Очевидно, наверху плюнули на цивилизованный путь развития
(как в Японии, например) и решили бороться с преступностью, расстреливая тех, кого поймали, а не тех, кто взрывает общество и убивает журналистов и других деятелей…”
Во как завернул, защищает общество от наемных убийц, а сам он-то кто? И кто же ему мешал встать на тот самый
“цивилизованный путь развития”…
Заканчивает так: “Прошу Вас если уж не милость ко мне проявить, то хотя бы справедливость, и разберитесь хорошенько и не зачеркивайте жизнь людей просто так, веря тому, что скажут те, кто, возможно, и Вас самих потом посадит за решетку…”
Это дело я пересказал не потому, что оно интересно. Отнюдь.
Но оно как бы выбивается из разряда типовых и бытовых, которые обычно заполняют зеленую папку.
Здесь перед нами не жертва случая или человек, придавленный судьбою, тяжкими условиями, а некий субъект, сделавший убийство принципом, если хотите, своей жизни.
Он мог бы пойти в отряды Баркашева, а мог бы расстреливать мирных жителей в Чечне… Еще ранее мог быть в одной команде с матросом Железняковым, бросать бомбу в царя-батюшку от имени народовольцев, рубить головы боярам в одной связке со
Стенькой Разиным, с Емелькой Пугачевым.
Это тип, полагаю, не социальный, а, скорей, биологический, он присутствует при всех режимах и во все времена, принося человечеству невероятные страдания и беды.
Недавно отловили (и осудили) еще одного серийного маньяка по фамилии Онуприенко. “Семейный убийца”. Он из “наших”, из детдомовских, низкорослый, невзрачный. Не помнит, сколько человек загубил, но не менее полсотни. “Одним больше, одним меньше, – произносит он, – ни я, ни Бог не заметит…”
И далее поясняет, что “… убивал людей, чтобы познать себя”. Он и постранствовать успел, побывал в Германии, но оттуда выдворили. Сидел в психушке, был в секте мормонов…
Обо всем об этом Онуприенко повествует, цитируя Библию и немецких философов.
Сейчас средства массовой информации создают из таких вот героев телеэкрана. О Чикатило написаны книги, американцы уже сняли фильм. А ростовский прокурор, требовавший на суде для маньяка казни, накануне ее заходит в камеру своего подопечного, берет у него автограф на книге о нем. И об этом потом с гордостью рассказывает.
Это, конечно, возникло не сегодня и даже не вчера. И
“лучшие” из них, если можно так сказать про убийцу, и в давние времена становились притчей во языцах, а потом и легендами; и если им удавалось чудом избежать секиры палача, то в тюрьме ли, в ссылке или на пенсии писали на досуге о своих похождениях мемуары и становились героями авантюрных книг, которые столетиями забавляют легкомысленное человечество, охочее до такого чтива.
За многие годы со времени какого-нибудь Джека-Потрошителя чужие слезы успевают высохнуть, кровь впитаться в землю, но остается жадный интерес к тайнам убийцы и его жертвы, который небескорыстно эксплуатируют поставщики такого рода
“искусства”.
Наш герой помельче, пожиже, да и путь к “славе” покороче.
Догоняя свою жизнь, описанный мной супергерой, он же последователь героев Достоевского, пришлет нам еще три прошения, моля о пощаде.
Видит Бог, я не хотел рассказывать эту историю, оберегая ваши, уважаемый читатель, да и свои собственные чувства.
Особенно в такой чистый зимний день. И особенно потому, что разговор-то идет о детях. Таких, как моя Манька. Как она, кстати, там? Лишний повод прерваться и, прижимаясь щекой к холодному стеклу, убедиться, что детеныш здесь и цел.
Хотя вот на днях вдруг исчезла, мы с женой выскочили без верхней одежды, закричали, забегали… Начитавшись всех этих дел из зеленой папки, забегаешь и голос и сердце сорвешь!
Нашли в подъезде соседнего дома, щенка отогревала…
Вот и этот случай о ребенке вовсе не исключительный. Он даже, если хотите, в каком-то роде “типовой”, сродни нападениям на таксистов, и его легко берут на вооружение молодые преступники, у которых жажда легко обогатиться и, не работая, пожить в удовольствие не менее велика, чем у нашего предыдущего героя.
Но они даже не теоретизируют по этому вопросу. У них от желания убивать до самого убийства путь еще короче.
Подсудимые Балян и Табунщиков были должны крупную сумму денег одному из преступных авторитетов г. Ростова. Чтобы рассчитаться с долгами, они разработали план похищения
12-летнего мальчика Лени. Фамилию его, по понятным соображением, я не называю. С семьей мальчика Балян был знаком, бывал в их доме.
6 мая, в теплый весенний день втроем: Балян, Зеленский и
Ревин, всем от 18 до 20 лет, – я, кажется, уже писал, что преступность резко помолодела, стала жесточе, – подготовили для похищения багажник автомашины “Жигули”, туда залез самый младший из группы, Зеленский, чтобы удерживать мальчика.
Рано утром они подъехали к перекрестку и стали ожидать Леню, зная, по какому маршруту он ходит в школу.
В это утро, как выяснится потом, Леня не хотел почему-то идти в школу и просил разрешения у мамы остаться дома, но она настояла.
О Лене в деле сказано мало, но известно, что он хорошо учился, любил читать, рисовать, танцевать. И был, главное, доверчивым ребенком.
Но, Господи, как их оберечь и при этом не нарушить чистой доверчивости к людям?
Завидев Леню, Балян подозвал его к машине, стал расспрашивать, как обстоят школьные дела, в это время подоспевший Табунщиков подкрался сзади, схватил мальчика в охапку и бросил (так и написано: “бросил”) в багажник.
Мальчик кричал, сопротивлялся. Оказавшаяся неподалеку, совершенно случайно, тетка мальчика увидела, как увозят ее племянника… Бросилась за машиной, но не догнала. Она же первая рассказала в милиции и родителям Лени о краже их сына.
Преступники отвезли похищенного ребенка на квартиру
Зеленского к его матери, где представили мальчика и
Табунщикова как родных братьев, которые следуют проездом через Ростов и пробудут у них до вечера.
Мальчик, как рассказала потом на суде мать Зеленского, вел себя спокойно, ни на что не жаловался и, пообедав, стал смотреть телевизор. А надо бы, наверное, жаловаться, звать на помощь… Я так пишу, уже зная, что произойдет дальше. Но мальчик-то этого не мог знать. Наверное, поверил, попав в домашнюю мирную обстановку, что все обойдется.
В это время Табунщиков позвонил родителям Лени и потребовал выкуп за ребенка в размере 60 тысяч долларов, пригрозив, что, если они обратятся в милицию или не принесут денег, ребенок будет убит.
Для активного воздействия дали Лене поговорить с матерью.
Мальчик плакал и просил забрать его отсюда.
Таких денег у родителей не было. Их выделил для выкупа банк по просьбе УВД, и они были доставлены отцом Лени в то место, которое указывали похитители, – к гаражам на Авиамоторной улице.
Но, плохо зная район, отец мальчика положил деньги под соседний гараж, и похитители, – надо сказать, что вели они себя крайне самоуверенно, – подъехали туда прямо с мальчиком
(в багажнике); не обнаружив денег, позвонили из ближайшего автомата.
Деньги в конце концов были найдены, спрятаны на квартире
Ревина, и тут же похитители стали решать, что им делать с мальчиком. Судьба его была предрешена, ибо организатор похищения Балян ему знаком, значит, никаких шансов уцелеть нет.
“Он всех опознает, его надо убить”, – сказал Балян. С ним согласились. Ревин указал подходящее место для убийства: пустырь неподалеку от его дома, на улице Гагарина.
Ну а где же наша милиция, которая нас бережет?
Четыре звонка от похитителей, несмотря на прослушивание,
“из-за несовершенства технических средств” не зафиксировали местонахождения звонивших, а когда те открыто, вместе с мальчиком (!), приехали в район, “заблокированный милицейскими силами”, их даже не засекли, оправдываясь тем, что деньги обычно берут через подставных лиц. Такая непрофессиональность стоила жизни ребенку.
Преступники ночью вывезли мальчика к пустырю, испуганный, он плакал, просил его отпустить…
А голосов-то с улицы не слышно…
Где же Манька?
Я слишком торопливо приник к стеклу и, снова ничего не увидев, лишь снег да следы на снегу, стал распахивать створку окна, руки плохо меня слушались. Ничего не ощущая, как с головой окунаясь в холодный и пустой (без Маньки!) зимний мир, я, наверное, слишком громко закричал… И почти сразу под крылечком отозвалось беспечным голоском: “Я здесь, здесь…”
– Никуда не уходи, слышь?- предупредил я. – Ни-ку-да, слышь?!
– Никуда я не иду. Я тут играю.
– Ну, играй, играй…
Окошко я закрыл, напустив в помещение холода, но не успокоился, стал оглядывать огород, до темнеющего за елками забора, в поисках кого-то, кто может там появиться и угрожать жизни дочурки моей… Такой беспечной и доверчивой… Как тот мальчик Леня.
…Табунщиков накинул шнурок от своих спортивных брюк сзади ему на шею и стал душить. Зеленский в это время, как сказано в деле, удерживал хрипящего и теряющего сознание ребенка.