Читать интересную книгу Карт-бланш императрицы - Анастасия Монастырская

Отношения с Понятовским развивались на удивление ровно и гладко. Ни ревности, ни ссор, ни измен, которых так опасалась Екатерина. Казалось, с ней Станислав надолго забыл о любовных похождениях и стал надежен и предан, как огромный добродушный пес. Веселый и изобретательный, Станислав обладал импульсивным, но добрым нравом. Каждое новое свидание оказывалось не похожим на предыдущие: граф без устали придумывал весьма оригинальные способы не только развлечь Екатерину, но и сделать сам акт любви увлекательным приключением. За это — неутомимость и внимание — она еще больше ценила своего польского друга, к которому искренне привязалась. Иногда Екатерина даже позволяла себе помечтать перед сном: она получит развод с великим князем, и станет польской королевой. С любимым и рай в шалаше. Наутро мечты исчезали, как дым вместе с шалашом и польским королевством. Наяву лучше и веселее.

Как-то вечером Екатерина уже готовилась отойти ко сну, как под дверью раздалось веселое мяуканье. Великая княгиня выглянула и увидела шута Льва Нарышкина и Станислава Понятовского. Оба расположились под дверью и с упоением изображали двух мартовских котов.

Екатерина не выдержала и засмеялась:

— Что вы тут делаете?

Нарышкин еще раз мявкнул, и, толкнув Понятовского, заговорил:

— Матушка, Екатерина Алексеевна! Не обессудь за беспокойство — сестра брата моего, Анна Никитична, при смерти. Просит вас прийти попрощаться.

— Сейчас, ночью? — удивилась Екатерина, подозревая, что у этой странной просьбы есть тайное дно.

— Сейчас, матушка, только сейчас, — запрыгал вокруг нее Нарышкин. Понятовский лишь усмехался, наблюдая за колебаниями княгини.

— Вы с ума сошли?! Как я уйду?

— Все очень просто, — подхватил беседу Понятовский. — Мы пройдем через апартаменты великого князя, он все равно ничего не заметит, так как ужинает в привычной для себя компании.

— Или лежит под столом, — добавил Нарышкин, которому весьма по вкусу пришлась устроенная забава. — Решайтесь, ваше высочество, нет никакой опасности, а сестра очень просила быть.

Екатерина скрылась в спальне, где быстро переоделась в мужской костюм, подчеркнувший аппетитные формы. Не прошло и десяти минут, как появилась вновь.

— И что теперь?

— Следуйте за нами, ваше высочество. И ни о чем не беспокойтесь.

Екатерина отдала приказ своему слуге — немому калмыку — охранять двери спальни и никого туда не пускать, а сама бесшумно устремилась за своими спутниками.

Нарышкин оказался прав: все участники веселой попойки валялись под столом, включая великого князя и его новую любовницу — фрейлину Екатерины, Елизавету Воронцову.

— А я-то все гадала, куда она постоянно исчезает! — прошептала Екатерина Понятовскому.

Тот шутливо хлопнул ее пониже талии:

— Ваше высочество ревнует?

— Болван! Да как ты смеешь!

— Я унижен, ваше высочество, и оскорблен, — продолжал блажить Понятовский громким шепотом. — Пока вы меня не поцелуете, с места не сдвинусь. — И действительно застыл посреди обеденного зала, рискуя быть обнаруженным в любую минуту.

— Вы совершенно, невозможны, граф, но я вас люблю, — в свою очередь развеселилась Екатерина. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которой, несмотря на строгие запреты, в кое-то веки разрешили пошалить. Понятовский сложил руки на груди и терпеливо ждал. Она скользнула к нему, обвила руками за шею, прижалась всем телом и с нежностью поцеловала.

— Вы с ума сошли! — прошипел Нарышкин, вернувшись с лестницы. — Нашли, где целоваться! Идемте скорее, пока господа не проснулись.

От стола послышался шорох. Троица замерла. Петр Федорович поднял всклокоченную голову, пьяно оглядел зал и остановился на жене, испуганно прижавшейся к другому мужчине.

— О! Катя! Приснится же такое! — и вновь захрапел, пристроившись на тощем бюсте Воронцовой.

Давясь от хохота, компания пробралась на потайную лестницу, и оказалась у черного входа. Там уже ждала карета. Оказавшись в безопасности, дали волю в чувствах. Громче всех смеялась Екатерина:

— Вот удружили! Устроили свидание мужа с женой, — и передразнила: — "О! Катя! Приснится же такое!".

— Интересно, назавтра он вспомнит или нет? — ни к кому не обращаясь, спросил Нарышкин.

— Вряд ли, — Понятовский хозяйским жестом прижал к себе счастливую и хохочущую Екатерину. — Судя по пустым бутылкам, Петр Федорович завтра будет мучаться больной головой, тут уж не до воспоминаний о сладких снах. С утра рассольчику выпьет, потом опохмелиться, а с обеда новый кутеж начнется.

Веселье продолжилось в доме Нарышкиных. Анна Никитична была весела, здорова и чуть хмельна и с удовольствием выслушала историю о приключениях в великокняжеских апартаментах. Вино лилось рекой до самого рассвета, пели песни, играли в карты и шарады, после чего Понятовский вызвался проводить Екатерину до дворца.

На улице было безлюдно.

— Давай пройдемся, а? — предложила вдруг Екатерина. — Я еще ни разу не гуляла просто так, да и возвращаться так рано не хочется… Давно с тобой не была без свидетелей.

Понятовский согласился. Карета медленно ехала за ними. Оба молчали, боясь нарушить утреннюю тишину в алых всполохах северной зари. На их фоне небо казалось почти прозрачным, словно стекло. Стоит ветру подуть, и не выдержав натиска, треснет, разобьется на тысячу кусочков. Екатерина на миг зажмурилась, испугавшись. А что там, за небом? Вдруг, если исчезнет небесная преграда, на землю просыплется метель из белых перышек и запахнет манной?! Она оглянулась: в Неве золотились ранние блики. Через парапет нагнулась к самой воде и отпрянула, стало страшно, словно в глаза судьбе взглянула.

— У тебя лицо другое вдруг стало, — сказала Екатерина, взглянув на Станислава. Провела ладонью по любимым чертам и неожиданно для себя призналась: — Вчера Бестужев предупредил, что против тебя интриги начались, отозвать в Англию хотят.

— Знаю, старик и мне признался. Даже не ожидал подобного откровения. По-моему, он к тебе, Катя, неравнодушен. Что ни день, то о твоем счастье печется. — Станислав прижал ее к себе. — Замерзла? Дрожишь вся.

— Я за нас боюсь. Как без тебя жить? Дышать? Верить? Надеяться?

— Подожди пока бояться, — ласково улыбнулся Станислав. — Нас так просто не возьмешь. Да и Бестужев обещал помочь. А он свои обещания сдерживает.

Екатерина улыбнулась ему сквозь слезы: как же она его любила — до судороги в сердце. Нет его — и тут же останавливается, не желая жить.

— Любимый, подожди немного, не хочу расставаться.

— Уже светает, — забеспокоился Понятовский. — Неровен час — спохватятся, переполох подымут. Хочешь, мы ночью опять сбежим?

— Хочу!

— Значит, до вечера?

— Значит, до вечера. Обещаешь?

— Обещаю. Не испугаешься второй раз через апартаменты князя пройти?

— С тобой я ничего не боюсь. С тобой — я самая смелая женщина в мире.

ГЛАВА 9.

Понятовский оказался прав: в тот раз гроза прошла мимо влюбленных стороной. На защиту интересов польского дипломата встал не только канцлер Бестужев, но и… великий князь. Во многом, именно благодаря его заступничеству, Станислав Понятовский был оставлен в Петербурге. Екатерины удивилась неожиданному расположению мужа, Понятовский в ответ показал увесистый мешочек с золотом. Великий князь, как и все остальные при русском дворе, остро нуждался в деньгах. Купить его расположение оказалось весьма просто.

Чертушка стремительно деградировал: сказывалось ежедневное пьянство. Только два человека имели на него влияние: в большей степени — его любовница Елизавета Воронцова, в меньшей — законная супруга, к мнению которой он иногда прислушивался, визгливо завидуя неженской проницательности и уму.

Супружеская неверность Екатерины Петра вполне устраивала: когда Елизавета упрекала племянника в разгульном образе жизни, тот сразу указывал на жену. Мол, и она не без греха. Тогда Елизавета переключалась на Екатерину, чья почти открытая связь с Понятовским стала достоянием гласности и общего осуждения, как только Екатерина родила дочь Анну. Беременность прошла без осложнений. Родители новорожденной были по-прежнему влюблены друг в друга и очень счастливы. Ребенок только скрепил чувства обоих, сделав их отношения почти узаконенными. Недовольным остался только Петр.

Узнав о рождении "дочери", он пришел в неподдельное раздражение и позволил себе за обедом следующее высказывание:

— Бог ведает, откуда она только берет этих детей! Я не знаю хорошенько, мой ли этот ребенок, и должен ли я его принять на свой счет. Надо подумать! — и тем самым фактически обвинил жену в адюльтере.

Опасную фразу услышал Лев Нарышкин и поспешил передать слова князя Екатерине. Та только рассмеялась, с любовью укачивая новорожденную дочь: