Читать интересную книгу Мученик англичан - Эдмон Лепеллетье

Но во время процесса маршала Нея оба больших зала кабачка оставались пустынны, молчаливы и мрачны. Причина этого была чисто дисциплинарного характера: по высшему распоряжению на время разбирательства дела гарнизону было запрещено отлучаться из казарм. Бедные заключенные вздыхали за своими окнами, проклиная пэров Франции, прокурора и судей и с нетерпением ждали дня освобождения, чтобы снова навестить любимый кабачок. Все в казармах томились от ожидания конца этого бесконечного процесса, державшего под арестом солдат. Многие, не особенно сокрушаясь об участи маршала, готовы были торопить суд, думая, что если «храбрейшему из храбрых» (таково было прозвище Нея) предстоит быть расстрелянным, то жестоко заставлять его так долго ждать.

Связь с внешним миром имели только караульные солдаты, обозный, ездивший на почту, и курьер, посылаемый в город с рапортами офицерам. Они пользовались при этом случаем, чтобы побывать в кабачке «Солдат-Земледелец» или другом каком-нибудь излюбленном ресторанчике.

Утром первого декабря в кабачке за бутылкой вина сидели два обозных с квартирмейстером военной школы и жаловались на скуку заключения и длительность процесса. Двое сидевших за соседним столом штатских, в которых можно было легко узнать бывших военных, очевидно, вполне разделяли мнение беседовавших и незаметно вмешались в их разговор. Младший из штатских, сидевший против высокого молодца с длинной седой бородкой и большой палкой, сказал, чокаясь стаканом с солдатами:

– Очень досадно, что вы арестованы именно теперь, так как вот этот господин, – он указал на сидевшего против него гиганта, который в виде приветствия несколько раз повернул свою дубинку, – вместе со мной уполномочен пригласить некоторых из вас завтра на хороший" обед.

– Да, на изысканный обед. У меня записаны имена приглашенных, – сказал гигант, вынимая из кармана бумагу. – Вот они: Одри, Буатар, Готье, Пелу…

– Это наши сержанты. Так вы знаете их? – спросил один из солдат.

– Не мы, но тот, кто приглашает их обедать. Вот еще: Арно, Лебрень, Матье и Валабрег…

– Это капралы.

– Не забыты и простые солдаты: Балавуань, Картье, Пти, Сальвини…

– Все старые служаки, – заметил другой солдат.

– Самые старые в полку, – подтвердил гигант, – и они нарочно из любезности выбраны приглашающим.

– А кто же это желает так угостить наших стариков?

– Одна дама, бывшая маркитантка, которая, получив небольшое наследство, желает попотчевать славных ребят, а так как пригласить всех невозможно, то она и выбрала самых старых по службе.

– И совершенно справедливо! – сказал молчавший до сих пор квартирмейстер.

– К несчастью, это не удастся, – вздохнул первый из говоривших солдат. – Однако почему она не отложит эту пирушку, пока кончится наше заключение?

– Это невозможно, – сказал штатский. – Она непременно хочет сделать ее завтра, это ее фантазия, видите ли. Ведь завтра, – прибавил он, понизив голос, – второе декабря!

– Годовщина Аустерлица! – напомнил его спутник.

– День коронации императора, – прибавил гигант, внушительно поворачивая свою дубинку, как бы желая выразить этим особое уважение к двойной славной годовщине.

Квартирмейстер оглянулся вокруг и тихо сказал:

– Я не знаю, ни откуда вы, ни имени того, кто приглашает нас, но, товарищи, я доверяю вам. Мне кажется, что вы тоже служили при том? Мне обидно, тысяча чертей, что я не буду с вами, если завтра вы будете пить за здоровье… вы знаете – чье…

– Да, друзья, – сказал младший из штатских, – мы собираемся праздновать коронование нашего императора, пленника англичан, и день его лучшей победы. Вы можете довериться нам: я – генерал Анрио, а мой товарищ – адъютант ла Виолетт.

– Бывший тамбурмажор первого гренадерского полка, – вставая, отрекомендовался ла Виолетт, взяв на караул дубинкой.

– Мы все за императора! – сказал один из солдат, почтительно чокаясь стаканом с Анрио.

– Так вот, товарищи! Так как нас всех соединяет общее чувство к тому, кого больше нет с нами, так как мы все равно преданы нашему орлу, то знайте, – сказал генерал Анрио, – что дело идет не о простой пирушке в память нашей славной победы. Лицо, поручившее собрать вас, – герцогиня Лефевр.

– Мадам Сан-Жень! О, мы хорошо знаем ее!

– Герцогиня, – продолжал Анрио, – как и все дети Франции, огорчена и возмущена при виде этих бывших эмигрантов, ренегатов империи, изменников, присоединившихся к чужестранцам, которые посылают на казнь маршала Франции, героя нашей армии, неустрашимого Нея, гордость нашей родины!

– И его расстреляют как дезертира, шпиона, как дурного солдата, может быть, уже послезавтра! – сказал ла Виолетт, свирепо ударяя дубинкой по полу.

– И нет средств помешать этой подлости? – спросил один из солдат. – Расстрелять маршала! Это ужасно!

– Нельзя ли устроить его побег? – спросил сержант.

– Можно, – сказал Анрио, – и вы можете, товарищи, сильно помочь нам в этом деле.

– Что надо делать? Говорите, генерал, я отвечаю, как за себя самого, за этих товарищей, – сказал старший из солдат.

– Вы знаете тех сержантов, капралов и рядовых, чьи имена были сейчас прочитаны? Преданы ли они родине? Ненавидят ли Бурбонов и жалеют ли нашего императора?

– Они все служили при нем. Все это старая гвардия!

– Мы так и думали, выбирая их. Эти ветераны назначены нести завтра вечером караул в Люксембурге, – продолжал Анрио. – Они составят особый караул маршала. Двоих или троих из них знает наш друг ла Виолетт. Ему хотелось бы поговорить с ними, предложить им помочь освободить маршала.

– Все они, конечно, будут согласны, но это серьезное дело. Ведь расстреляют, в свою очередь, и их, если бегство маршала откроется.

– Нет, мы приняли меры, – сказал Анрио, – никто из них не пострадает. Им надо будет только вовремя закрыть глаза. Стража может не узнать пленника, бежавшего переодетым.

– А, это другое дело, генерал; я уверен, что ни один из этих молодцов не узнает маршала, если ему удастся ускользнуть. Это решено, теперь вам остается только успокоить наших товарищей.

– Завтра в пять часов, – сказал Анрио, – здесь будут ужинать перед сменой караула, которая происходит в девять часов, так как маршал обедает после приема.

– Не обещаю привести всех, – сказал сержант, – из-за нашего ареста, но пятеро-шестеро найдут способ ускользнуть, остальные же последуют потом за ними. Теперь нам пора вернуться в казармы. Генерал, вы можете вполне положиться на нас!

Последовали рукопожатия, и все шестеро, как бы желая скрепить договор или подтвердить клятву, проговорили вполголоса:

– Да здравствует император!

X

Назначив свидание на следующий день, Анрио расстался со своими новыми товарищами и отпустил также ла Виолетта, сказав ему:

– Итак, решено: до завтра, в пять часов в кабачке «Солдат-Земледелец»!

Ла Виолетт остался один, с недовольным видом вертя дубинку.

– Гм! – проворчал он. – Генерал очень спешит! Он, вероятно, торопится к этой даме, которую взяла под свое покровительство герцогиня. Только бы он не рассказал ей о наших планах! Только бы не оправдались подозрения нашей герцогини! Она поручила мне следить за этой Армандиной, но я не особенно гожусь в полицейские агенты. Хоть я и предубежден против этой женщины, все-таки я не могу допустить, чтобы такой храбрый офицер, как генерал Анрио, дал себя одурачить этому хитрому созданию, принадлежащему к нашим врагам, может быть, подкупленному чужой полицией! Все-таки было бы лучше, если бы генерал остался со мной и пошел дать отчет герцогине о нашем свидании с солдатами.

Ла Виолетт медленными шагами вернулся на Вандомскую площадь и сообщил герцогине о всем происшедшем, умолчав только о поспешности генерала Анрио.

Старый тамбурмажор был серьезно озабочен отношениями этой так называемой Армандины к генералу Анрио. Среди бывших военных, дипломатов и финансистов, принимаемых этой дамой в своем доме, она слыла под именем баронессы Невиль. Вдова штаб-офицера, она жила на пенсию, получаемую из военного министерства, но, несмотря на скромные средства, находила возможность делать приемы и после них удерживала у себя то генерала вроде Анрио, то крупного дипломата, то кого-нибудь из видных банкиров.

Баронессе Невиль было лет тридцать; она была красива и грациозна, имела множество поклонников и, как говорили, не пренебрегала ни одним из них. Она постоянно приобретала новые знакомства и своими стараниями привлечь видных чиновников, недовольных военных и предполагаемых или известных сторонников реставрации Бонапарта успела вызвать основательные подозрения.

Генерал Анрио, казалось, был сильно увлечен ею. Горе, причиненное ему изменой жены Алисы, понемногу улеглось, рана зажила и супруги виделись лишь изредка. Алиса жила одна очень уединенно и сильно постарела. Супруги разошлись совершенно. Анрио был однажды представлен баронессе Армандине Невиль и, скоро увлекшись ею, сделался, как говорили, ее возлюбленным.