До сих пор уверен: и после объявления Указа №1400 оставалась возможность избежать лобового столкновения, если бы президентская сторона этого пожелала. Председатель Конституционного Суда Валерий Зорькин, как оказалось, человек очень мужественный, дал согласие собрать в КС представителей противоборствующих сторон и по инициативе целого ряда региональных руководителей провести «согласительное совещание». Ведь как тогда Зорькина «трамбовала» Администрация президента, чтобы не допустить переговоров, но он выдержал этот жесткий прессинг. Нашлись в обществе мощные силы, готовые сесть за общий стол: разобрать взаимные обвинения, договориться и подписать решения, которые позволяли избежать стрельбы. Можно и нужно было предотвратить кровавую развязку. Зорькин, Королев, нынешний губернатор Липецкой области, представители других областей взяли на себя миссию собрать руководителей регионов. Все было готово к этой встрече, и ее назначили на середину дня 4 октября. Более того, Патриарх приветствовал именно такой путь разрешения конфликта. 29 сентября прозвучало его веское пастырское слово, он предложил свое посредничество на переговорах. И тут же Г. Попов на встрече объединений демократических организаций с президентом заявил: на переговоры не идти, никакого посредничества не принимать. Главное для них было — добить несогласных. И это хорошо выразила Новодворская: в «августе 91 года мы не добили коммунистов, и если в 93-м мы не добьем Советы – грош нам цена». В МК писали: «По улицам должны ездить казачьи сотни и оперативно реагировать на каждый красный флаг».
Думаю, когда президентская сторона увидела, что если соберутся главы субъектов Федерации (а выразили желание приехать 62 руководителя), представители из состава депутатов, то Верховный Совет будет невозможно обуздать. И самое для Ельцина страшное – счет будет предъявлен за все…
У меня нет сомнений в том, что действия президента, начиная с Указа №1400 и заканчивая танковым расстрелом Дома Советов, убийством до сих пор точно не установленного количества безоружных граждан, — грандиозная и четко спланированная провокация.
Указ был обнародован 21 сентября, а телекамеры, которые демонстрировали «образцовое наказание» на всю планету, — задача-то была не только расстрелять парламент, хотели еще и морально-психологически сломать нацию, — так вот, камеры эти, в том числе иностранных компаний, заказали до этой даты и установили их на самых выгодных точках обзора. Вот еще факт: когда 3 октября колонна манифестантов с Октябрьской площади двинулась на поддержку депутатов, на прорыв осады вокруг Дома Советов, то за милицейским кордоном, преградившим людям путь, из подъехавшего грузовика высадилась группа крепких молодых ребят, и, доставая из сумок камни, они начали кидать их через головы ОМОНа прямо в первые ряды колонны. Это достоверный факт, есть пленки. То же самое было проделано и 1 мая того же года на Ленинском проспекте, только там бросали не камни, а бутылки. В результате началась потасовка, сожжение машин, разгром палаток. Погиб милиционер, очень многие были ранены. Так сознательно «заводили», «распаляли» молодняк, провоцировали на противоправные действия, чтобы потом все свалить на «экстремизм» оппозиции.
2 октября на Смоленскую площадь разгонять обычный мирный митинг послали свердловский ОМОН. И там тоже совершенно без всякого повода омоновцы начали молотить людей, старика-инвалида забили насмерть…
В прокуратуре, надеюсь, до сих пор существует экспертиза тел погибших на Краснопресненской набережной и вокруг парламента. Ни один человек не был застрелен из оружия, которое находилось в Доме Советов. Все убиты оружием ельцинских наемников. И это тоже не версия, а факт: стреляли также чужие, профессионалы, которых доставили в Москву с европейских натовских баз. Они-то и спровоцировали у Дома Советов первую перестрелку.
В ночь со 2 на 3 октября я лично встречался с Руцким. Предупредил его, в частности: в Останкино уже сидит спецназ на бронетехнике с полным боекомплектом, с приказом стрелять на поражение. Никаких походов за оцепление! Есть реальная возможность принять политические решения, так как на понедельник в КС назначено авторитетное собрание по урегулированию конфликта.
У меня сложилось впечатление, что он соглашался со мной, но когда я на следующий день увидел в «Новостях» на телеэкране, как он кричит: «Вперед, на Останкино!» — отчаянию моему не было предела. Все было кончено. Теперь я твердо знал: впереди — большая кровь…
Но зачем было направлять людей под пули в Останкино, если пульт управления телевещанием расположен совсем в другом месте? Разве Руцкому, недавнему вице-президенту страны, это было неизвестно? 3 октября президентская сторона находилась в патовой ситуации. Нужно было, как воздух, обоснование для ввода в столицу армейских частей. События у Останкино программировали. Ведь здание Минсвязи оборудовано специальной техникой, позволяющей обеспечивать автономную работу Центрального TV от Останкино и Ямского поля. Как потом выяснилось, министр связи это и предлагал Ельцину в ночь с 3 на 4 октября. Но такой исход не устраивал президентскую команду, необходимо было создать впечатление «штурма», «захвата», вынужденного обрыва телевещания. Но даже и тогда армейское руководство не соглашалось вводить в город танки. Всю ночь Ельцин и его подручные «ломали» коллегию Министерства обороны. Генерал Кобец с кейсами денег ездил по двум элитным подмосковным частям, нанимая «расстрельщиков»… Где-то теперь все эти «доблестные вояки», сделавшие «грязную работу» для «святого президента на Святой Земле»?..
Я знаю, некоторые меня упрекают, что я незадолго до расстрела парламента обратился к своим сторонникам с призывом не выходить на улицы. Скажу больше: в тот же день я вместе с председателем Моссовета Н. Гончаром встречался с прокурором Москвы В. Пономаревым и представителем «ДемРоссии» в надежде предотвратить ожидающиеся столкновения. Это был труднейший момент для меня: с одной стороны, оставалась капля надежды, что собрание в Конституционном суде все-таки состоится, с другой — я уже начал отчетливо различать замысел всей этой изощренной, кровавой президентской игры. Хотя, конечно, мне не было известно на тот момент ни о наемниках Кобеца, ни о зарубежных снайперах… Но я отчетливо осознал: одно острие президентской расправы нацелено на Советскую власть, а другое — на компартию, чтобы разгромить ее теперь уже окончательно. Вот из чего я исходил, делая свое заявление на телевидении 1 октября. Но у меня до сих пор нет ответа на вопрос: из чего исходили в руководстве Верховным Советом, когда, по сути, зная о предстоящем утреннем штурме, они в категорической форме не потребовали, чтобы их защитники, прекрасные, самоотверженные люди, ночевавшие на улице у баррикад и костров, ушли в здание?
Именно эти безоружные герои, беззаветно преданные своей Великой Родине, первыми пали от пуль отрабатывавших полученные сребреники иуд.
Каждый год прихожу я 4 октября на панихиду по убиенным в Доме Советов. И когда иду в общем траурном шествии, то при взгляде на открывающийся среди деревьев белоснежный верх величественного здания не могу отделаться от образа гигантского саркофага, теперь вечно хранящего пепел безымянных безвинных жертв…
Алексей Залесский • Конец Дома Советов (Наш современник N9 2003)
Алексей ЗАЛЕССКИЙ
Конец Дома Советов
(воспоминания очевидца)
Трудно быть зеркалом, отражать события так, как они происходят. Память работает избирательно, удерживая в первую очередь то, что больше всего поражает, и пропуская мелочи, которые могут впоследствии оказаться важнее того, что представлялось самым главным. Фильтры сознания… Совершенно объективным не может быть ни один человек. И все же постараюсь не столько оценивать и судить, сколько описывать то, что видел, не слишком доверяя тому, что слышал.
Не хочу причислить себя ни к одной партии. Я за тех, кто защищал закон. Но когда с в о и делают роковые ошибки, не могу замалчивать, а тем более оправдывать их. Иногда я позволяю себе размышлять над увиденным, пытаюсь сделать вывод, но не решаюсь произнести окончательного приговора. Может быть, для очевидца и этого достаточно.
* * *
Я вернулся в Москву из отпуска в пятницу, 24 сентября, и по дороге домой решил посмотреть, что делается у Верховного Совета после указа Ельцина о его роспуске.
У троллейбусной остановки “Площадь Свободной России” перед кордоном милиции толпился народ. К Дому Советов не пускали. Свет в здании, кажется, тогда еще не был отключен полностью: некоторые окна светились, а на набережной у парадной лестницы развевались красные и черно-желто-белые монархические флаги, под которыми шевелились едва заметные в наступающей темноте фигурки людей. Шел митинг. Кто-то сказал, что пускают со стороны “Краснопресненской”. Было холодно, время от времени хлестал короткий, но сильный дождь, и я решил придти завтра.