– Похоже, тут действительно есть люди… – врач говорил тихо, но не успел договорить фразу, как москвич решительно бросился вперед. Он не понимал, что произошло дальше (вернее, понимал смутно, с трудом), когда, рванувшись, схватил москвича за руку, резко остановил, развернул к себе:
– Не смей! Остановись! Не надо туда ходить!
– Что? Ты, придурок! Ты ударился головой и….
Неожиданно врач принял его сторону:
– Подожди! Он прав. Прежде, чем входить, нужно узнать, что означает надпись над входом! Узнать прежде, чем туда лезть! Может, эти монахи не впускают посторонних!
– А кто тогда открыл нам калитку?
– Может, она случайно открылась? Мы на что-то нажали, и она открылась!
– Это единственное человеческое жилье в округе! Может, у них есть телефон! Не могут же эти монахи быть такими отсталыми! У них должен быть телефон! Я могу позвонить адвокату и он сразу же подаст в суд на этих уродов из туристической компании! И я не только верну назад свои деньги, но и получу страховку! И я не буду слушать двух идиотов, которые…
Дальше все было еще хуже. Он давно чувствовал багровый туман ярости, медленно подступавший к глазам. Он давно боялся, что не сможет себя контролировать… и вот, наконец, это произошло. Он резко выбросил руку вперед и схватил москвича. Подтянул к себе, разок встряхнул:
– Слушай, ты, урод…
Врач бросился между ними, схватил его за руки и почти повис на них:
– Успокойся! Отпусти его! Пожалуйста! Не надо так нервничать! Не надо – так! Можно спокойно обо всем поговорить!
Он толкнул москвича, отшвырнул его от себя. Москвич ударился о стену с глухим стуком и медленно осел вниз. На его глупом толстом лице застыл какой-то детский ужас. Этот ужас не приглушил его ярость, напротив.
– Хочешь идти – иди. Хочешь делать глупости – делай. Мне не нравится этот замок. Не нравится то, что я видел. Я не понимаю, что происходит. Только чувствую, что нам не следует входить в эту дверь. Но если ты не хочешь слушать никого, кроме себя – иди! Только потом – не жалуйся на последствия!
Москвич поднялся на ноги и уже входил в калитку, переступая порог. Врач бросился за ним следом. В воротах мелькнула лишь длинная тень. Он вошел последним, оглядываясь по сторонам и с сомнением качая головой.
Все трое миновали небольшую арку (проход в стене) и вышли на широкий двор, мощенный камнем (площадь города). Теперь вокруг царило полное запустение. Кое-где из каменных плит пробивалась трава. Он почувствовал легкое дуновение сзади, словно порыв ветра взъерошил волосы, прошелся по спине. А потом услышал звук. Звук, который с каждой секундой становился все сильней и сильней…. Стук лошадиных копыт. Громкий стук лошадиных копыт о каменные плиты.
Он обернулся, и в тот же самый момент отпрянул к стене, едва не сбитый с ног ворвавшейся под арку каретой. Он увидел морды огромных коней возле своего лица, почувствовал острый запах лошадиного пота, тяжелое сдавленное дыхание, увидел в реальности, как с конных губ, туго сдавленных поводьями, падают обильные хлопья пены… Шестерка белоснежных коней, удивительно красивых (как хлопья первого снега или чистый сахар, искрящийся под солнцем) везли карету. Сбруя лошадей была полностью черной, и оттого особенно разителен был контраст: черное на белоснежном фоне. Лошади яростно и стремительно рвались вперед. С губ падали тяжелые хлопья пены.
Он отпрянул назад, едва не попав под лошадиные копыта. Деревянные колеса черной кареты глухо застучали по каменным плитам площади. В тот же миг он вдруг понял, что не видит больше ничего: ни своих спутников, ни заброшенных зданий, ни мха, ни камней. Он видел только карету. Словно в этой черной точке сосредоточился особенный смысл.
Карета проехала площадь и остановилась слева, возле небольшого дома, двери которого были плотно закрыты. И в этот миг замерло все. Время замерло, застыло в воздухе твердым телом, и он застыл вместе с ним, испытывая непонятное, необъяснимое ощущение ужаса.
В раскрытых дверях церкви (церковь была прямо, самое высокое здание на площади) он вдруг увидел людей. В церкви было слишком много людей: они выглядывали в окна, в двери, толпились возле входа. Люди замерли в разных позах так же, как и он сам, и он увидел людей и на площади, застывших без движения. Карета остановилась, и мир вокруг замер. Отчетливо и ясно он видел лица, глаза людей, их нелепую, необъяснимую одежду. Он видел поднятые руки и наклоненные спины, видел головы, повернутые к свету или к другим людям и ноги, не успевшие ступить, губы, раскрытые для ответа и начавшие произносить слова, которые застыли на середине, волосы, которые разметал ветер, так и не успевшие опуститься на плечи, множество эмоций и выражений – нахмуренные брови, смеющиеся щеки, подбородок, двигающийся от жевательных движений, удивленные или опечаленные глаза. Люди стояли плечом к плечу – сплошная стена: мужчины, женщины, старики, дети, словно на улицы разом вышли все жители этого города… Он видел детей, которые держались за руки и детей, крепко уцепившихся за материнскую юбку, стариков, жалких и беспомощных, выглядящих так, словно их вытащили из постели, красивых полуодетых женщин с распущенными длинными волосами и мужчин в ночных сорочках, схвативших оружие… И вдруг с какой-то ужасающей реальностью (от которой его ужас стал еще глубже) он вдруг осознал, что ЭТО И БЫЛИ ВСЕ ЖИТЕЛИ ГОРОДА. Мертвые жители заброшенного мертвого города. Он ясно видел их перед собой.
Его взгляд упал на лицо пожилого крестьянина, стоящего совсем рядом. На уставшее лицо, натруженные руки с твердыми мозолями, покрытыми землей. На нем были короткие штаны из холста и порванная, грязная сорочка. Пучки седых волос торчали из ноздрей. Он видел его ясно и отчетливо, видел мельчайшую морщинку на грубом, некрасивом лице… А потом увидел, как на лице крестьянина исчезли глаза, и на их месте остались белые впадины, мертвые глазные яблоки….
И тогда он закричал.
2009 год, Россия, Москва
Казино арендовали на сутки. Стоимость аренды поражала воображение. Учитывая, что дневной оборот крупнейшего казино в центре Москвы составлял около миллиона долларов, можно было представить себе сумму аренды. Но с расходами не считался никто. В конце концов, юбилей в 45 лет бывает раз в жизни! А потому именинник решил отметить его с небывалым, русским, купеческим размахом. Требования его несколько удивили даже привыкшую ко всему администрацию казино.
Собственно, игра была ему ни к чему. Юбиляр сразу заявил, что игровые залы – просто так, одно из развлечений. Сам он игрой не увлекается и не понимает тех, кто помешан на подобном, но вдруг поиграть захочется кому-то из гостей….. Почему же не уважить, тем более, что мероприятие должно запомниться надолго.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});