Читать интересную книгу Волчья сыть - Сергей Шхиян

В конце концов, выпитое начало пересиливать съеденное. С политических тем народ незаметно перешел на выяснение отношений.

Среди присутствующих новыми людьми были только мы с архиереем и в этой фазе застолья участия не принимали. Владыка был человеком умным и тактичным, в местные разборки не встревал, что касается меня, то я от выпитого осоловел и предпочитал помалкивать, стараясь не привлекать к себе внимания.

Однако этого мне не удалось. Когда гости окончательно расслабились и раскрепостились, мне довелось услышать про себя много нового и любопытного. Оказалось, что моя персона в городе скрупулезно изучалась и отслеживалась, все перемещения и действия фиксировались, в результате чего были сделаны широкие умозаключения, нашедшие сочувствие в обществе. Я с удовольствием выслушал несколько мифов о собственной персоне.

Во-первых, меня спутали с сыном какого-то Крылова, крупного помещика из соседней губернии, известного присутствующим только понаслышке. У этого Крылова был сын большой оригинал и, по-видимому, колоритная личность.

Он много путешествовал, участвовал в светских скандалах, слыл за ученого и даже писал стихотворения «в антологическом роде» (что это за стихотворения, я так и не понял). В последнее время он остепенился и редактировал журнал «Соревнователь просвещения и благотворения».

Во-вторых, уважая «инкогнито», никто ни о чем прямо не расспрашивал, и понять, что к чему, мне удалось из прозрачный намеков и подсунутого журнала. Действительно, редактором в нем значился некий Алекс. Крылов. Как я выяснил позже — Александр.

Из разговоров выходило, что я малый простой, но тонкая штучка. Как было соотнести мои «литературные таланты» с медицинскими, никто не задумывался.

Я, понятное дело, от всего открещивался, но так неловко и неубедительно, что никто не усомнился в раскрытии «моей тайны». Чем меньше вопросов вызывало мое происхождение и прошлое, тем удобнее было скрывать свое «безродство».

Антона Ивановича Крылова, моего гипотетического предка, в городе знали мало. Поместье в наследство он получил недавно и не успел обзавестись многочисленными знакомствами, как это было принято между провинциальными дворянами.

Поэтому меня воспринимали не как родственника здешнего обитателя, а как человека со стороны, невесть как попавшего в медвежий угол и почему-то разгуливающего по уездному городу в странных нарядах.

Теперь же, благодаря мудрым изысканиям и проницательности гостей уездного начальника, завеса тайны оказалась приоткрытой, после чего интерес ко мне, как к теме пересудов, иссяк, и гости опять перешли к местным сварам, а я, выключившись из общего разговора, общался со старичком архиереем.

Так как я не ориентировался в церковной иерархии, то пришлось обиняками выспрашивать, какой пост занимает мой сосед. Оказалось, что владыка был епископом местной епархии. Начинал он карьеру с дьячков, потом окончил «Славяно-греко-латинскую академию», постригся в монахи и дорос до епископа. Все его интересы находились в сфере религии и церкви, он, сколько я мог судить, для своего времени был прекрасно образован и очень огорчался невежеству большинства священников.

Мне епископ понравился. Из разговоров за столом выяснилось, что почти весь свой доход, весьма приличный, он использует на милостыню. С обильно сервированного стола он брал самые неказистые яства, вроде грибочков и огурчиков. Водка у него оказалась «фальшивая». Из собственного графинчика. Старик, чтобы не портить компанию, подливал себе в рюмку простую воду.

Я не отличался таким благонравием и воздержанностью, пил со всеми наравне и был уже порядочно пьян. Это не мешало нам нормально общаться. Старик тактично не давил своим авторитетом и «жизненным опытом» и просвещал меня по непонятным вопросам писания. Не помню к чему, но я рассказал ему о своих отношениях с Алей.

Владыка выслушал и уточнил только один вопрос: исполняю ли я заповедь о прелюбодеянии. Пришлось покаяться, что в этом-то я грешен.

— А почему ты, сыне, не женишься на девице? Ее крестьянским состоянием пренебрегаешь?

— Нет, конечно. Ее происхождение меня меньше всего волнует. Дело в том, что она формально числится замужем.

— Как так? — не понял владыка. — Что значит «формально», по форме, что ли?

— Это значит, что она обвенчана, но женой не стала.

— Что-то никак я не разумею, как такое может статься.

Пришлось рассказывать ему всю длинную историю Алиного замужества и предполагаемого вдовства.

— Значит, помещик приревновал свою полюбовницу к денщику, — уточнял детали архиерей, — и насильно женил его на крестьянской девчонке?

— Да, владыка, а денщик не смирился и пустился с любовницей в бега. Тоже, наверное, была большая любовь…

— В грехе любви не бывает, — нравоучительно заметил иерей, как и всякий монах, «большой специалист» в любовных отношениях.

Я не стал к нему цепляться и убеждать в обратном.

— Как бы то ни было, но моя Алевтина оказалась ни девой, ни бабой. Потом денщика поймали и отдали в солдаты.

— Коли венчана, значит, жена. А то, что между ними ничего «скоромного» не было, ничего не значит. Должна соблюдать верность.

— Это все так, да только слух прошел, что муж ее умер. Вот и неизвестно теперь, то ли она замужем, то ли вдова.

О том, что об Алином вдовстве мне сказала деревенская колдунья бабка Ульяна, я понятое дело, говорить не стал.

В это время начали подавать на стол сладкие пироги и ликеры, и наш разговор прервался. Архиерей вышел из-за стола по своей нужде, а моим вниманием завладел сидящий по левую от меня руку офицер, который принялся пространно рассуждать о доблести русского оружия и непобедимости нашей армии.

Я вежливо слушал, согласно кивая головой. Никаких возражений против того, что русская армия самая лучшая в мире, у меня не было, тем более что ни ее, ни каких других современных армий я не знал, а до грядущего поражения русских войск от Наполеона на Аустерлице было еще лет пять.

Застолье, между тем, шло своей чередой. Гости разбились на группы по интересам, и общие темы больше не обсуждались. Трубочный дым и гомон голосов заполняли залу.

Когда старик священник вернулся на свое место, я не заметил. Он дождался, когда в нашем с офицером гимне русскому оружию образуется пауза, и тихонько тронул меня за плечо.

— Я навел справки, сыне, твоя солдатка — вдова.

Я не сразу понял, что он имеет в виду, а когда до меня дошло, удивился:

— Как вы смогли узнать?

Оказалось, что все очень просто. В доме уездного начальника находилась и его канцелярия. При побеге солдата его объявляли в розыск и присылали соответствующие документы. Когда дезертира ловили, розыск снимали и сообщали помещику о его судьбе.

Старуха Ульяна была права. Алин муж был возвращен в полк и навечно выбыл из него по причине смерти после экзекуции.

Мы помолчали, почтив память неизвестного нам человека, забитого палками за любовь к женщине.

— Так что теперь, сыне, ты можешь венчаться, — просто сказал епископ.

— Да хоть сейчас! — в пьяном кураже объявил я.

От выпитого и нудного хвастовства пьяного соседа-офицера у меня, видимо, помутилось в голове. Мысль о женитьбе на Але, до сих пор даже не приходившая в голову, показалась очень мудрой.

— Женюсь! — твердо добавил я. — Не будем жить в грехе! Я ее, дедушка, очень люблю, — как великую тайну сообщил я епископу, к тому же фамильярно назвав его «дедушкой».

Никаких сомнений в том, что этот брак просто невозможен, что у меня в прошлом может не оказаться будущего, что я подставлю любимого человека и вообще перепутаю историю, в тот момент у меня не возникло.

— Можно и сейчас, — подумав, сказал старик. — Я у тебя в долгу. Ты спас мое тело, я помогу тебе спасти душу. Только невеста готова ли?

— Готова, — запнувшись, ответил я, — ждет.

Я был уверен, что Аля не спит и в курсе всего, что сейчас происходит. Я начал трезветь и осознавать, что попал в ловушку.

Женитьба никак не входила в мои «ближайшие» планы. Это была суперавантюра. Я не принадлежал ни себе, ни этому времени, и не знал, что день грядущий мне готовит.

С другой стороны — эта мысль только сейчас пришла в голову — став моей женой, Аля будет хоть как-то социально независима.

Владыка, между тем, подошел к пьяному в дымину отцу Никодиму. Тот выслушал приказ иерарха, согласно кивнул головой и, покачиваясь, тут же направился к выходу. Мы последовали за ним.

Я посмотрел на часы. Было без двадцати минут двенадцать по московскому времени. На небе сияли звезды, не заглушаемые городскими огнями.

Троицк давно уже крепко спал.

Сторожа били в свои колотушки и протяжно перекликались:

— Слушай!

— Слушай!

Прохладный ветер студил разгоряченную кожу. Отец Никодим стоял, покачиваясь, и не очень соображал, чего от него хотят.