Мак постучал в широкую арочную дверь, затем приоткрыл ее.
— Мама?
— Входи, Мак.
В тот момент, когда Уэнди услышала ее, она поняла, откуда у Мака этот глубокий, бархатистый голос. И, вернее всего, именно у нее на коленях он научился искусно пользоваться им.
Миссис Берджесс, без сомнения, высокая, стройная и элегантная женщина. Несмотря на нездоровье, на ней, конечно, струящееся одеяние из атласа и кружев…
Мак широко распахнул дверь.
— Кое-кто хочет проведать тебя.
Уэнди даже заморгала от удивления. В инвалидном кресле сидела маленькая женщина в голубой бархатной пижаме, с тщательно уложенными белыми волосами. Ее тело было слегка перекошено, одно плечо выше другого. Руки с длинными пальцами были сложены на коленях, и Уэнди заметила, что суставы ужасно деформированы. — Мама, это Уэнди.
Глаза женщины были такие же, как у Мариссы — и как у Рори. Неудивительно, что у Мака не возникло никаких сомнений, когда он увидел ребенка в первый раз. Но взгляд у миссис Берджесс был какой-то отсутствующий, словно она заранее отстранилась от всего, что может причинить ей боль.
Ее глаза надолго остановились на Уэнди.
— Я Элинор. Я бы пожала вам руку, но боюсь, мне это не удастся.
— Я понимаю, — быстро отозвалась Уэнди. Она слегка, будто перышком, прикоснулась к запястью миссис Берджесс. Кожа у женщины была, словно креп, испещрена множеством мелких морщинок.
Элинор перевела взгляд на ребенка в руках Уэнди.
— Так, значит, вы вернули нам Аврору.
— Ты сможешь взять ее на руки, мама?
Очень осторожно Уэнди усадила малышку на колени Элинор, но держала руки на плечике Рори, чтобы та не начала ерзать. Но тщетно — лицо Элинор исказилось от боли.
Однако старая женщина не сдалась так легко. Несколько минут она просто смотрела на Рори, а та в ответ — на нее.
Не отрывая глаз от Рори, Элинор спросила:
— Вы пообедали?
— Нет, — ответил Мак. — Мы решили не останавливаться, чтобы не быть застигнутыми бурей.
— Позвоните Паркеру и скажите, чтобы он немедленно об этом позаботился.
Она не повысила голоса, но ее слова прозвучали как недвусмысленный приказ. Уэнди растерялась — это она Маку приказывает? Но тут послышались легкие шаги в соседней комнате, и сиделка ответила:
— Да, мэм.
— Не утруждай себя, мама, об этом уже позаботились. — Мак склонился к матери и нежно поцеловал ее в щеку.
— Ну что ж, увидимся утром.
Уэнди машинально сделала шаг, чтобы взять ребенка.
— Нет, — сказала Элинор резко.
Уэнди отпрянула, словно ее ударили. В последние несколько минут власть явно перешла в другие руки. По всей видимости, у нее больше не осталось никаких прав на Рори.
— Извините, — быстро поправилась Элинор. — Я не хотела вас обидеть. Я только хотела сказать, что моя сиделка уложит ребенка спать, чтобы вы могли спокойно поесть и отдохнуть. Вы, должно быть, очень устали.
Уэнди с трудом сглотнула и постаралась ответить вежливо:
— Да, конечно. Очень вам признательна.
Это действительно было так. Она настолько устала и проголодалась, что была не в силах заниматься с Рори. То, что Элинор Берджесс заметила это, свидетельствовало о ее чуткости. У Уэнди не было никаких оснований испытывать что-либо, кроме благодарности. И все же, когда она провела рукой по кудряшкам Рори и пожелала ей спокойной ночи, она словно сказала «прощай».
ГЛАВА ПЯТАЯ
Несмотря на угрозу Мака, они все-таки не нагрянули в кухню. Вместо этого Мак повел ее в просторную столовую в задней части дома, где Паркер уже накрывал на две персоны. Мак попридержал стул для Уэнди, затем сел сам рядом с ней.
Паркер зажег свечи в центре огромного стола, налил два бокала вина и стал разливать суп.
— Миссис Кордоза посылает свои извинения за этот наскоро приготовленный обед, сэр. — Он поставил перед Уэнди суповую тарелку из тонкого фарфора.
Она вдохнула деликатный аромат супа, и ей почудилось, что он приготовлен из сливок с омаром. Уэнди вспомнила арахисовое масло на тосте, который она ела в тот вечер, когда к ней пришел Мак. Очевидно, миссис Кордоза и понятия не имеет, что такое по-настоящему наскоро приготовленный обед.
Паркер подал суп Маку.
— Кстати, сэр, я приказал одному из людей отогнать машину в гараж.
— Спасибо. Я совсем забыл о ней. Завтра надо будет ее помыть. — Мак расправил салфетку и взял ложку. — Пока я не увижу ее при дневном свете, я не смогу решить, оставить ли ее.
За супом последовал салат, заправленный острым соусом из меда и уксуса, и горячие булочки из муки грубого помола. Паркер незаметно убрал ее пустую тарелку, и только Уэнди собралась сказать, что она уже сыта, как он внес большое блюдо, накрытое крышкой, и спросил:
— Кусочек филе, мисс?
Она даже не успела ответить, а он уже ловко отрезал несколько кусочков говядины и веером разложил их на фарфоровой тарелке. К этому добавил ложку пассированных овощей и, прихватив тарелку полотенцем, поставил ее перед Уэнди.
— Очень горячо, мисс, — предостерег он, поворачиваясь, чтобы приготовить то же самое для Мака.
— Когда вы сказали, что мы нагрянем в кухню, я подумала, что вы имеете в виду что-нибудь простенькое, — вполголоса сказала Уэнди. — Сандвичи или что-нибудь такое.
Мак улыбнулся.
— Миссис Кордоза меня любит. Я умею оценить хорошую кухню.
Паркер бросил заключительный взгляд на стол, собрал все лишнее и удалился.
Мак потянулся к бутылке вина, стоявшей у его локтя, и снова наполнил бокал Уэнди.
Она откусила кусочек филе. Оно было восхитительно — сочное, розовое, с чудесной корочкой по краям. Давно уже она не ела ничего вкуснее.
После ухода дворецкого в воздухе возникло напряжение.
Уэнди обдумала и отбросила несколько тем для разговора и наконец спросила:
— А что с вашей матерью?
— Ревматоидный артрит.
— О, это ужасно.
— Временами да. Ей то становится легче, то хуже. Сейчас у нее как раз обострение. Таким больным противопоказаны стрессы, и после смерти Мариссы улучшений у нее не было.
Уэнди ловко подцепила крошечную морковку и отправила в рот.
— Так вот почему вы хотели подготовить ее, прежде чем привезти Рори.
Мак утвердительно кивнул.
— Ей станет лучше?
— Я надеюсь. Такое и раньше случалось.
— Но она сможет заботиться о ребенке?
— Ей поставили диагноз сразу после рождения Мариссы, и она справлялась. Конечно, ей помогали сиделки.
— Интересно, не это ли имела в виду Марисса, говоря о том, что ребенка погубят, — вслух размышляла Уэнди. — Сиделки вместо матери…
В голосе Мака появились металлические нотки:
— Марисса любила все драматизировать.