не жизнь.
Я созданье мысли, память
Будет долго говорить.
Я хороший, но не свят я.
Как не свят никто из вас.
Я не свет, но я не гасну.
Как не гаснет жизнь моя.
Я не жизнь, но я всё вижу.
И я знаю, кто за нас.
И я знаю, кто погибнет.
И я знаю, пустота…
Мгновенный симбиоз
Однажды я проснулся и обмёрз…
Тогда не было мыслей, море грёз…
Тогда не было жизни, я летал…
Не падал, но хотел…
Не думал, но страдал…
Явилась ты, душистый ландыш!
Цветок, расцветший на ветвях.
Как яркий свет уставших крыш.
Как вечный сон в забытых снах…
Одна лишь мысль поражает!
Она комета. Жжёт и рвёт.
И душу теплотою согревает.
И никогда не врёт, не врёт, не врёт…
В тот день проснулся в море золотистом.
Мечты и цели стали явь.
И не забылось то, что раньше было.
Но боль прошла, заря взошла.
И яркий свет в пучине верной
Развёрнут был одним плечом.
Я был убит, но вечер смелый
Забыл всю боль, отдал мне роль…
Письмо овцам
Я знаю, зря полез я на рожон.
Мечты ломая, сухожилия кривя,
Я побеждаю бесконечность простотою,
И красоту влюбляю я в себя…
Я знаю, лезу в грязное болото.
Там правды нет, там нет добра…
Я знаю, что молчать — та лучшая порода,
Сейчас молчать — лишь власти потакать.
Молчание — мой друг, он козырь.
Он пылкий шёпот, водный сплав.
Нельзя молчать… «Но нас же просят!»
Свободу отнимают, но легко молчать…
.
Овцы, однако, думают о воле.
Мечтают и, мечты свои храня,
Стараются пожить, доколе
Овец не съели их же, матеря…
Молчать — стать рАбом.
Вечности предел
Не видит лучше,
Чем под градом
Мог видеть красоту,
А не могилу тел…
.
Они решат, когда трава вкуснее.
Они расскажут, где всегда зима,
Но никогда не вспомнят про былую,
Всеми забытую обугленную мать…
Она свободы крик.
Она молчанье.
Она все люди.
И она борьба…
Старалась она овцам дать познанья,
Но про забытую обугленную мать
Не вспоминал с зимы никто доколе…
Не разрешалось овцам вспоминать…
Появится ещё одно явленье:
Старанием и смелостью полна,
Но овцы лишь глядят.
Глядите… На новую обугленную мать…
Если бы я был землёй
Я родился не в трущобах.
Не был я в земле сырой.
Не пытался быть я богом,
Но я жил чужой судьбой.
Но, когда пишу я это,
Сделал вывод: чёрный день
Настаёт всегда уныло,
А когда-то был Апрель…
Я пройду хоть пол планеты,
Но найду тебя, найду.
Извиняюсь пред тобой,
Но люблю тебя, люблю.
Уродился не в трущобах,
Жил неплохо, детство есть.
После детства мало помню,
Но сладка была та месть,
Что заставила Отчизну
Меня съесть и тебя съесть.
Церковь против нас восстала.
Колокол ударил вновь.
Мы простые оборванцы,
Бродим фосфорным дождём.
Но не бойся, вечность — вечна,
Но не вечна наша жизнь.
Молодость уходит быстро.
Помни меня и моли,
Чтобы жил твоей судьбою,
Но не воротил её.
Послан был я не землёю,
А всевидящей женой.
Жаль, что в путь уже я вышел…
Я приду, тебе верну
То, что я однажды выкрал,
Там, когда я ждал беду
Белоснежная зима
Холод кости пробивает.
Сизый ветер за окном.
Ты встречай меня, родная!
Я вернулся! Сам не свой…
Через тернии от вершины
Я летел, свернул моря.
Далеко был, но редели
Облака, над горой взошла заря.
Ты прости меня, я грязный.
Но я твой, я чист душой.
Ты прости, что я так поздно
Возвращаюсь в дом родной.
Было трудно, было больно,
Но ты брось, ты не рыдай.
Шли бои, боролись гордо.
Многих встретила земля…
Ты поверь, я твой, я тот же.
Вот, стою перед тобой!
Не рыдай, родная, больше
Не покину дом я твой.
Ах, хотелось бы забвеньем
Память взять и раздробить…
Жизнь жестока, вряд ли стерлядь
В той акуле сможет жить.
Не рыдай, не надо больше.
Всё закончилось уже.
Ох, как много горя тоже
Пролилось в сердца людей.
Ты не слышишь мои крики.
Ты сидишь, смотрю в глаза.
И не чувствуешь, что рядом.
И больна моя душа.
Не оставлю и не брошу…
Буду часто приходить.
И, быть может, ты услышишь
Мой печальный вой…
Под елью моей
Пламя сожгло всё по дороге…
Ах, как же мне дорог последний твой лист.
И пепел садясь на лицо, молвил грозно:
«Я вещь сотворил! Я всех вас убил!»
И чернота не прикроет пробелы.
Убийцы мы, природу нам не жаль.
Ах, как мне вас жаль, родимые ели…
Ах, как мне вас жаль…
И средь пустыни сожжённой в дыму
Увидал я зелёные тени.
Слёзы рассыпались в свой унисон
И закричал я и зверский мой вой,
Разнёсся быстрее, чем жизнь родилась,
Разнёсся так громко, что я, не терпя,
Схватился за рот и с испугом глаза
Закрыть поспешил, и тогда в небесах
Раскинулось солнце, сжигая моря облаков.
Лучи попадали лишь в точку одну,
И в этом моменте я понял, что зря
Человек появился, природу губя…
Лишь ель озарялась тем солнцем,
Что вновь смотрела ей в корни,
Грея теплом, как греет детей своих солнце давно.
Лишь ель озарялась, глаза вновь открыв,
Увидел созданье живее живых…!
Иголки её словно свет всемогущий
Горели и свет разлетался до тучи,
Что через секунду или же две
Полило те капли, что долго во тьме
Томились не зря и, в себе накопив
Достаточно много, готовы излить
Всю душу и силу на ёлку мою.
Ах, туча, не верю я в Бога, но верю в тебя.
Ты сила, ты власть, и ты вечная мгла…
И ель как принцесса предстала пред мной.
Колени, сгибаясь, боролись с судьбой,
Но не смогли, и, упав, я сгорал…
Вечность тянулась, и я уставал.
Глаза же сгибались и силы ушли…
Что-то не так, но что непонятно.
Вечность пришла и мне стало приятно.
Я ощутил детства хилый глоток.
Вместо воды явно новый цветок.
Начал ползти и ель, словно мать
Звала меня, я не хотел убегать.