Справа от Сильви, между камней, поросших белым мхом, вилась тропинка. Сильви хорошо знала, куда она ведет, и устремилась вперед, боясь, что Жаннета может обнаружить ее бегство. Она бежала стремительно и уже заметила впереди просвет. Там, Сильви знала это, ее ждала бездна.
Однако, подбежав к краю обрыва, Сильви остановилась, чтобы в последний раз окинуть взором беспредельную даль моря, чтобы еще раз полной грудью вдохнуть пахнущий водорослями и солью воздух. Она закрыла глаза, раскинула руки, и сильный ветер надул ее плащ, словно корабельный парус. Она уже была готова сделать роковой шаг, когда неведомая сила отбросила ее назад. Сильви, решив, что проницательная Жаннета все-таки выследила ее, стала вырываться, в отчаянии крича:
— Оставь меня! Пожалуйста, пусти! Ты не смеешь мне мешать…
Рыдания прерывали крики Сильви, не в силах удержаться на ногах, она упала на землю. Через секунду она ощутила, что чьи-то руки прижимают ее к земле, и открыла глаза. От изумления она перестала плакать и вырываться. Ее спасителем была вовсе не Жаннета. Забавного человечка с всклокоченными волосами и смешным носом картошкой она узнала сразу:
— Это вы, господин аббат де Гонди? О Бог мой!
— Вам, дитя мое, самое время вспомнить о Боге, перед ликом которого вы собирались согрешить столь серьезным образом! Но я… я тоже вас знаю! Вы — протеже герцогини Вандомской, мадемуазель де… де Лиль, — торжествующим тоном закончил он. — Как вы оказались здесь, что вы тут делаете? Надеюсь, вы не намеревались покончить с собой…
— Вы прекрасно понимаете, что намеревалась, и удержали меня от этого шага именно вы! — охваченная гневом, вскричала Сильви. — Какое вам до этого дело, зачем вы помешали мне?!
— Это дело касается любого порядочного человека, особенно если он к тому же еще и священник. Неужели вы, такая юная и прелестная, действительно хотите умереть?
— Когда человек в отчаянии, ни красота, ни юность не могут ему помочь… Уходите, господин аббат, и забудьте, что видели меня.
— Не рассчитывайте на это! Вместе со мной вы вернетесь домой и…
Сильви с ловкостью кошки вскочила и резко оттолкнула аббата. Он едва не упал, но сумел ухватиться за черный плащ Сильви. Застежка натянувшегося плаща начала душить Сильви. Она с еще большей силой начала вырываться, когда почувствовала, что, использовав свое преимущество, он обхватил ее за талию.
Гонди, хотя и был ниже Сильви ростом, превосходил силой юную девушку. Прекрасно натренированный в постоянных занятиях фехтованием и верховой ездой, он был ловок и крепок. Но какое-то время исход борьбы оставался неясен, с такой яростью Сильви стремилась осуществить свой губительный замысел. Они покатились по земле: никто не мог взять верх, и ни один из них не заметил, что они неотвратимо приближаются к самой кромке высокого скалистого берега. И вдруг они уже не ощутили под собой земли. И, сжимая друг друга в объятиях, рухнули в пустоту…
3. ТАКАЯ СИЛЬНАЯ ЛЮБОВЬ
С 28 августа вся Франция стала молиться, прося Небо о счастливом разрешении королевы от бремени — она была на сносях, — но особенно о том, чтобы Анна Австрийская подарила стране дофина. В соборах Парижа денно и нощно были выставлены святые дары. Ожидание родов королевы, которые, по мнению докторов, должны были произойти через неделю — дней десять, было отмечено торжественными молебствиями.
Иначе обстояло дело в Сен-Жермене, который Анна Австрийская не покидала после объявления о ее беременности. Здесь уже готовили квартиры для принцев и принцесс, обязанных присутствовать при этом событии. Король, сначала уединившийся в Старом замке, последние два дня пропадал в своем Версальском поместье. Кардинал уехал в Шоне.
От всей этой суеты Мари д'Отфор оберегала королеву, словно волчица своего детеныша. В значительной степени король бежал из Старого замка потому, что не выносил воинственного настроения камеристки своей жены. Он действительно снова пленился чарами Мари: после того, как его единственная настоящая любовь Луиза де Лафайет ушла в монастырь, Людовик XIII искал плечо, на котором мог бы выплакаться, и поэтому вернулся к прежней возлюбленной. Но сострадательного плеча он не нашел: всей душой преданная королеве, гордая девушка жестоко злоупотребляла своей властью, заставляя этого истерзанного душой и больного человека расплачиваться за все те унижения, которые претерпела от него Анна Австрийская, и особенно за ту драму, что разыгралась в прошлом году. Это была изнурительная борьба ссор и примирений, тем более тягостная, что чувства не принимались в ней в расчет. Не могло быть и речи, чтобы молодая камеристка королевы принесла свою девственность в жертву, которой, впрочем, никто не посмел бы от нее потребовать, сколь бы жестоки иногда ни были муки желания.
В этот день мадемуазель д'Отфор — к ней обычно обращались «мадам», потому что она занимала должность камеристки, — стоя у окна, наблюдала за тем, как во двор въезжают одна за другой парадные кареты. В них прибывали знатные дамы — родственницы королевской фамилии: принцесса де Конде и ее очаровательная дочь Анна-Женевьева, графиня де Суассон, герцогиня Буйонская, юная мадемуазель, дочь брата короля Гастона Орлеанского и, наконец, герцогиня Вандомская с дочерью Элизабет.
Парадный двор наполнился шумом, яркими красками, среди которых преобладали цвета золота и серебра. Зрелище было восхитительным: казалось, будто садовники вдруг решили расстелить у подножия парадной лестницы все цветы из дворцового парка и сопроводить это зрелище музыкой — пением птиц… Принцессы приехали одновременно, словно заранее договорились о встрече, но из мужчин их сопровождали лишь слуги, лакеи, кучера и прочая челядь…
— Странно, не правда ли? — послышался за спиной Мари д'Отфор чей-то веселый голос. — Король разрешил приехать только дамам; его брат будет вызван в последнюю минуту. Герцог Буйонский и граф де Суассон, открыто поднявшие мятеж, находятся за пределами королевства, герцог Вандомский по-прежнему пребывает в изгнании в своем замке Шенонсо, где ему составляет компанию его сын Меркер. Другой его сын, герцог де Бофор, только что возвратился из Фландрии на деревянной ноге, но король не желает его видеть…
Мари оставила свой наблюдательный пост у окна, чтобы взять под руку госпожу де Сенесе, преданную фрейлину королевы, и вздохнула:
— Да, боюсь, в эти дни при дворе будет совсем невесело. Король беспрестанно пишет кардиналу о том, с каким нетерпением он ждет, когда королева разродится, чтобы уехать отсюда… А мы даже лишены песенок нашей малышки Сильви, чтобы разрядить столь тягостную атмосферу!