— Эй, эй — ты не балУй! — мужчина в комбинезоне отшатнулся от Сергара, сделал шаг назад — Шеф, у него нож!
— Назад, твари! — Сергар сам не заметил, как сказал это на своем языке, опомнился, и повторил — Твари, назад! Убью!
— Ты хочешь по-плохому? — усмехнулся Андрей — Уродец, ты чего себе возомнил?! Да я тебя сейчас…
Он не договорил — пущенный рукой Сергара нож вонзился в косяк рядом с шеей бандита и замер, дрожа, будто от разочарования, не успев напиться крови.
Сергар схватил второй нож, такой же острый, со следами ржавчины с края клинка — он нашел его за столом в кухне, где тот пролежал лет пять, не меньше, и заточил.
— Следующий будет у тебя в горле!
— Сынок, не надо! Сынок! Тебя посадят! — Мария Федоровна клушкой бросилась к сыну и обхватив его руками, закрыла телом — Не трогайте его! Мы уедем! Не трогайте! Не трогайте нас…
* * *
Они ехали долго. Почти до вечера.
Вначале по городу — Сергар, несмотря на происшедшее, с интересом смотрел вокруг, на то, как живут люди. Он до сих пор ни разу не выходил на улицу.
Потом пошли предместья с маленькими старыми домишками, соседствующими с огромными, двух-трехэтажными домами, пытающимися выглянуть из-за высоченных заборов, с острыми пиками, вделанными по верху.
Дорога, вначале гладкая, покрытая поблескивающим в лучах солнце неизвестным Сергару составом, через несколько часов закончилась, началась трясучая, гадкая дорогая с торчащими из нее крупными камнями и глубокими рытвинами, похожая на все тракты, что пересекали континент в мире Сергара. Там были дороги и получше, но в основном — вот такие, с рытвинами, заполняющимися дождевой водой и жидкой грязью. Ничего нового — деревня, есть деревня. В любом из миров.
Они ехали в автомобиле, где кроме них с Марией Федоровной было еще двое подручных Андрея — сам он сидел впереди, рядом с водителем, таким же угрюмым, неприятным типом, смотревшим на мать с сыном как на два куска дерьма.
Коляску засунули в кузов большой машины, вместе с остальными вещами, Сергара бесцеремонно, как куклу, бросили на заднее сиденье маленькой, туда же затолкали и Марию Федоровну.
Женщина молчала — бледная, как мел, голова ее моталась, как у тряпичной куклы. Она не плакала, ничего не говорила, и еле дышала — будто уснула. Сергар тоже молчал — а о чем говорить? Их ограбили, и хорошо, если не убьют. И он знал — шансов никаких. Нет магии, нет ног, не силы, чтобы положить этих тварей! Если бы он был в прежнем теле, если бы это был он, Сергар, боевой маг, опаленный огнем заклинаний, политый своей и чужой кровью! Не инвалид Олег, мышцы которого ослабли настолько, что он вряд ли поднял бы и мешок картошки!
Одно радовало — рефлексы, неожиданно, были совсем неплохи. Когда Сергар сегодня метнул нож, он почувствовал единение со сталью, как когда-то, в ином мире.
Зачем он его метнул? На что рассчитывал? Неужели думал, что эти люди напугаются, убегут от инвалида с ножичком?
Нет, не думал. Нет, не рассчитывал. Но не смог сдержаться. Не смог. Ему хотелось броситься на этих людей, доползти, и рвать, бить, кусать — пока не убьют!
И скорее бы уж убили… чем так жить. Сергар сразу понял, что Маму обманули. С той минуты, когда эти твари появились утром на пороге квартиры. Когда увидел рожу бандита, смотревшего на него так, будто он, «Олег», бы не человеком, а тараканом, недостойным даже для того, чтобы испачкать подошву башмака.
Такой взгляд Сергар видел у аристократов, пренебрежительно оглядывающих простолюдинов, а еще — у крутых рубак, для которых человеческая жизнь не стоила и медяка — если тому просто хотелось есть, или пить. Или взять женщину.
Сергар встречал и тех, и других. С первыми он не общался — кто такой он для того, чтобы аристократ принял в свой круг общения? Вторые — с этими все сложнее. Они всегда были рядом. Всю жизнь Сергара. И отличался он от них только тем, что для него жизнь человека не перестала быть менее ценной, чем серебряная монета, или кусок лепешки. Но уже давно Сергар подозревал, что пройдет еще лет десять, и он станет таким же — циничным, жестоким зверем. И ему было наплевать на это.
* * *
Дом был старым, очень старым. Его построили не меньше чем лет двести назад. Темный, огромный, двухэтажный, он прогнул землю тяжестью своих бревен, и вокруг него образовалось что-то вроде пологого канала, в котором скопилась дождевая вода, оставшаяся после ночного ливня. В запущенном палисаднике цвели мальвы, яблони, не так давно отцветшие, усыпаны сотнями завязей, превращающихся в зеленые пупырышки-яблочки, а возле забора торчал сруб колодца, накрытый почерневшей, ветхой двускатной крышей. Чирикали воробьи, где-то куковала оголтелая кукушка, страстно желающая совокупиться и произвести сотни и тысячи таких же дурных птиц, непонятно зачем живущих на белом свете. Покой, красота, и полнейшее захолустье — до ближайшего городка пятьдесят верст по проселку — непреодолимое препятствие, если у тебя нет автомобиля, и лучше — повышенной проходимости.
— На смерть привезли, негодяи! — неожиданно, с ненавистью, сказала Мария Федоровна, глядя на то, как из газели наскоро выбрасывают их вещи, вытаскивают стулья, шкафы, мешки — Как он на второй этаж будет забираться, гады? Вы же знаете — дом старый, внизу живет только скот!
— А чем вы отличаетесь от скота? — холодно ответил Андрей, закуривая сигарету — Радуйся, что вообще живы, дура. Не вы первые, не вы последние. Натренирует руки, полазит, небось не сдохнет. Пенсию получает — не сдохнете. Тут все дешево, еще и разжиреете! Чего смотришь, урод?
Сергар подъехал близко, встал всего в шаге от бандита и внимательно посмотрел в его лицо. Тот безмятежно щурился, выпуская дым ровными колечками, и обратил внимания на «Олега» только тогда, когда тот сплюнул на землю.
— Запоминаю тебя — так же холодно ответил Сергар, глядя в бесцветные, рыбьи глаза мужчины — Свидимся когда-нибудь!
— Угрожаешь, дурачок? — легко усмехнулся Андрей, щелчком отправляя окурок в лужу под дом — Не ты первый, не ты последний. Советую больше никогда меня не видеть. Это плохо кончается. Иногда — для всей родни дурака. Лес большой, места всем хватит.
— Сынок, отойди! — забеспокоилась Мария Федоровна — Пусть проваливают отсюда! Я этого так не оставлю! Я буду писать в прокуратуру, в суд!
— Да хоть в Гаагский суд по правам педерестов — ухмыльнулся мужчина, и повернулся к грузчикам, выбрасывающим последний мешок — Все, закончили? По машинам! А вам не хворать, лохи!
Он снова хохотнул, открыл дверь джипа и через пять минут обе машины уже пылили по корявой, ухабистой дороге, помаргивая красными огоньками фонарей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});