Читать интересную книгу В аду повеяло прохладой - Максуд Ибрагимбеков

Оставшись наедине с Сеймуром, Назимов вполне доброжелательно объяснил, в чем главным образом состоят его обязанности. Он сказал также, что соответствующие органы сурово карают преступников, посягающих на безопасность родины, но они же протягивают руку людям, оступившимся по недомыслию или случайно, в тех случаях, когда эти люди своим поведением доказывают, что хотят встать на путь исправления. Назимов сказал, что, по его личному мнению, для Сеймура еще не все потеряно. Если, сказал Назимов, Сеймур приложит усилия и убедит власти своим дальнейшим поведением, что он может быть законопослушным и полезным членом общества, то эти усилия не останутся незамеченными и будут оценены по достоинству. Сеймур вежливо слушал Назимова и в паузах кивал головой, но для него единственным существенным и самым важным из всего услышанного в этот день было распоряжение Назимова включить в кочегарке радио.

Назимов сказал, что Сеймуру запрещается покидать территорию совхоза и вступать в разговоры с работниками, так как это нарушение правил, которое неотвратимо повлечет за собой наказание.

– Здесь, в совхозе работает общественный представитель органов. Если вам захочется нам что-то сообщить, обращайтесь к нему, его зовут Ахлиман Фаталиев, это проверенный человек. Все, что вы ему сообщите, он немедленно передаст нам.

«Странные порядки в здешнем совхозе. В Тайшете имена сексотов вслух не произносились», – мельком подумал Сеймур. А вслух с искренним удивлением произнес:

– Какие же сведения я могу ему передать?

– Все, что заслуживают внимания органов. Скажу вам откровенно, инициатива и активность всегда нами поддерживаются, – заявил Назимов. – Как говорил товарищ Сталин, каждый человек кузнец своего счастья.

Назимов говорил предельно любезно, и Сеймур ради приличия решил разговор поддержать.

– А как я его узнаю?

– Ахлиман Фаталиев работает здесь в совхозной лаборатории. Он доцент, специалист по шафрану. Он вас сам найдет.

На вопрос, сколько времени ему предстоит здесь пробыть, Назимов уже сухо, официальным тоном ответил, что Сеймур будет здесь жить и работать вплоть до особых распоряжений. Когда поступят эти особые распоряжения, от кого и что произойдет после них, Назимов не сказал.

И Сеймур понял, что капитану Назимову ничего на этот счет неизвестно.

Самандара Назимов дожидаться не стал. На прощание он тоном заботливого старшего брата еще раз посоветовал Сеймуру быть законопослушным и благоразумным.

Самандар появился в сопровождении водителя, который принес постельное белье и брошюру по технике безопасности. Так в кочегарке появилась первая книга.

После отъезда Назимова поведение Самандара заметно изменилось, взгляд него теперь был высокомерным, а в голосе появились начальственные нотки.

Прежде чем войти, он, расставив ноги, остановился в дверях и окинул взглядом помещение:

– Ты понял, как тебе повезло? Курорт! Просто курорт.

Сеймур оглядел потолок и стены, потом перевел взгляд на Самандара. Со стороны было видно, что человек размышляет.

– Где курорт? – после паузы спросил он.

– Как где? Здесь. Ты не согласен, что для тебя это курорт?

– А мне сказали, что это кочегарка, – глядя прямо в глаза Самандару, простодушно сказал Сеймур.

Еще по тайшетскому опыту он знал, что искусное при-дуривание зэка в отдельных случаях выручает его в разговоре с начальством.

Самандар испытующе посмотрел на собеседника.

– Я-то знаю, откуда тебя привезли! Разве в лагере были такие условия? Поэтому я и говорю, что здесь курорт. Ты согласен?

Самое страшное в Тайшете – холод, помнил Сеймур. Холодно было всегда и везде. Не было ни одного места, где можно было согреться. Даже постоянное чувство голода – пустяки по сравнению с холодом. Спустя два месяца после прибытия в Тайшетлаг он отморозил на лесоповале ноги. В лагерном госпитале врачи ступни ему сохранили, но большой палец левой ноги пришлось ампутировать. С тех пор он стал слегка прихрамывать на левую ногу.

– Там были двухэтажные нары, а здесь кровать. Удобство все-таки.

– Ты везучий. Таких, как ты, отбывших срок, еще недавно мы отправляли на поселение куда подальше, чаще всего в Мингечаурскую степь, там начиналось строительство гидроэлектростанции. Из каждых десяти в живых оставались двое. А тебя, нате вам, прямиком в Амбуран, чуть ли не в Баку. Тебе в скольких городах СССР запрещено жить?

– Не помню, – хмуро сказал Сеймур.

– Должен помнить. В тридцати двух городах не то что жить, таким как ты появляться запрещено, особенно в Баку. А тебя в Амбуран прислали, курортное место рядом с Баку. Недаром же дача твоих покойных родителей здесь была… На всю страну известные люди были. А их сын – предатель родины. Такого отца опозорил.

Сеймур оценивающе посмотрел на Самандара. «Конечно, самое правильное – это двинуть ему правой в челюсть, и тут же – а это уже ради чистого удовольствия – с размаху ногой пах», – подумал он и сразу постарался отогнать эту мысль.

Тугодумие Сеймура начинало раздражать Самандара.

– В общем, я ухожу… И еще. Это, конечно, твое дело, но бежать отсюда я тебе не советую, – сурово сказал он.

– Куда?.. Может быть, ты знаешь, куда я могу бежать?

– Ты со мной на ты разговариваешь?! – изумился Самандар. – Как ты посмел?! Тьфу! – он вышел, не закрывая за собой дверь. – Лишенец неблагодарный!

Считается, что радио – одно из полезнейших изобретений в истории человечества, Сеймур об этом вспомнил, когда через полчаса после ухода Самандара неожиданно громко заговорил репродуктор. Сеймур сидел на скамье и, облокотившись на покрытый облезлой клеенкой стол, с наслаждением слушал все подряд, что в этот день передавалось по Всесоюзному и республиканскому радио, слушал, не выключая репродуктор вплоть до окончания всех передач в двенадцать часов ночи. На следующее утро, проснувшись, он вначале полностью выслушал гимн Советского Союза, а затем с перерывом в один час гимн Азербайджана, музыкальную физзарядку, новости, утреннюю «Пионерскую зорьку», а также без исключения все другие передачи. И так изо дня в день. Все, что звучало по радио, было жизнерадостным по содержанию и укрепляло в человеке оптимизм и веру в будущее.

Однажды вечером передали репортаж из Тайшета. Зрители и строители выступали на открытии нового широкоэкранного кинотеатра. И в голосах их звучали искренняя радость и гордость за свой прекрасный город, привольно раскинувшийся на берегу Бирюсы. Сеймур вспомнил, как бывший гвардии майор, зэк Анатолий Борисович Гуслинский сказал ему, что кочевые тюрки, первыми прибывшие сюда, назвали это место «Тайшет», что по-тюркски означает «ужас». Сеймур во время пребывания в Тайшетлаге понял, что древние тюрки были людьми неглупыми и дальновидными. О бывшем майоре в лагере ходили легенды. Рассказывали, что новый начальник лагеря узнал из личного дела, что он на гражданке руководил эстрадным оркестром, вызвал к себе вместе с пятью другими зэками, тоже бывшими представителями литературы и искусства, и по неопытности обратился к ним с предложением о сотрудничестве.

– Вы, наверное, все помните, что через десять дней мы будем праздновать день рождения великого чекиста, любимого народом Лаврентия Павловича Берии. Я вас зачем вызвал? Хочу, чтобы в порыве вдохновения вы создали художественное произведение и в день праздника исполнили бы его. Даю вам десять дней, на это время освободим вас от работ, вплоть до дня праздника! Ну как?

Зэки угрюмо молчали. На предложение начальника любезно отозвался только бывший майор Гуслинский.

– А как же! Мы понимаем. Мероприятие полезное, – с воодушевлением похватил Гуслинский. – Только дожидаться вдохновения, гражданин начальник, это последнее дело. Можно и не дождаться. Стихи уже есть, как раз сегодня утром я их сам сочинил, за день-два сварганим на них музыку, вот вам будет новая песня на праздник. Стихи могу вам прочитать прямо сейчас. Пока придумал только начало, если вам понравится, сочиню до конца. Читать, или как?

– Читай, послушаем, – сказал начальник.

Майор встал и прокашлялся.

Цветок душистых прерий

Лаврентий Палыч Берий.

– Ну как вам стихи, гражданин начальник? По-моему, вроде бы складно.

В молодости, до того как стать чекистом, начальник лагеря был полотером, и навыки прежней профессии закрепились в нем навсегда. Как всегда в момент наивысшего нервного напряжения, он стал автоматически делать перед собой круговые движения, какими привык, стоя на коленях, натирать мастикой паркет.

– Всё! Замолчали!.. – с трудом уняв разгулявшиеся руки, обратился он к группе бывшей творческой интеллигенции. – Вы мне ничего здесь не читали, а я ничего не слышал! Мне говорили, что вы закоренелые преступники и мошенники, теперь верю. Всех на десять дней в карцер!

Эту историю Сеймур слышал в разных вариантах, но автором неизменно назывался Гуслинский.