мистеру Льюису и что-то шепчет ему на ухо. Мистер Льюис колеблется, кивает и произносит что-то, что является удовлетворительным ответом, так как мэр похлопывает его по спине и движением руки указывает своим людям.
Охранники хватают мистера Льюиса под руки и тащат его, всхлипывающего, в темноту.
Мэр оглядывает очередь от начала и до конца, его взгляд задерживается на каждом человеке.
– Кто-нибудь что-нибудь еще хочет мне сказать?
На него уставились широко раскрытыми глазами. Никто не шевелится. Кажется, что ночь затаила дыхание до того момента, как наконец, наконец мэр кивает, и оставшийся охранник вновь начинает расхаживать. Затем мэр хлопает отца по спине, как будто они старые приятели на рыбалке, а отец только что упустил большой улов.
– Отставить, Чарли. Они больше не доставят тебе никаких проблем.
В тусклом свете вход в шахту напоминает зияющую, кричащую пасть. Но единственные звуки – это стук моего сердца, песок пустыни, скрипящий под ногами охранника, и отдаляющиеся рыдания мистера Льюиса.
Мой папа – это тот, кто лечит сломленных людей, а не тот, кто становится причиной их надлома. Да он не может быть частью всего этого, разве не так? Я хочу увидеть его лицо. Мне нужно увидеть его глаза, чтобы я знала наверняка. Но все, что мне видно, – это его понурые плечи, когда он медленно бредет назад к Мисси.
Ранее брошенные слова мэра врезаются мне в память: «Мы оба знаем, что будет, если ты откажешься».
Я поворачиваюсь к Марко, лицо, кажется, горит.
– Что это? Какого черта здесь происходит? – Я говорю громче, чем думала.
Марко толкает меня еще ниже, за растения, закрывая мне рот рукой. Он замирает, прислушиваясь к звукам ритмичного расхаживания охранников. Когда он убеждается, что никто не слышит, то впервые смотрит прямо на меня. Челюсть плотно сжата так же, как и кулаки.
– Я не знаю, – сердито шепчет он. – Клянусь. Дядя приходит домой посреди ночи уже как две недели. И ведет он себя очень подозрительно, поэтому сегодня я последовал за ним. Сначала – к твоему дому, затем – сюда. Я не… Я понятия не имею, что здесь происходит.
Мы сидим так близко, что я чувствую жар его дыхания на щеках, когда он говорит. Морщинка на лбу придает ему опечаленный вид, словно он искренне поражен тем, что только что увидел. Но это все кажется каким-то странным.
– Откуда мне знать, что ты не шпионишь для своего дяди?
– А ты не думаешь, что я бы уже кого-нибудь сюда позвал, будь это так? Я не собираюсь причинять тебе вред. – Он произносит убедительно, настойчиво. – Я обещаю, Люс.
Люс.
Мое уменьшительное имя звучит в его исполнении так естественно, словно он произносил его сотни раз до этого. И смотрит он на меня точно так же, как смотрел сегодня днем, словно он видит меня насквозь, словно может заглянуть мне в душу.
Моя рука тянется вверх к подвеске, которую я нашла на комоде. Я прижимаю к пальцу острие звезды, есть что-то такое знакомое в этом ощущении…
А потом перед моими глазами проносится другой кадр, где мы вместе. Точно так же, как когда они были с Мануэлой на маминых качелях сегодня днем.
Он убирает мне волосы с лица, зачесывая их назад, подходит ко мне со спины и застегивает что-то вокруг моей шеи. Я чувствую, как что-то прохладное ложится мне в область ключицы, и когда я опускаю взгляд ниже, то вижу изящную цепочку с кулоном в виде золотой звездочки.
– Она как звезды на твоей карте, – говорит он мне. – Теперь ты всегда сможешь найти дорогу домой.
В груди разливается тепло. Кривая улыбка Марко появляется на лице, и потом он произносит мое имя так, словно оно принадлежит ему.
Я люблю тебя, Люс.
Потом видение исчезает, ускользает от меня прежде, чем я смогу понять его.
Я с силой моргаю, в то время как лицо Марко передо мной появляется в фокусе. Камуфляж, нанесенный на его щеки, сливается с небом пустыни, и на мгновение все, что я вижу, – это его глаза – луны-близнецы на фоне пустого пространства неба.
– Люси? Ты в порядке?
Я трясу головой раз, затем второй, в попытке прийти в себя, но такое чувство, словно мир вокруг меня превращается в кашу, а я сползаю вниз, вниз, вниз.
– Мне нужно домой, – говорю я громко.
Марко широко распахивает глаза, и все вновь приходит в норму.
И вот тогда я понимаю, что я больше не сижу, пригнувшись рядом с ним, а стою в полный рост. И я уже на достаточном расстоянии, и кто бы там ни находился в трейлере, вероятно, мог меня услышать. Я стою от него лишь в нескольких ярдах.
У шахт тишина, но я не осмеливаюсь туда взглянуть.
Надо мной грустно улыбается луна. Позади меня открывается дверь со скрипом. А потом слышатся торопливые шаги.
Слышится вздох, и этого достаточно. Потому что я узнала бы этот вздох, где бы ни находилась. Я слышу его по меньшей мере раз сто в день.