— Я тебя люблю.
— А я тебе не верю.
Они стояли друг против друга — каждый со своей правдой и своей виной.
— Почему нам надо уезжать? Что случилось? — отдышавшись, спросила она.
— Ты можешь нормально со мной поговорить? — Андрей устало провел рукой по лицу. — Просто поговорить, как два разумных человека.
— А ты уверен, что разумен?
— Давай без издевок! — почти взмолился он.
— Я не умею иначе, — усмехнулась она, предлагая ему свои правила игры.
Ей казалось, что принять их — невероятное для него дело, она надеялась, что разговор не состоится, уплыв в сторону взаимных обид и пустых препирательств. Удавалось же ей так долго избегать этого разговора!
— А ты постарайся, Даш, — серьезным тоном произнес Андрей, — ради того, что у нас было, попытайся сейчас хотя бы выслушать меня спокойно.
— Я уже слушаю. Но ты не ответил на мой вопрос. Мы со Степкой должны уехать из дома, потому что какие-то ублюдки опять решили, что ты им встал поперек дороги?
У нее получилось — на секунду он поверил, что сейчас важно объяснить причины, рассказать, что произошло на фирме и в его отношениях с Мишкой. Глаза в глаза, и Андрей понял, что она просто боится и оттягивает момент.
— Доверься мне, я знаю, что для вас со Степкой лучше.
Обычно так и было, он говорил, — она доверяла, он делал, — и она убеждалась, что ему можно доверять и дальше.
— Как можно довериться человеку, который предал? — спросила она сейчас, уже не притворяясь заинтересованной в ответе и не ожидая его, просто выплеснула в пространство то, что волновало больше всего на свете. Как? Как?!
Даша прислонилась к подоконнику, обхватив себя руками, словно пытаясь согреться.
— Ты такую ерунду говоришь, Андрей.
— Зато твои речи просто брызжут интеллектом! Разве нельзя доверять отцу своего ребенка?! Думаешь, я желаю Степке зла?
— Так ведь и я ему добра желаю! Я не могу быть спокойной за своего сына, пока…
— За нашего сына!!!
— Пока его папенька отмывает денежки и рискует не только своим членом, но и…
— Даша!
— Что, «Даша»?! — передразнила она, всплеснув руками, и заходила по своей огромной кухне, задевая стулья. — Я говорила тебе тысячу раз, что никакие деньги не стоят спокойствия и здоровья мальчика! Я просила, я умоляла тебя бросить весь этот большой бизнес к чертовой бабушке и заняться разведением кроликов! Благо места предостаточно, — она небрежно махнула рукой за окно.
— Но ты ведь и сам большой! Тебе и без сопливых скользко, так ты выражался? Не лезь не в свое дело, глупая женщина!
— Дашка, я никогда так не говорил! — опешил Андрей.
— Это подразумевалось, — отрезала она, — просто ты давно перестал называть вещи своими именами, и мне приходилось только догадываться, что ты имеешь в виду…
Самое время спрятаться под стол и там переждать, пока не сорвутся ее голосовые связки.
— Нет! Ты не понимаешь! — все-таки перекричал ее Андрей. — Твои догадки и близко не лежали с реальностью. Зачем ты все додумывала за меня? Зачем перефразировала мои слова? Это же как игра в шахматы с самим собой!
— Не знаю. Я не играю в шахматы, это ты такой умный!
Все, дальше без тормозов. Самоуничижения, оскорбления, намеки и недомолвки. И снова не разобрать по полочкам, не привести в порядок чувства и предчувствия, настоящее и будущее. Потому что прошлое слишком недалеко и слишком болезненно.
Андрей схватил ее за руку, когда Дашка в сотый раз пролетала от двери к окну.
— Пусти, дурак, больно! Пусти, синяк будет!
— Я поставлю, я и залижу!
— И не надейся! Я ненавижу тебя, кобель проклятый! Пусти сейчас же! У меня же кость лопнет!
— Дурочка! Она треснет, если что, а не лопнет. Я люблю тебя.
— И поэтому выламываешь мне руки?
— Ты же выламываешь мне душу, и я терплю…
Залаял Рик, но оба даже не насторожились, не вскинули головы, продолжая глядеть друг на друга в упор.
— Разве у тебя есть душа? — мечтая провалиться сквозь землю, уже произнесла Дашка.
Андрей с тяжелым вздохом опустился на стул.
— Нет, конечно, у меня ничего нет. Ни души, ни сердца, я давно превратился в робота.
— Вот именно! — ударила она, сама уже лежа в нокауте.
— И нет мне прощения.
— Точно.
Было слышно, как в кране ворчит вода. Во дворе продолжал заливаться радостным лаем пес. Шипело и шкваркало что-то на сковородке.
Дашка выключила газ, наложила в тарелку подгоревшие слегка котлеты, ломтики помидоров и огурцов, посыпала зеленью и поставила перед Андреем. Она вдруг почувствовала невероятный голод и села за стол напротив мужа.
Он молча достал ей вилку. Потом соскреб петрушку и лук почти со всех котлет. Дашка полила их кетчупом.
— Между прочим, там много витаминов, — с полным ртом пробурчала она, намекая на зелень, которую он щедро пожертвовал ей.
— Я не могу есть траву, — в миллионный раз заявил Андрей.
Она закатила глаза.
— Ну, и глупо.
Нанизав огурец на вилку, он протянул ей, и Дашка сосредоточенно захрустела.
— Опять недосолила.
— Андрей, дай мне развод!
— Бери.
— И Степку.
Он закашлялся и долго не мог остановиться, дрожа всем телом.
Она не спеша обошла стол, похлопала мужа по спине и, задержав ладонь, прошептала ему в ухо:
— Ну, пожалуйста…
— Спасибо, — без издевки произнес он, откашливаясь. В глазах его стояли слезы.
— Андрей.
— Даша.
— Это невыносимо! — пожаловалась она кому-то.
— Ты сядь, поешь. Я не отпущу тебя.
— Ты ведешь себя, как ребенок! — проглатывая котлету, сообщила Дашка. — Ты — эгоист! Мне нельзя здесь оставаться, я с ума сойду…
— Давай уедем.
— Я хочу уехать одна! То есть со Степкой.
— А я? — глядя в пол, спросил Андрей.
Дашка снова вскочила, отбросив вилку. Та, жалобно звякнув, откатилась на край стола, задела тонкий бокал, на боку которого моментально появилась широкая трещина.
— Не склеить, — сказала Даша, сама не зная, что имеет в виду. Бокал? Жизнь? Любовь?
Ответы ищут в конце задачника, но им еще предстояло перевернуть добрый десяток страниц, прежде чем добраться туда.
— Ты не любишь меня? — спросил он.
— Нет, — покачала она головой, глядя в его глаза честным взглядом.
Если она сумела убедить саму себя, почему бы и его не убедить в этом.
— Значит, хочешь уйти? Хочешь развестись, да? Но я не смогу без вас, ты понимаешь! Я не хочу без вас!
— Меня ты потерял давным-давно, а Степку тебе терять не придется в любом случае. Я же не настаиваю, чтобы ты прекратил с ним всякие отношения. Вы будете встречаться, переписы… то есть перезваниваться…
— Раз в неделю по выходным я стану водить его в цирк и в кино, — подхватил Андрей деревянным голосом, — стану замечать, как сильно он вырос, как он похож на меня, на тебя, как ему не хватает нас.
Дашка решительно выбросила бокал в мусорное ведро.
— Нельзя жить вместе только ради сына!
— А ради чего льзя?
Она наткнулась на его воспаленные глаза, которые смотрели на нее с жадностью, ожидая, видимо, что она ответит. Увы…
— Не молчи, — попросил Андрей, — скажи мне, ради чего ты осталась бы? Ведь можно еще что-то сделать.
Она молча покачала головой из стороны в сторону, закурила и присела на стул, зябко кутаясь в кофту. И по тому, как она молчала, и по тому, что она не ушла, и по тому, что ее глаза избегали его взгляда, Андрей вдруг понял — любовь жива. Но любовь не всесильна, добавил кто-то внутри него тоненьким голоском.
— Даш, выходи за меня замуж.
Она поморщилась:
— Не устраивай спектакль! Я замужем и хочу, наоборот, развестись.
— Я знаю. — Он тоже достал сигареты, и задумчиво теребя пачку, продолжил: — Ты устала от меня, и я дам тебе развод.
Он перехватил ее недоверчивый взгляд, мимолетно обрадовавшись, что в нем не было ни торжества, ни тем более — долгожданного счастья.
— Дам тебе развод, — повторил он с напором, — а потом снова женюсь на тебе.