Читать интересную книгу Двести встреч со Сталиным - Павел Журавлев

Но вот Сталин остановился и с каким-то необычным озорством весело закончил:

– И вот сегодня женщины отомстили нам – мужчинам. – И опять обращаясь к Чкалову, тем же дразнящим тоном произнес: – Что же ты, Чкалов, теперь будешь делать?

Все за столом пришли в движение, раздался смех, зазвенели стаканы, наполненные вином, застучали ножи и вилки.

B.C. Емельянов. На пороге войны.

«Советская Россия», М., 1971. С. 85–86.

Н. Г. Кузнецов, 19 декабря 1938 года

В декабре 1938 года меня вызвали в Москву на заседание Главного морского совета. <…>

На заседаниях Главного военно-морского совета много говорили о строительстве кораблей. Решения партии и правительства о «большом морском и океанском флоте» открывало перед нашими морскими силами широкие горизонты. По-новому вставали вопросы о задачах флота. Возникало множество новых проблем, связанных с крупным береговым строительством. Требовалась разработка нового боевого устава военно-морских сил и наставления по ведению морских операций. Подготовиться к приему большого флота, освоить его, научиться управлять им – дело было не из легких. <…>

19 декабря 1938 года заключительное заседание совета происходило в Свердловском зале Кремлевского дворца. На нем присутствовали И.В. Сталин, В.М. Молотов, А.А. Жданов, К.Е. Ворошилов. Выступали М.П. Фриновский, И.С. Юмашев, В.П. Дрозд, Г.И. Левченко, и другие. Выступал и я.

Сталин очень внимательно слушал, задавал очень много вопросов, бросал реплики по ходу заседания.

Чувствовалось, что он хочет узнать мнение флотских руководителей о различных классах кораблей. Впервые, хотя и косвенно, вставали вопросы о морской доктрине в связи со строительством большого флота и о тех изменениях, которые понадобится внести в наши уставы и наставления.

Помнится, Сталин критиковал формулировку о «сложных формах боя», которая была записана в приказе по боевой подготовке на 1939 год. Его мысль сводилась к тому, что «сложный бой» возможен в будущем при наличии линкоров, крейсеров и других крупных кораблей, а пока мы еще на море слабы, задачи нашего флота будут весьма ограниченными. «Лет восемь-десять нужно ждать, пока мы будем сильны на море», – сказал он.

Более конкретно обсуждался вопрос о подготовке кадров для будущих кораблей. Была высказана мысль о сверхсрочниках, о специальном подборе на флот призывников из приморских районов и вообще людей, связанных с морем еще до призыва их на военную службу.

Каждая реплика Сталина воспринималась как указание, и Наркомат ВМФ потом сделал представления правительству в этом направлении. Так относительно сверхсрочников и сроков службы на флоте были вынесены решения, когда я уже работал в Москве – в мае или июне 1939 года. Мне лично довелось докладывать, какие порядки на сей счет существуют в иностранных флотах. Вот тогда и было разрешено флоту иметь неограниченный процент сверхсрочников на кораблях, хорошо их оплачивать в зависимости от сроков службы. Решено было также увеличить срок действительной службы на флоте до пяти лет. «Может быть, установить шесть лет?» – спросил Сталин. Мы возразили: шесть лет слишком много. С нами согласились.

На Главном военно-морском совете Сталин высказал мысль о том, что подготовка кадров – это девять десятых создания большого флота. Он советовал больше внимания уделить практической учебе будущих командиров и с этой целью, возможно, закупить за границей несколько учебных кораблей.

Ставились вопросы о строительстве военно-морских баз, вспомогательного флота, судоремонтных заводов. Слова эти не бросались на ветер. Вскоре развернулось бурное строительство на всех флотах. Тогда же зародился план перенесения торгового порта из Владивостока в Находку, и в марте-апреле 1939 года А.А. Жданов и я были специально командированы на Дальний Восток, чтобы осмотреть все на месте.

Запомнилось мне предупреждение Сталина: не ждать, когда враг нападет, надо уже сейчас изучать его возможности, его уязвимые места, повышать бдительность и боевую готовность. У североморцев он спросил: «Заходят наши корабли в Петсамо? Редко? А немцы и англичане?» Закончил разговор словами:

– Напрасно вы редко наведываетесь туда. Петсамо – это Печенга, исконно русская земля. Мне в своем выступлении пришлось коснуться очень неприятного события на Тихоокеанском флоте: во время шторма погиб строящийся эсминец. Все мы опасались, что нам крепко достанется. Сталин посуровел:

– Вы считаете, что было предпринято все для спасения корабля?

– Все. Сталин молча, не прерывая, дослушал мой доклад. Я понял, что гроза миновала.

На следующий день правительство устроило для моряков прием. В Грановитой палате все было торжественно. Мы, молодые руководители флотов, впервые так близко встретились с руководителями партии и правительства. Нас хвалили, говорили, что перед флотом открываются необычайно широкие перспективы. Провозглашались тосты за Сталина, за моряков и командующих флотами. Мы отвечали горячими, до боли в руках аплодисментами.

То, что происходило в Кремле, поднимало настроение, воодушевляло и глубоко врезалось в памяти. Мы долго потом вспоминали этот прием.

Н.Г. Кузнецов. Накануне.

Воениздат, М. С. 225, 226, 227–229.

1939 год

А.С. Яковлев, январь 1939 года

В начале 1939 года правительством было созвано большое совещание. В Овальном зале Кремля собрали всех, кто проявил себя как авиационный конструктор или изобретатель, кто за последнее время вносил какие-нибудь предложения по авиации. <…>

Среди присутствующих находились народный комиссар авиационной промышленности М.М. Каганович, конструкторы В.Я. Климов, А.А. Микулин, А.Д. Швецов, СВ. Ильюшин, Н.Н. Поликарпов, А.А. Архангельский, начальник ЦАГИ М.Н. Шульженко и многие другие.

В президиуме – И.В. Сталин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов.

Совещание вел Молотов. Он вызывал конструкторов по заранее составленному списку. Каждый должен был рассказать, над чем работает, посвятить в свои планы на ближайшее будущее.

Один за другим выступали конструкторы. Сталин в это время расхаживал по залу, курил трубку и как будто не принимал никакого участия в совещании, погруженный в свои думы. Однако время от времени он вдруг подавал какую-нибудь реплику или задавал вопрос, свидетельствовавший о том, что он очень внимательно прислушивается ко всему, что говорилось.

Мне запомнилось, что начальник НИИ ВВС Филин настойчиво выступал за широкое строительство четырехмоторных тяжелых бомбардировщиков Пе-8. Сталин возражал: он считал, что нужно строить двухмоторные бомбардировщики Пе-2 и числом побольше. Филин настаивал, его поддержали некоторые другие. В конце концов Сталин уступил, сказав:

– Ну, пусть будет по-вашему, хотя вы меня и не убедили.

Пе-8 поставили в серию на одном заводе параллельно с Пе-2. Вскоре, уже в ходе войны, к этому вопросу вернулись. Пе-8 был снят с производства, и завод перешел целиком на строительство Пе-2. Война требовала большого количества легких тактических фронтовых бомбардировщиков, какими и были Пе-2. <…>

В ходе совещания возник вопрос о секретности. Не просачиваются ли сведения о нашей авиации за границу? Как сохраняется государственная тайна в научных учреждениях?

Вдруг Сталин спросил:

– А как обстоит с этим делом в ЦАГИ? Кто у нас начальник ЦАГИ?

– Шульженко. Он здесь присутствует, – ответил нарком Каганович.

Бледный от волнения, Михаил Никитич Шульженко поднялся с места. Сталин погрозил ему пальцем:

– Имейте в виду, вы за это отвечаете.

В конце совещания нас еще раз призвали к тому, чтобы каждый обдумал создавшееся положение и, не стесняясь и ничем себя не ограничивая, внес свои предложения по обсуждавшимся вопросам.

Участие в кремлевском совещании взволновало не только меня, но и весь наш небольшой тогда коллектив.

А.С. Яковлев. Цель жизни.

Политиздат, М., 1987. С. 129–130.

Н. М. Пегов, 12 марта 1939 года

Вооруженная решениями своей первой партийной конференции, делегация коммунистов Приморья выехала в Москву на XVIII съезд партии. <…>

…Шел к концу, кажется, третий день работы съезда. Выступающий с трибуны говорит какими-то слащавыми липкими фразами и все в адрес Сталина, которому это, видимо, не понравилось. Он встал из-за стола президиума, подался всем корпусом вперед, внимательно вслушиваясь в речь делегата. Зал затих. Все поняли, что так это не пройдет. И действительно, Сталин махнул рукой в сторону трибуны и вышел из зала. Никто уже не слушал оратора.

Не прошло и нескольких минут, как ко мне подошел Поскребышев, помощник Сталина, и «вытащил» меня из зала. Я решил, что есть какие-то дела по секретариату съезда, мы оба были избраны в состав секретариата. Поскребышев – человек неразговорчивый, и я, зная это, не стал на ходу задавать ему никаких вопросов. Привел он меня в комнату, расположенную рядом с президиумом. Открыл внутреннюю дверь и я увидел идущего навстречу мне Сталина. Дверь за мной тихо закрылась. Я оказался один на один со Сталиным, которого до сих пор видел только на портретах. Я совершенно не был готов к этой встрече. Подойдя к Сталину, протянул руку, чтобы поздороваться, и услышал только конец сказанной им фразы: «…живете?» В ушах у меня звенело, а в груди не хватало воздуха. Представляю, каков я был в это время.