приезжал сюда из Твери на ярмарку меда. Зато из Твери в Санкт-Петербург отправлялись маглевы[20] и сверхскоростные пассажирские катера по Волге.
За мыслями Девонский не заметил, что наступило утро – теперь это было очевидно. Платон прикинул: на маршрут он зашел в полпятого вечера, шел полтора часа, пока не начался дождь. Не сразу нашел курган, потом сидел в нем какое-то время. По расчетам сейчас должна быть ночь. Но солнце поднималось, а лес пробудился и распевал бодрые гимны голосами птиц.
Аркат говорил, что в аномальных зонах люди «мистическим образом» теряют ощущение времени. Но Платон сообразил, что его могло просто разморить в кургане от коньяка и таблеток. И никакой мистики – он просто проспал всю ночь. Поэтому и эфэсбэшник уехал, чего ему ночевать на точке старта.
До Соболин Платон добрался за полчаса – справа от лесополосы показался виток асфальтированного шоссе, на горбу которого расположилась кучка деревенских домов, будто с картин Сурикова, обрамленных песчаной дорогой. По пути в деревню встретилась пожарная машина, стоявшая у деревьев. Пожарные снимали с сосен застрявших дронов и складывали в автомобиль, чтобы отвезти на починку.
Нужно было добыть воды, найти телефон. Если удастся вызвонить эфэсбэшника, чей номер не полагающийся на свою память Платон записал на руке маркером, то есть шанс, что «патриот» заберет Девонского из Соболин. Если нет – придется добираться до Питера самостоятельно, начав свой путь с Сандова.
Местный «супермаркет» располагался в кирпичном кубе вроде трансформаторной будки с обшарпанными стенами и вырезанной на куске выцветшего линолеума надписью «Продукты» над входом. На прилавке был выложен рядок хлебных буханок, стоял алюминиевый тазик с заветренным мясом, на котором мухи с деловитостью древних ацтеков строили цивилизацию. Позади возвышался стеллаж с нехитрым товарным набором: консервы, бутылки воды и водки, посуда, веники и конфеты. За прилавком, оценивающе и недоверчиво глядя на чужака, стояла владычица сего заведения, продавщица бальзаковского возраста, в синем фартуке, с черной копной волос и огромным бюстом. Завершали этот не то натюрморт, не то портрет здоровенные советские треугольные весы.
– Здравствуйте, дайте, пожалуйста, две пол-литровых бутылки воды, «Сникерс» и пачку сигарет, самых дорогих, – сказал Платон. – И пакет, пожалуйста. И зажигалку, самую дешевую.
– С вас полторы тыщи, – продавщица поднесла к предплечью Платона терминал.
Невозможно выполнить оплату.
Чип с цифровыми рублями недоступен.
– У вас что-то с чипом, – сказала продавщица.
– Я не чипирован. А у вас разве нет оплаты по отпечатку пальца?
– Чего?
– Или по цепочке ДНК… По Face ID?
– Вы что выдумываете! Оплата по чипу, как везде! Вы из Обители, что ли, мужчина?
– Да. – Платон интуитивно понял, что нужно соврать. В таком медвежьем углу из-за отсутствия чипа могли сдать полиции. Если ты не из Обители, которая как раз находилась где-то неподалеку, в Сандовском районе.
Уже к вечеру можно было закончить весь этот цирк в горячей ванне в своей питерской квартире, поэтому явно не стоило попадать в КПЗ в Соболинах.
– Обительских кормят в часовне, она за углом. Идите туда, там бесплатно. Мы не обслуживаем без чипов, мужчина, меня оштрафуют, тут везде камеры!
Из часовен или церквей, при должной подозрительности настоятеля, тоже был риск уехать на машине ППС, но уже в Обитель.
– А я могу выменять эти продукты на часы или компас? Пожалуйста, – попросил Девонский.
– Компас хороший. Сразу видно – армейский. Возьму мужу, он охотник. Хотя нет! Часы вроде дороже – возьму их. «Победа». Ладно, берите продукты. – Часы исчезли в недрах фартука.
Платон взял пакет, развернулся. И тут его взгляд выхватил календарь, висевший на двери. Красный пластиковый квадратик стоял на «10». В заголовке календаря значилось «2035. Август».
Мурашки пошли по телу Девонского.
– Подскажите, пожалуйста, от вас можно позвонить? Я друга ищу, а телефон остался… в Обители.
Номер эфэсбэшника был недоступен: «Абонент с данным номером телефона не зарегистрирован». На календаре телефона тоже было десятое августа две тысячи тридцать пятого. Это вызвало у Платона волну паники. Попрощавшись с продавщицей, он вышел из «супермаркета» и запалил сигарету. Сколько раз он пытался бросить курить – и вот, сорвался опять, спустя полгода.
По деревне ходили полицейские и собирали павших дронов, запихивая их в пакеты. Квадрокоптеры отвезут в местное отделение Департамента Наблюдения и Информирования, где их восстановят и вернут на улицы.
На обшарпанной стене магазинчика был налеплен десяток одинаковых плакатов:
Только в это воскресенье, 12 августа, в Сандовском Доме Культуры.
Шансонье Аргинин Осипов с новым репертуаром и новой программой «Дожить бы до зимы».
Приходите!
В голове Платона вспыхнуло обрывочное воспоминание – в тридцать восьмом или тридцать девятом этот Осипов погнался за дроном, случайно залетевшим в номер отеля, и выпал из окна с седьмого этажа.
– Недолго тебе петь осталось, Аргинин. Не доживешь ты до зимы, – пробормотал Девонский и нервно рассмеялся.
Платон Александрович.
10 августа 2035, пятница
Платон стоял и курил у подъезда одного из зданий Морозовских Казарм в Твери.
До Сандова пришлось добираться пешком. До Твери – на попутках. Заплатить за проезд в автобусе не удалось: везде нужен был чип, который из руки Девонского выковыряли еще в сорок девятом, когда от чипирования отказались – наблюдение отлично велось и через сеть дронов, а платежи осуществлялись другими бесконтактными способами. Для мониторинга здоровья использовался индивидуальный генетический паспорт.
Любой дрон мог сесть на голову, защипнуть волос или забрать слюну, чтобы просканировать ДНК. Десятилетиями спецслужбы собирали генетические данные граждан, формируя огромный ген-банк. И Каисса-2 достигла таких мощностей, что смогла работать с этим банком. В режиме реального времени нейронная сеть пробегала по цепочкам ДНК целого генеалогического древа нескольких поколений и имитационным моделированием скрещиваний могла получить генотип, а фенотип определялся искусственным зрением дронов. Так что даже однояйцевым близнецам не нужно было носить чипы.
Платон воспринимал микросхемки в руках как какую-то дикость, ошейник цифрового концлагеря сороковых. Себя же он чувствовал кроманьонцем, вышедшим на охоту в бескрайние бетонные джунгли – в отсутствии чипа, документов и денег была какая-то первозданная свобода. Наверное, что-то подобное испытывают нудисты на пляже, сбрасывая одежду. Или жители Обители в своем хиппи-сообществе.
На подкорке иногда свербила мысль, что это все иллюзорно, ведь на деле чипы просто сменились технологиями поновее и у каждого по-прежнему осталась зависимость от материального и