Читать интересную книгу "Девушка с кувшином молока - Маттиас Роземонд"

предложением писать картины из жития святых. Отцу Яна эта затея пришлась не по нраву, к тому же приятели-художники напели Яну, что он был рожден для того, чтобы писать портреты, а не сценки из повседневной жизни.

Одним из этих приятелей был Карел Фабрициус из Северной Голландии. Он лет на десять постарше Яна, вот тот уши и развесил. Карел – довольно странный тип, в моем разумении. Уж каких он только веществ не употреблял, чтобы, по его словам, улучшить свое мастерство, да еще и на Катарину явно глаз положил: уж как поедал ее глазами, поглядывая поверх своего стакана, при этом полагал, что никто не замечает. Только от меня такие вещи не ускользают, особенно похотливые взгляды. Думается мне, что Карел гораздо больше интересовался Катариной, чем Яном. Однажды я вошла в гостиную, когда Ян и Карел в компании еще двоих приятелей усиленно закладывали за воротник. Пока я вытряхивала пепельницу, Карел поинтересовался, нельзя ли полюбоваться на грудь госпожи Катарины – с эстетической точки зрения. Почему бы прямо не заявить, что ему только того и надо? Вы меня простите, конечно, но я, вообще-то, еще здесь! Разве о таких вещах говорят в присутствии служанки, а тем более в присутствии супруга? Ян посмеялся вместе со всеми, словно ничего такого не сказали. Жалкий трус! Еще бы, на столе стояли два графина с вином, а третий, пустой, валялся на полу, его я тоже прибрала. Что меня больше всего возмутило, так это то, что Карел сам женат. Вернее сказать, был женат, потому как его уже нет на свете. Господин Фабрициус не будет больше нам досаждать. Порой я вижу его вдову. Вечно семенит, сгорбившись, и никого вокруг не замечает, потому что глядит себе под ноги, словно сама до сих пор удивляется, до чего огромные у нее ступни.

Однако то восхищенное замечание о груди Катарины не прошло бесследно, потому как Ян как будто бы им вдохновился. На той отвратительной сцене из борделя рука клиента лежит на груди девушки – не будем притворяться, будто не знаем, кто она. Румянец на ее щеках делает сцену еще более мерзкой. К тому же в присутствии ее матери, которая этому попустительствует… А уж как неприятно должно быть Виллему!

Яну хоть бы две минуты послушать собственного отца, который торговал картинами в «Мехелене». Неужто не объяснил бы сыну разницу между плохим и хорошим? Не рассказал, что жителям города Делфта по нраву, а от чего они морщатся? Кому, как не ему, по собственному опыту знать, на что горожане готовы раскошелиться? Отец Яна хорошо уяснил вкус публики. Он собирал добро по чердакам и блошиным рынкам. Иногда набредал на какое-нибудь запылившееся полотно, которое, по его мнению, усладило бы взгляд скучающего обывателя, сидящего над тарелкой с супом. Тогда старик призывал на выручку всю свою дерзость и красноречие, чтобы сторговать картину по хорошей цене, затем очищал, вставлял в приличную раму и продавал уже гораздо дороже, иногда даже устраивал в «Мехелене» аукционы.

Вот бы ему втолковать сыну, что к чему, да только если привык раздавать оплеухи направо и налево, будь готов к тому, что однажды слушать тебя перестанут. По мнению Яна, отец не имел права его поучать. По крайней мере, так рассказывала Катарина. Доводы разума на Яна не действовали. Ах, моему отцу надобно, чтобы я рисовал приличные картинки для украшения домов? Так я назло займусь совсем другим. Может, все сыновья так себя ведут, откуда мне знать.

Помню, как однажды застала Яна стоящим у окна. Он глядел на витраж со слезами на глазах. На секунду мне показалось, что он видит что-то такое, что недоступно моему взору. Он протянул руку, словно хотел открыть окно и впустить ангела. Честное слово, он будто мог заглянуть в высшие сферы. Звучит странно, но что-то в этом есть, не зря Ян написал две картины, на которых встречаются человек и ангел. Что я хочу сказать: если кому и дано видеть ангелов, так это Яну. К сожалению, те полотна разрезали на куски какие-то хулиганы, которые подстерегли его на пути к заказчику. Новообращенному католику со всех сторон достается. Полотна объявили языческими и уничтожили прямо у него на глазах – несколько месяцев тяжелой работы! Нетрудно понять, что с тех пор Ян не очень стремится писать назидательные сцены.

Только к чему я веду: тогда, стоя у окна, он наконец заметил меня и улыбнулся так, словно был уверен, что я вижу то же, что и он, и разделяю его восхищение. Я несла глаженое белье и правда посмотрела в окно, но ничего не увидела. Я пошла дальше, а он уступил мне дорогу, словно я была хозяйкой, а он слугой. Он так и не сказал, что привлекло его внимание.

Вот таков он, наш Ян.

8. Ян

К счастью, Кат соглашается. До нашей встречи еще полтора часа. Мы прогуляемся и поговорим. Оставим прошлое позади вместо того, чтобы катить его, словно пивной бочонок, по горбатым мостикам Делфта. Сегодня ночью я почти не спал от волнения, все прокручивал в голове, что и как буду говорить. А самое главное, о чем умолчу, чьего имени ни за что не сорвется с моих губ.

Впрочем, в том нет нужды, ведь сделка с Ван Рейвеном сыграет в мою пользу. Вот Кат удивится! Наверняка предложит свою помощь, ведь нам нельзя упустить такой шанс.

У меня полтора часа, еще успею заскочить в аптекарскую лавку. Сегодня сухо. Вязы слегка пожелтели. Точильщик ножей на углу занят делом, искры от его камня летят во все стороны.

Фасады некоторых домов на Флемингстраат опасно кренятся вперед, словно хотят полюбоваться на свое отражение в глади канала.

В одном из этих зданий со ступенчатым фронтоном находится самый замечательный магазин в Делфте. Я обожаю здесь все, от колокольчика на двери до самой распоследней баночки на складе. Здесь, как нигде, я чувствую себя дома. Здесь собраны сокровища со всего света, что освобождает меня от необходимости самому пускаться в плавание. Стоит только прикрыть глаза, и экзотический аромат, окутывающий прямо с порога – корица и жимолость, – переносит меня на тропический остров. На полках толпятся длинные ряды керамических горшочков с самыми удивительными травами и экстрактами. Многих названий, выписанных на этикетках изящными синими буквами, я никогда и не слыхивал.

Торговец, португальский еврей, спускается по лестнице с приветливой улыбкой на лице. В Делфте еще остались люди, которые ведут себя со