Однако не слишком ли я расширяю границы словесности, предлагая ей объять необъятное: все произведения Слова, которые есть в нашей речевой культуре? На эмблеме Общества русской словесности с портретом Пушкина в центре два пояснения: «Русский язык и литература». И на сегодня это справедливо, потому что актуально и злободневно. Вопросов столько, что их надо разбирать взвешенно и спокойно, научно и общепонятно.
Первое: поднять роль и значение русского языка и литературы в школе. Это надо делать и через увеличение количества часов, и через содержание и методы преподавания учебных предметов. Содержание – это учебные тексты: чему учить? Справедлив термин «золотой канон», который употребил патриарх, то есть надо определить тот минимум, которому следует учить и который составил бы основу той «культурной идентичности», о которой говорил президент. Задача решаемая, хотя, видимо, каждому из нас придётся несколько поступиться своими вкусами.
Второе: организация учительского труда, то есть поставленный патриархом вопрос о роли «наставника – человека, передающего знания от сердца к сердцу, от разума к разуму». Разве мы не говорим постоянно на наших курсах повышения квалификации о личности учителя и качестве его подготовки? А кто-нибудь сказал так, как наставлял учитель святой Иоанн Кронштадтский: прежде всего надо «воспитывать сердце, а потом уже ум»? Простите, скажут, у нас и терминологии-то такой нет: «СЕРДЦЕ…» Между тем Иван Ильин писал: «Цель образования – зажигание сердца». Сделать это может только сердечно вдохновлённый и знающий свой предмет учитель. Есть над чем поразмышлять всем сердцем…
Третье: проблема чтения. Всё-таки, как верно подмечено патриархом, «весьма спорно», что молодёжь мало читает. Действительно, молодёжь разная, и то от одного, то от другого слышишь, что читают, а вот чтó читают, какой привит «вкус к чтению», кто стал образцом, какие извлекаются уроки для жизни… Об этом на секции фундаментальных научных исследований замечательно сказала профессор МГУ Светлана Григорьевна Тер-Минасова, общепризнанный авторитет в обучении студенческого юношества: когда готовятся преподавать русский язык иностранцам, то «всё-то вы читаете про Англию и её историю, а вас не об этом будут спрашивать, а чтó вы знаете о России, её литературе и культуре…»
Кстати, замечательно наблюдение патриарха над психологией восприятия читаемого текста в сравнении с кинотекстом: «Когда человек читает, он сам создаёт художественный образ», то есть он живёт не теми образами, которые ему показывает экран, а «тем, что написано. Каждый из нас – соавтор! В чтении ты – сам себе режиссёр…» Давно заметил: посмотришь хороший фильм (например, «Войну и мир») – и, когда читаешь строки романа о Пьере Безухове или Андрее Болконском, в сознании предстают «толстяк» Сергей Бондарчук и утончённый Вячеслав Тихонов… А вот Обломов Олега Табакова мне не понравился сразу, потому что слишком люблю сам роман, написанный гениальным стилистом Гончаровым – мастером русского слова. Думаю, «кудрявый мальчик» Илюша Обломов должен быть у каждого свой.
Четвёртое: проверка знаний. ЕГЭ… Как мягко патриарх предложил не рассматривать «реформы образования» и ЕГЭ «с исключительно критической точки зрения», но как точно сказал о главном «нарекании-возражении» – тестовой форме ответов. Последняя, на мой взгляд, конечно, не приспособлена прежде всего к «русскому языку и литературе», где требуются творчество, которое не заменишь никакими правильно поставленными галочками.
Особенно отметим вызревающее решение двух проблем: восстановление в школе сочинения и добавление устного компонента. Если в сочинении надо решить проблему повышения нравственно-интеллектуального содержания (в Царскосельском лицее 13-летние Пушкин и Дельвиг писали сочинения на темы «Бессмертие есть цель человеческой жизни» или «Строгое исполнение обязанностей есть первый долг христианина», – только после такого труда ученик способен писать искромётные стихи!), то устный экзамен просто необходим, чтобы, наконец, обратиться к развитию устной речи, а у учителя появилась реальная потребность не только учить расставлять галочки в тестах, а разговаривать и общаться с учениками. Вообще ученик в школе и студент в вузе больше всего хотят общаться с учителями и преподавателями, а пока всех заставляют учиться «самостоятельно», выхолащивая учебный процесс от главного – сотрудничества учителя с учениками.
Пятое: проблемы филологического образования в высшей школе. Здесь, на мой взгляд, две проблемы, которые тяжким бременем легли на плечи преподавателей. Первая – сохранение классического образования в виде традиционных предметов университетского курса: сегодня по приказам Минобра (или по собственному желанию отличиться) катастрофически сокращаются традиционные предметы: греческий и латынь, древнерусская литература и литература XVIII века, а вместо них вырастают некие странные курсы, якобы нужные для данной специальности. Безграмотно выглядит требование новых младореформаторов указывать в списках литературы по предмету книги и учебники, изданные не ранее пяти лет от нынешнего года. Так новые «пупкины» и «тяпкины» становятся читаемы вместо академиков Виноградова и Щербы.
Но о чём вопит (или лучше – вопиет) научно-педагогическая общественность и что вызвало на съезде гром несмолкающих аплодисментов в адрес Александра Привалова, генерального директора журнала «Эксперт»? Он говорил о бремени бюрократической документации, совершенно парализующем работу и вузовского преподавателя, и школьного учителя. «Отменить 99 процентов документации!» – буря оваций! А что же министр Ливанов и его помощники? Их в зале нет…
Решительный пересмотр вузовского делопроизводства назрел как никогда, должен быть выполнен как грантовский проект научно-исследовательской работы и представлен научной общественности. Безумные УМК (учебно-методические комплексы), не вскрывающие сути учебной дисциплины, но только затемняющие её своим формулярством, требующие ежемесячной коррекции по вновь придумываемым стандартам… Компетенции, которые надо вписать в каждую тему, то есть представьте: на разные темы разных университетских предметов – одни и те же компетенции… Компетенции стали чем-то вроде обязательных прежде ссылок на классиков марксизма-ленинизма…
Сказанное – не критика, потому что критика мрачна. Это анализ и предложения, которые решительно оптимистичны. Потому встаёт главный вопрос, ответом на который проверяется любое событие и работа всякой организации: а результат будет? Что, если опять «собрались и хорошо поговорили»? Судя по размаху, замаху, намерениям и настроению, дело пойдёт. Мы находимся «в очень важной точке нашего духовного, культурного развития», – завершает доклад патриарх.
Надежда, рождённая прошедшим событием, вдохновляет многих. Наверное, мой «жуткий оптимизм» требует и ответа на вопрос: может, что не понравилось в работе съезда? А вот не отвечу! Если организаторам или чиновникам, которые уже окружили «верхушку» Общества русской словесности, хочется узнать (знаете, всё-таки 40 лет «словесного» стажа, и не у меня одного), пусть придут и спросят. Отвечу.
За всё ответим: «Внезапно Судия приидет и коегождо деяния обнажатся…» А пока возрадуемся, возвеселимся и потрудимся.
«Стихослагатель и книгопастух»
«Стихослагатель и книгопастух»
Книжный ряд / Библиосфера / Объектив
Галкина Валерия
Теги: Юрий Панкратов , Река времён , Повернулась планета
Юрий Панкратов. Река времён: Избранные стихотворения и поэмы – М.: Прогресс-Плеяда, 2015. – 288 с.
Юрий Панкратов. Повернулась планета: Избранные стихотворения – М.: Прогресс-Плеяда, 2015. – 272 с.
Вышедший после почти двадцатилетнего молчания сборник избранных стихотворений и поэм Юрия Панкратова «Река времён» уже не застал поэта в живых, прозвучал эхом. Но всё-таки здорово, что прозвучал… Таким стихам не место в пыльных ящиках письменного стола – они должны населять бумажные страницы, согретые теплом читательских рук.
Первое, что поражает в стихотворениях Панкратова, – яркая самобытная образность: так мыслят или художники, или безумцы (если, конечно, можно разглядеть тонкую черту, отделяющую одно от другого). Художественный мир поэта наполнен сравнениями, совершенно невозможными на первый взгляд: здесь горизонт может хрупнуть в руке, словно подкова, а зеленоватая звезда запутаться в листве, что молодая птица в сети , здесь у берёз лебединые шеи , а в грушах тяжесть золотого слитка … Здесь можно лицезреть шаманство цветущих садов , слышать, как падающие плоды целуют землю и как гром стреляет из пистолета лебедей.