Читать интересную книгу Я живу в октябре - Лыков Максим

парту посреди лекции по античной культуре и послал всё на…

Продолжение я старательно проартикулировал.

Она смеялась моим шуткам. Мне кажется, это самый главный признак того, что ты нравишься девушке.

– А у тебя как случилось?

Рита замялась.

– Ничего особенно, – ответила она. – Я боялась, мама решит, что я сошла с ума. Глупо, наверное? Сейчас кажется смешно.

Она даже посмеялась, но как-то невесело. Нужно было срочно добавлять позитива. Я рассказал ей жизненный анекдот Барри про амурные дела.

– А что, такое возможно? – удивилась она. – Кто-то в моей прошлой жизни может за мной ухаживать? И я не буду помнить?

– Нет, – покачал я головой. – Всё, что с вами случилось – это навсегда. Есть суеверия, понимаешь? Что мы можем являться обычным людям, что мы можем изменить свою судьбу. Но это всего лишь слухи.

– А этот… Дозор? Это милиция?

– Навроде, – пожал я плечами. – Раньше были народные дружинники, это ближе.

Мы поговорили о Дозоре, потом о Барри. Затем, почему-то, о Достоевском. Сам не понял, как мы стали говорить о братьях Карамазовых. Кажется, Рита восхищалась отношениями Ивана Карамазова и Катей Верховцевой, а я в упор не помнил там любовную линию. В моё оправдание можно сказать, что Карамазовы читались только в школе. Впрочем, надо будет подтянуть русскую литературу, если я хочу не отставать от Риты.

– Пойдём? – предложила она, когда мы согрелись и допили кофе.

– Теплоходики?

– Почему бы и нет, – пожала она плечами. – Если не будет дождя.

– Не может быть дождя! – с жаром сказал я. – Вся суббота чистая!

Не знаю, какие силы решили в этот раз заняться нами, но я оказался посрамлен. Стоило нам выйти из кафе и пройти сотню шагов вдоль Чистых прудов, как полил дождь. Наверное, у меня был совершенно обалдевший вид, так как Ритка расхохоталась. Дождь шёл весело, посверкивая солнечными лучиками из-за рваных туч. Величественные лебеди недовольно гнули длинные шеи, спасаясь под нависшими ивами. Мы с Риткой, схватившись за руки, побежали под навес. Стоило нам укрыться, как дождь стих.

– Невероятно! – сказал я. – Ни разу не было дождя в моём октябре.

– В твоём?

– Сколько раз проживал этот день, но дождя… – всё удивлялся я. – Москва, конечно, большая, но как так надо попасться!

– Не сокрушайся, властитель октября, – весело ответила она. – Поехали ко мне домой, обсохнем.

Я ещё не успел сообразить ответ на неожиданный поворот нашей встречи, как Ритка, спохватившись, добавила:

– Мамы пока нет, так что ненадолго можно.

***

Я впервые был у девушки дома. Эта мысль догнала меня на следующий день, когда я переживал и передумывал нашу встречу. А тогда на какой-то дружеской волне я не испытал никакого смущения. Рита выдала мне огромную сухую футболку.

– Папина, – сообщила она. – Переодевайся здесь, это моя комната.

Она, взяв себе одежду, упорхнула в ванную. Пока я возился с футболкой, она успела переодеться сама и уже звенела посудой на кухне.

– Хочешь чай?

– Конечно!

– Чёрный? – отозвалась она с кухни.

– Зелёный! – ответил я зачем-то, хотя терпеть его не мог.

Пока Рита готовила чай, я разглядывал стену из фотографий, украшенных жёлто-красными кленовыми листьями. Со стены на меня смотрела целая жизнь с ароматом осени. Умеют же люди превращать в уютность любой уголок в доме. Если я начну развешивать гербарий по стене вперемешку с фотографиями, то получится неряшливая стенка, которую захочется сразу же очистить, а потом ещё и помыть. А тут можно бесконечно разглядывать, как хорошую пейзажную картину.

– А это где? – спросил я подошедшую Риту.

На фотографии девочка с косичками блаженно прижималась к крупному бородатому мужчине. На заднем фоне у палатки курился костерок.

– А, Грушинский фестиваль, – тепло улыбнулась Рита. – С папой. Мне лет десять тогда было. Нет, одиннадцать.

– Ты была на Груше? – удивился я. – Ничего себе! Играешь на гитаре?

– Немного, – пожала она плечами. – Папа пел и играл. Я иногда пишу стихи.

Я развернулся к ней. Видимо, у меня получилось слишком решительно.

– Нет, не проси, – тут же ответила она.

– Почему?

– Не хочу, – сказала Рита твёрдо.

– Ладно–ладно! – поднял я руки. – У меня друзья в Казани. Они тоже любят авторскую песню. Даже ездили на местные слёты. Каменка… Айша…

– Здорово, – сказала она. – А как ты с ними общаешься?

В глазах Риты вновь загорелся огонёк первооткрывателя.

Мы сели у окна пить чай, и я пустился в разглагольствования о хомо новусах. Исполняя роль опытного специалиста, повидавшего эту новожизнь во всех её деталях, я рассказал все байки, которые ещё не успел, поведал обо всех знакомых, о наших организациях. Словом, старался распахнуть пошире окна в новый мир.

– А тебе совсем не страшно? – спросила она.

Смешная, честное слово.

– Чего бояться то?

– Это же совсем ненормально! Как могут люди так жить? Зачем с нами такое?

Это были несложные вопросы. Я даже приосанился.

– Понимаешь, Рита… Что значит нормальность? Может, это мы нормальны, а весь мир нет? Я верю в то, что мы – это люди будущего, которые смогут жить в иных измерениях времени…

Я использовал весь накопленный багаж: фонтанировал сравнениями, приводил научные данные (частью выдуманные), ссылался на современную психологию. Картина получалась стройная – в положении хомо новуса больше плюсов, а все минусы обусловлены тем, что мы – новая ступень эволюции, поэтому пока непривычны. В конце концов, кроманьонцу меж неадертальцев тоже было неуютно. Приятно, когда твою речь с раскрытыми глазами слушает красивая девушка.

– А что полезного в том, что мы проживаем один и тот же месяц раз за разом?

Вопрос был хороший, но к такому повороту я тоже был готов. Сказывались давние контакты с Барри и прочими любителями порассуждать о тайнах бытия.

— Это не наш месяц, Рита, – улыбнувшись, сказал я. – Это месяц обычных людей. А наше время продолжает течь, у нас, у нового человечества есть своё время.

– Хмм…

Я ожидал от своих речей большего эффекта, но спишем на то, что Рита совсем ещё юный хомо новус.

– А у нас есть главные? Те, кто управляет?

– Нет, что ты! Мы все вольные птахи! – воодушевленно возразил