Читать интересную книгу Дорога соли - Джейн Джонсон

Среди погребального инвентаря Байрон Кун де Пророка обнаружил деревянную чашу для верблюжьего молока. В ее основании был отпечаток золотой монеты с именем императора Константина II (337–340 гг. н. э.). Характер захоронения не имеет никакого отношения к мусульманским погребальным обрядам. (Ислам был принесен в этот регион с востока арабами в VIII веке.) Была обнаружена также прекрасно сохранившаяся глиняная лампа распространенной римской конструкции, покрытая копотью, что говорит о том, что ею часто пользовались. Экспертиза датировала эту лампу III–IV веками. По этим деталям мы можем с определенной уверенностью утверждать, что захоронение произведено не ранее IV века н. э., в эпоху поздней Римской империи.

Амулет, найденный нами в могильнике, представляет собой подобие так называемого тчерота, которые носят мужчины и женщины племени туарегов в качестве талисманов, предохраняющих от злых сил, но ответить на вопрос, почему он не был обнаружен во время раскопок в 1925 году, а также последующих, проводившихся в тридцатые и пятидесятые годы, не представляется возможным. Мы нашли его непосредственно в переднем помещении. Он лежал на земле совершенно открыто и не имел никаких признаков того, что был извлечен из погребения. Более того, на нем имеются надписи, которые говорят о том, что они были сделаны в регионе Адаг,[24] а красные сердоликовые диски изготовлены гораздо позднее, чем бусы из того же материала, найденные в могильнике. На каменной стене над ним мы обнаружили надпись, которую я скопировал и привожу ниже. До сих пор никто не смог расшифровать ее. Происхождение самого предмета также остается тайной».

Внизу я увидела ряд странных символов, начертанных синими чернилами.

Я сняла амулет и стала внимательно его разглядывать. Держу ли я в руках одну из вещей, принадлежавших легендарной царице? Или здесь кроется еще какая-то, гораздо более глубокая тайна?

Глава 7

Торопясь поскорей покинуть стоянку и уйти подальше от гнева Росси, сына Бахеди, Мариата смогла унести в загон для верблюдов только одно седло, то самое, что взяла с собой из дома в Ахаггаре. Очень красивое, сработанное из кожи и резного дерева, украшенное латунными пластинками и скрепленное медными гвоздями, оно досталось ей от прабабушки. Сидя в нем, она чувствовала себя настоящей принцессой, каковой, впрочем, казалась себе всегда. Ей очень не хотелось уступать седло старой женщине, но из вежливости она заставила себя сделать это. Посмотрев на седло, Рахма рассмеялась.

— Думаешь, мне нужна эта громоздкая старая рухлядь?

Она поцокала языком, мехари подогнул ноги и опустился перед ней на колени. Женщина привязала сандалии к уздечке, схватила животное за нижнюю губу, перекинула ногу через шею и уселась прямо на холку перед горбом. Вместо седла она поджала под себя ногу, потом посмотрела вниз и поймала на себе восхищенный взгляд девушки.

— У моего отца были только дочери. В тяжелые времена мне приходилось водить караваны.

Мариата неуверенно окинула взглядом своего мехари. Она слегка робела. Один раз ей уже пришлось путешествовать, проделав путь от Ахаггара до Аира, но большую часть времени она сидела в паланкине, как и подобало женщине ее положения.

— Наклони ему голову, — приказала Рахма.

Мариата повиновалась, и хорошо обученное животное послушно опустилось на колени.

— Сними обувь и держи ее при себе, на коленях. Чтобы повернуть налево, похлопай по шее справа, и наоборот. Ступни положи на выгиб шеи. Так ты станешь чувствовать каждое его движение и сможешь управлять им не хуже, чем вожжами. Захочешь перейти на рысь, стукни его по горбу, только не очень сильно, иначе понесет, или сожми ему пятками шею. Можно сделать и то и другое. Чтоб остановиться, натяни поводья. Если тебе надо, чтобы он опустился на колени, похлопай его по затылку как следует и свистни погромче. Поняла?

Мариата подергала за поводья, но верблюд лишь взревел низким голосом.

— А что делать, чтобы он тронулся с места? — спросила она.

Они ехали всю ночь без остановки, держась северо-западного направления, через узкие ущелья, изрезанные крутыми оврагами и руслами высохших речек. На безоблачном небе ярко сияла полная луна, окрашивая в серебро окружающий пейзаж. То и дело раздавался вой шакала, ему вторил другой. Эхо жутких воплей катилось по холмам, заставляя Мариату трепетать от страха.

При каждом ночном звуке она испуганно вздрагивала, ей казалось, что за ними погоня. Девушка оглядывалась, но никого не видела. За спиной вздымалась неровная цепь величественных Базганских гор, у подножия которых кое-где, сверкая и переливаясь всеми цветами радуги, по тучным лугам несли свои воды на юг речные потоки.

— Вон там, в полудне пути отсюда, лежит Агадес, ворота в пустыню Тенере. — Рахма неопределенно махнула рукой.

На их родном языке это слово означает «пустота» или просто «пустыня» — более тысячи миль бесплодных скал и песка. Вот и теперь отец Мариаты и братья ее идут по этой пустыне, по древнему караванному пути между ливийским Феццаном, Египтом и древней Сонгайской империей. Веками торговые караваны перевозили через пустыню Тенере, от одной великой цивилизации к другой, золото, слоновую кость, хлопок, кожи и рабов. Но дни благоденствия и покоя давно миновали. Теперь верблюды несут на своих спинах лишь сухие овощи да мешки с просом. После отчаянной торговли с народом канури, владеющим копями, караванщики получают взамен сосуды с солью, везут их в обратную сторону и выручают жалкий барыш. Ведь приходится платить пошлину племенам, чью территорию они пересекают и чьими колодцами пользуются. Порой на торговцев нападают разбойники, порой они гибнут во время свирепых песчаных бурь. Бывает, что целые караваны поглощаются зыбучими песками феш-феш, и только через много лет люди находят их кости. Но чаще всего от них не остается и следа.

— Нам что, идти через Тенере? — спросила Мариата.

При этой мысли ее охватило беспокойство, предчувствие какой-то опасности. Впервые в эту минуту, качаясь в седле в такт верблюжьей походке и вдыхая свежий ночной воздух, она ясно поняла, что не представляет, куда они направляются. Ей известно только то, что говорила Рахма. Разыскивая ее, старуха прошагала пешком восемь дней.

— Боже упаси, конечно нет! — тихо рассмеялась та.

Больше она ничего не сказала, и дальнейший путь проходил в молчании. Они спустились с плато Аир и двинулись по долине вдоль широких уэдов. По этим высохшим руслам, покрытым глинистым сланцем, верблюды вышагивали легко, лишь камни, кое-где попадающиеся на пути, хрустели под их огромными ногами. Позади над холмами поднялось солнце. Косые красные лучи осветили долину, и ветки акаций вспыхнули, будто объятые пламенем. Пока ничто не говорило о том, что Росси бросился в погоню.

Наконец перед ними раскинулась широкая плоская равнина. Рахма шлепнула своего верблюда, и тот немедленно прибавил шагу. Она оглянулась через плечо и прикрикнула:

— Не отставай! Они наверняка идут следом. Верблюды, которых ты украла, стоят немалых денег. Мы должны как можно больше увеличить разрыв.

Мариата с опаской потрепала своего верблюда по горбу, но тот лишь повернул к ней огромную белую голову и глянул на нее громадными равнодушными глазищами. Ему превосходно удалось выразить этим и бесконечную скуку, и неизмеримое превосходство над ней.

— Пожалуйста, — умоляла она его, колотя пятками по шее. — Пожалуйста, шагай побыстрей.

В течение дня бесконечная череда зеленой растительности и серого камня в окружающем пейзаже постепенно сменилась жесткой щеткой трав, пожелтевших и побуревших от жары. Они пересекли открытое место, где не было ничего, только голые скалы и россыпи черного как смола гравия, вперемежку с колючками и густыми зарослями кустарников, среди которых выделялся тамариск, растущий там, где уровень грунтовых вод достаточно высок. На следующий день пошли рыжевато-коричневые пески, бархан за барханом, как волны в океане.

Мариата смотрела вдаль, где песок, образуя мерцающую дымку, сливался с небом, и ей казалось, что рассудок ее, качаясь на этих волнах, тоже плывет сейчас к ускользающей линии горизонта. Ее охватило чувство удивительного покоя, все мышцы расслабились, ломота в костях стихла.

— Как это красиво, — прошептала она.

— И несет с собой смерть, как и все прекрасное, если не окажешь ему должного уважения, — улыбнулась Рахма.

— Ты прошла этот путь пешком?

— Да.

— Должно быть, ты очень любишь своего сына, — изумленно покачала головой Мариата.

— Да.

— Расскажи мне о нем. Он красив? Благороден? Может быть, он поэт? Носит ли он голубые одежды? Окрашена ли кожа на его лице в цвет индиго от покрывала? Ходит ли он по пустыне караванными тропами? Или, может быть, он воин, который потрясает мечом во время битвы и выкрикивает прославленное имя своего клинка?