Читать интересную книгу Ты сияй, звезда ночная - Каори Экуни

— А ты совсем не изменилась, — тихо говорит Ханеки.

Без всякой видимой причины отводит глаза и смотрит в землю. Вечная его манера. Волосы его относит назад ветром. Обнажается лоб — такой же нахмуренный и озабоченный, как всегда. Странно даже думать — неужели когда-то я обожала смотреть на этот наморщенный, старческий лоб? Все так же создается ощущение, что телом ты, понимаешь ли, здесь, а душой — где-то там, в высших эмпиреях.

— Ты тоже совершенно не изменился, — отвечаю.

Ужасно хочу сказать ему, что не имею ни малейшего представления, о чем он болтает, но вовремя прикусываю язык. Посылаю Мидзухо взгляд, в котором ясно читается: ты о чем, черт тебя дери, вообще думала?!

— Я слышал, ты теперь замужем?

Смотрю вниз, на ноги Ханеки, — и невольно улыбаюсь. Ни капельки не изменился. Высокие, по щиколотку, ботинки черной кожи. Он из них никогда не вылезал. Я миллион раз ему говорила, что думаю по их поводу, только плевать он на мое просвещенное мнение хотел. Лето уже, время — за полдень, в парке — жара страшная, а он — все равно в ботинках. И несладко ж, наверное, приходится его несчастным ногам!

— А где же наш господин Минамидзава? — оборачиваюсь я к Мидзухо.

Что вообще сегодня происходит с мужьями?!

— Решил остаться дома. Сказал — так умотался, что пальцем шевельнуть не в силах. Сама знаешь, какие они, эти бедные, вечно переутомленные государственные служащие!

— Да уж…

Покупаем билеты. Идем в парк. О Муцуки Мидзухо не спрашивает.

Странные они, эти парки развлечений. Даже если сначала идти не хотелось до чертиков, потом чаще всего входишь в азарт и, сама того не замечая, начинаешь получать удовольствие. Выбора нет, что ли? И ведь не то чтобы там было как-то особенно весело, нет… просто есть в парках развлечений нечто практически навязывающее тебе правила игры. Нечто требующее стопроцентной сосредоточенности и полной самоотдачи. Мы стоим по очередям и отважно покоряем карусель за каруселью. К моему изумлению, Ханеки и Юта отлично нашли общий язык и на пару радостно носятся от аттракциона к аттракциону.

— Надо же, я его всегда считала декадентствующим юношей с театральными замашками, а он, оказывается, очень даже жизнерадостный, — замечает Мидзухо.

Декадентствующий? С чего она это взяла? Я, пораженная до невозможности, смотрю ей в лицо.

— А он и есть жизнерадостный, — отвечаю столь напряженно и настойчиво, что голос мой звучит почти негодующе. Так, будто в подтексте моих слов: «Как ты смела не замечать этого раньше?!»

Мидзухо, в свой черед, глядит на меня изумленно. На ней — темные очки, помада на губах — ярко-рыжая, накрашена она много сильнее обычного. Бежевая шляпа надвинута на глаза — по крайней мере злокозненные ультрафиолетовые лучи и под нее не проникнут, и пусть весь мир это знает!

— Эй, смотрите! — Ханеки и Юта увидели кого-то в костюме огромного мохнатого зверя и теперь, подпрыгивая от возбуждения, с криками машут нам.

Ненавижу этих идиотских маскарадных персонажей, но, полагаю, в парке развлечений встреча с ними — неизбежное зло. Гротескно непропорциональные разъемные тела, искусственные улыбки, нелепая походка — для меня это просто кошмар. Мидзухо, я знаю, того же мнения, но это не мешает ей немедленно выудить из висящей на плече соломенной сумки камеру, яростно замахать в ответ и помчаться к ним.

Сидим за столиком под огромным зонтом. Обедаем пиццей и лимонадом. Верите или нет, но во всем парке развлечений я даже жалкой баночки пива не нашла. Как будто целый день протаскаться с дитятей в поводу для меня уже не акт героизма!

— Ладно. Шутки шутками, но, может, пора все-таки объяснить мне, что тут реально происходит? — спрашиваю, терзая зубочисткой оливки, выловленные из пиццы.

Общее молчание. Понимаю, что сейчас наилучшая стратегия — начать допрос с Мидзухо.

— Ты знала, что Муцуки не придет, так? — начинаю, стараясь, чтоб это прозвучало как можно беспечнее и равнодушнее. — И попросила прийти вместо него Ханеки?

Лицо Мидзухо сделалось очень серьезным.

— Да. Все так и было. — Она снимает шляпу и очки.

Мне бьет в глаза солнечный свет, отраженный стальной окантовкой столика.

— Зачем?

— Зачем? Да что же в этом плохого? — Это уже Ханеки. — Да мы же сто лет не виделись, а сейчас отлично проводим время, правда? — В поисках поддержки он смотрит на Юту, но тот, похоже, не замечает. Мордашка его до ушей перемазана в кетчупе от пиццы.

Бессмыслица какая-то. Что Мидзухо в голову ударило? Я даже представить себе не могу.

— Кто-нибудь хочет на «Падение в Атлантиду»? — спрашивает Ханеки.

Пока что мы его обходили стороной, Юте еще нельзя кататься на такой скорости, но у меня, честно говоря, этот аттракцион любимый. Ханеки великолепно это знает, вот и старается пробить брешь там, где стена тоньше. Ненавижу, когда он меня читает, как книгу открытую! Отвечаю молчанием.

— Правда, ребята, сходили бы, — советует Мидзухо.

Ханеки встает. Улыбается Юте:

— А ты пока раскрути мамочку на мороженое или на сладкое!

«Падение в Атлантиду» — совсем близко. По сути, едва не следующая калитка после пиццерии. Думаю — ну, может, все не так уж страшно. Может, он и предложил-то только потому, что идти недалеко. Непонятно почему, становлюсь от этой мысли много счастливее.

— Гуляю так с чужой женой… смешно. — Ханеки садится, пристегивает ремни. Нельзя не согласиться, — действительно странновато. Пристегиваюсь подле него. Если посмотреть сбоку, — точь-в-точь Ханеки, которого я знала когда-то, в те дни, когда он меня на машине возил. Те же бледные, узкие губы, те же тонковатые волосы. Всегда удивлялась — почему он просто не пострижется покороче? Мимо нас проносится замученный служитель, проверяющий ремни безопасности. — Твой муж… какой он?

— Ой, он ужасно милый!

Вместе с этими словами на меня наваливается депрессия. Скверно, неправильно — говорить о Муцуки так небрежно. Так, словно его ничего не стоит описать в одной банальнейшей фразочке «Ой, он ужасно милый!». Нет, Муцуки — это много большее, это… это что? Я в растерянности. У меня не хватает слов. Как прикажете рассказать о Муцуки чужому человеку, пожелавшему узнать, каков он?

— Давненько я не видел этого выражения, мисс Нахмуренные Бровки, — комментирует он.

Раздается громкий гудок, и мы с грохотом трогаемся. Я вцепляюсь в ручку сиденья.

— Эй, ты что? Мы ничего плохого не делаем, перестань, пожалуйста, сидеть с таким видом. Я тебе всю жизнь повторял: ты — дикарка, и это — одна из черт, которые меня в тебе особенно привлекают!

Я, как и обычно, совершенно без понятия, что он имеет в виду. А «Падение в Атлантиду» — замечательная штука. Ожидание и предвкушение, пока мы медленно взбираемся вверх, все выше и выше; бешеная скорость, с которой обрушиваемся вниз; дыхание, срывающееся на нежданных крутых поворотах, когда вас трясет, как завтрак в школьном ранце; бьющие в лицо потоки воды… Я наслаждаюсь каждой секундой! Солнечный свет отражается от серебристых ручек. Слепит глаза. Смотрю вниз, на огромные черные ботинки Ханеки. Их стопроцентно уже десятки лет не чистили, на них налипла грязь, покрытая свежим слоем пыли. Для Муцуки такое было бы немыслимо!

Мы медленно плывем к остановке, тормозим на месте, с которого аттракцион начинается. Слышится восторженный гомон людей, расстегивающих ремни безопасности и вылезающих из кабинок.

Ханеки, склонившись ко мне, что-то говорит, и я еле разбираю слова, почти утонувшие в шуме и гаме вокруг:

— Неужто мы не сможем встречаться с тобой вот так, хотя бы изредка? Просто — как добрые друзья?

Он говорит не «добрые друзья», a «good friends» — по-английски.

Добрые друзья? И какого ж ответа он от меня ждет? Мы выбираемся из кабинки, сходим на твердую землю. Меня все еще малость пошатывает.

— Знаешь, не надо наезжать на Мидзухо-чан. Она всего лишь выполняла просьбу твоего мужа, — объясняет Ханеки, пока мы сходим по ступенькам, — и каждый мой волосок встает дыбом.

— Что ты сейчас сказал? Мой муж? Мой?

У выхода нас поджидают Мидзухо и Юта.

— Ответь мне, чей муж кого и о чем попросил?!

— Муцуки попросил. Меня… пригласить Ханеки-сан погулять с нами, — лепечет Мидзухо.

Мир плывет у меня перед глазами.

И пока Ханеки с Ютой поодаль крутятся на «тюльпане», Мидзухо рассказывает мне о телефонном разговоре, который состоялся у нее днем раньше. Рассказывает об идиотском звонке Муцуки. Он, похоже, уже тогда твердо решил с нами не ходить.

— Я пытаюсь узнать — почему? А он мне не говорит. А потом говорит-можно попросить тебя об одолжении? Говорит — знаю, что это прозвучит странно, но ты, случайно, не знакома с Ханеки, бывшим бой-френдом Секо? — Мидзухо тараторит все быстрее, она явно злится. — Я говорю — конечно, знакома, мы сколько раз все вчетвером общались, и все такое. А он спрашивает — не могла бы я, значит, пригласить вместо него в парк Ханеки? А я не знаю, что сказать. Я спрашиваю — да зачем? А он мне и отвечает: ну, понимаешь, состояние Секо в последнее время нестабильно. Депрессия у нее. Я говорю — ну и что с того? А твой Муцуки тут мне на полном серьезе и заявляет: по-моему, неплохо бы ей было любовника завести! Нет, вот так прямо и говорит, ты себе представляешь?! Я, конечно, говорю — я против. А он — что ты думаешь? Он смеется и говорит: я, понимаешь, в этом отношении для нее не гожусь. Не мое, понимаешь, это поле деятельности. А потом опять уже серьезно — только запомни, ей не любой ее бывший подойдет!