Читать интересную книгу Сказания древа КОРЪ - Сергей Сокуров

Разговор друзей-бонапартистов прервал вернувшийся надсмотрщик. Не расставаясь с палкой, он нёс на плече солдатский ранец экс-полковника. Следом за ним показался в дверях пожилой жандармский офицер сопровождения арестантов. В руке он держал предмет, размером с ладонь, завёрнутый в серую холстину и перевязанный шнурком. Приблизившись к амнистированному, протянул ему свёрток:

– Ваше серебро, месье полковник.

Через несколько часов нанятое Шарлем рыбачье судно выйдет из Гаврского порта вслед за солнцем в залив Сены. За мысом Аг баркас повернёт на юг, к берегам Бретани.

Граф д’Анкур, владелец титула и родового замка, вчерашнего каторжника невзлюбил заочно. Шарль представил его настоящим именем. Во мнении убеждённого роялиста, русские хоть и пригрели у себя дома высокородных беженцев из Франции после революции, таких как герцог де Ришелье, но унизили французов так, как не унижал их никто со времён 100-летней войны. Правда, граф несколько смягчился, когда увидел карандашные наброски нежеланного гостя. Даже снизошёл до заказа ему своего портрета Сергею раньше не приходилось писать масляными красками. Пришлось учиться на ходу. Работа затянулась. Увидев себя на холсте, граф окаменел лицом и молча удалился. Не качество исполнения было тому причиной. Рука художника невольно изобразила сущность молодой, с жесткой складкой рта, холодной натуры. Работа была отправлена в чулан. Новых заказов от хозяина имения на полуострове не последовало.

Борисову сыну претило быть нахлебником у кого-либо. К его удаче он пришёлся ко двору, точнее сказать к цеху, а по-русски, – к артели мастеров по восстановлению старых фресок. Неподалёку от замка д’Анкуров, в седловине между соседними холмами, располагалось аббатство, возведённое в романском стиле ещё при Карле Великом. Здесь находилась графская усыпальница. Древние фрески сильно потускнели, местами было невозможно понять, что на них изображено. Как-то, прогуливаясь по окрестностям, товарищи по высадке в бухте Жуан забрели в аббатство. Их внимание привлекли спорщики, сгрудившиеся у покрытой фресками стены. Сергей-Серж прислушался, дал совет. Кто-то из спорящих сначала возразил, но, подумав, последовал совету чужака. Когда на стене под рукой мастера появилось поверх старой краски свежее красочное пятно, раздались возгласы одобрения. С того дня гость Шарля зачастил в аббатство. Сначала работал как ученик – за символическую плату, скоро оказался среди помощников мастера. Пришёл день, когда со словами «позвольте, граф, расплатиться за стол и кров» он выложил перед своим благодетелем табачный кисет с луидорами. Разумеется, родовой аристократ от золота своего гостя надменно отказался. Тогда гость пожертвовал эти деньги домовому храму д’Анкуров. Представитель титулованной знати был вынужден невольно признать однодворца равным себе.

Жизнь в Бретани русского человека, нижегородца из служилого сословия, авантюрная, наполненная приключениями, закончилась, когда капитана Шарля, из младшей ветви д’Анкуров, отнесли в родовой склеп. Сергей-Серж, по приобретённой в остроге привычке не замечать течения времени, только тогда обратил внимание на календарь. Ого! Седьмой год пошёл, как он вышел из острога. А всего пробыл Сержем Корсиканцем более десяти лет. Пора к русскому имени возвращаться. Пора к своим.

Глава IХ. Црна Гора

Путешествуешь ли из Лондона в Париж, оттуда – в Петербург через Стокгольм, затем, с заездом в Варшаву, направляешься в Вену – всё Европа, многоликая, узнаваемая по платью, по манере поведения, по схожим образцам искусства и литературы. Местные народы перелистывают календари XIX века Христианской эры, их знать изъясняется в гостиных на французском языке. На этом небольшом «полуострове евразийского материка» императоры и короли посылают своих солдат друг на друга прусским шагом под губительный огонь шуваловских орудий, часто на английские деньги.

А спустишься Дунаем из Вены всего на шестьсот вёрст через европейский Будапешт в Белград, столицу зависимых от Порты сербов, окажешься на территории азиатского владыки. Султан управляет Балканским полуостровом, колыбелью европейской цивилизации, из Стамбула. Древний Византий давно забыл дней Константиновых начало, обзавёлся минаретами и сералями. Семибашенный замок, янычары, тонкие и прочные колья, как метод воспитания ослушников, протяжные, сдавленные вопли муэдзинов.

Если, оставив за спиной Белград, одолеть в полуденном направлении ещё две с половиной сотни вёрст горных дорог (вернее, бездорожья), окажешься на Адриатическом побережье. Здесь, в османской глубинке, обнаружится сюрприз в виде крохотной скалистой страны Црна Гора, называемой за её пределами чаще Монтенегро. Никем из соседей никогда за всю свою долгую историю Черногория до конца завоёвывана не была. Повернувшись спиной к католическому и протестантскому западу, презрительно глядя в близкое лицо ислама, упрямо продолжали жить славяне-черногорцы по «византийскому времени» раннего христианства. И в начале века паровых машин патриархи отдельных родов – ещё не феодалы, лишь примеряются к их правам. Племенная территория ещё не государство и правит на ней волей вооружённых мужчин, скупщины, светский и духовный владыка, в одном лице, по законам гор. Древнейший из законов – право на кровную месть. Вендетта и междоусобицы не дают дожить до старости четвертой части мужчин каждого поколения. Вторая четверть гибнет в войнах с турками. Только в сражениях с иноземцами и в праздники по случаю побед, да в церкви черногорцы едины. Признаёт брат брата по низкой цилиндрической шапочке чёрного цвета, с красным верхом, что называется капа, по православному кресту на груди, по однострунным гуслям за спиной и всегда заряженному ружью в руке. С последним не расстаются и ночью, кладя у изголовья. Вазда му е рука на оружью. Каждый мальчишка, в семье ли воеводы он растёт или углежога, перво-наперво учится метко стрелять, пасти овец, сочинять героические песни по древним образцам и петь их, водя смычком-гудало по струне народного инструмента. Также учатся с колыбели узнавать издали два лица: одно принадлежит тому, кому на роду написано тебя убить, другое – твоей жертве, назначенной нередко дедами задолго до рождения мстителя.

Црна Гора – природные бастионы Динарского нагорья. Они возвышаются над Адриатикой, местами отступая от берега, скалистыми уступами. Венчает эту неприступную цитадель «донжон Плутона» – вершина Боботов-Кук высотой в 2522 метра. Две стремительные горные реки, Пива и Тара, в глубоких каньонах, как Божьи рвы, охватывают царственную высоту горных сербов. Самые могущественные враги южных славян (а таковыми веками оставались турки-османы), заглатывая их земли по всему Балканскому полуострову, неизменно ломали зубы на камнях Черногорского карстового плато. Его защитников будто не женщины рожали, а духи гор ваяли из того же камня. Если полчища завоевателей, бывало, овладевали долинами, их жители уходили вверх, за облака, откуда отступать некуда, выше только небо.

Оставались независимыми гребни хребтов, местами голые, лишённые почвы, белеющие известняком, местами зелёные от трав. И горные склоны, поросшие буковыми и дубовыми рощами, населённые оленями, кабанами, дикими козами, зайцами, всякой живой мелочью не доставались врагам. Высокогорные луга, освобождаясь от зимнего снега, давали пищу овцам, спасителям нации, едва насчитывавшей сто тысяч человек в свободных от турок пределах. Народ неизменно выживал и прирастал новыми поколениями. Клочки скудной почвы в расщелинах скал, на узких террасах горных потоков распахивались и худо-бедно кормили местное население и беженцев из долин кукурузой и пшеницей. Порте удавалось овладевать, бывало, надолго, основными житницами Черногории. Ими были плодородные почвы вокруг селений Никшич и Подгорица, Скадарская озёрная котловина, богатая краснозёмами. Там вызревали маслины, плоды гранатовых деревьев и виноград.

Но сердце Черногории всегда оставалось в горах. Они учили доблести, укрепляли тело, обостряли зрение стрелков, воспитывали презрение к смерти, ставили честь выше всех ценностей, усиливали любовь к Родине. Весела ми майка! И удивительная любовь к пению у горцев – от гор, что многозвучным эхом отзываются на голос певца, подхватывают мотив мощным хором.

Испытывая во всём материальном недостаток, обитая в бедной хижине, горец не считал себя нищим. Ведь ему безраздельно принадлежало всё это живописное Божье творенье – мятежно вознесённые к звёздному небу скальные зубцы, будто сошники вспахивающие райские угодья. Православное мироощущение не препятствовало вере в мифических белых дев – хозяек рощ, озёр, рек и ручьёв, скал и отдельных камней, расщелин и пещер, горных троп. Они поселились здесь задолго до Христа. Эти вилы незримы, но голосисты. Они добры и суровы одновременно: предупреждают путников об опасности и жестоко наказывают ослушников. Их соблазнительные голоса способны заманить юнака туда, откуда нет выхода. Только однажды за все неисчислимые века лишь одну вилу, обитавшую в пещере на горе Ловчен, приручит, добром понудит служить себе избранный Богом черногорец. Но в году 1814, куда я завёл сейчас читателя, тому мальчику всего один год от роду. Подождём немного.