развести руками.
— Единственное, что мне удалось вспомнить за последние годы, это женщина. Я встретил её в коридоре, полном других людей. Они сидели вдоль стен на скамейках, словно пациенты в больнице, а она шла навстречу. Она показалась мне очень грустной. И я даже остановился спросить: что случилось? Она не ответила, отвернулась, а я успел разглядеть её глаза…
— Жёлтые, как мёд? — хмыкнул дьявол.
— Да, откуда ты знаешь? И зрачки…
Азраил сам не ожидал, что угадает. Услышав ответ, он напрягся, сел, совершенно серьёзный.
— Вертикальные кошачьи зрачки?
— Да. Ты знаешь её?
— Что было дальше? — вместо ответа спросил дьявол. — Что ещё ты помнишь?
Но больше Алька не помнил почти ничего. Женщина вскочила и быстрым решительным шагом покинула помещение. Он стоял в нерешительности, убеждая себя, что дело в цветных контактных линзах, модной молодежной игрушке. Тогда почему она ушла, чего испугалась? И он всё-таки решился, побежал за ней и…
— И тут произошло нечто, швырнувшее тебя в Стикс, — закончил за него Азраил. — И лишившее тебя памяти.
— Возможно, так. Всё остальное, что я помню о себе, связано с миром чёрного неба, разрушенных домов и диких тварей. Там меня подобрал один старик. Дед Яков. Выходил, подлечил, кое-как научил выживать. Но однажды он промахнулся на охоте.
Алька закрыл глаза и снова увидел те три страшных раны на животе. Что-то большое, хищное располосовало Якову толстую кожаную дублёнку, позаимствованную всё в том же магазине, этажом выше их укреплённого сталью и бетоном обиталища.
Только начиная обживать подвал, Яков уже строил планы на будущее. Он хотел превратить в крепость весь супермаркет целиком. Стройматериалы в хозяйственном отделе быстро закончились, а таскать на себе новые было далеко и тяжело. Поэтому, всё обдумав, он ограничился только одним крылом подвала, но уж там всё сделал на совесть. Остальной подвал перекрыл менее надёжно, постепенно потаскивая кирпичи из соседних руин и скрепляя их в оконных проёмах слабым цементным раствором.
Дальше, на защиту от непрошенных гостей первого этажа с его большущими окнами-витринами, дед потратил почти год. А всё, что выше, так и осталось в почти свободном доступе для любого мародера или дикого зверя. Поэтому в свободное время Яков, а потом и Алька, обшаривали отдел за отделом в поисках полезностей для себя и ценностей на обмен, стаскивая в подвал самое нужное и припрятывая на месте потенциально пригодное. И в безопасности себя там не ощущали, всегда держа под рукой оружие.
Но попался Яков не так, как боялся больше всего, не у дома в период неосторожной расслабленности. Наоборот, в тот миг, когда он был максимально напряжён и сосредоточен, выслеживая добычу. Не заметил, в какой момент сам оказался претендентом на украшение стола.
— Она здесь. Она рядом. Будь осторожен, мой мальчик! Всегда, всегда! — бормотал он в горячечном бреду, пока Алька готовил ему отвар для промывки ран.
Слишком долго он полз к дому. Слишком крючковатые когти были у того, кто рвал ему кожу и жилы прямо с толстой зимней одеждой. Алька понимал, что Якову вряд ли дожить до утра, но все равно перевязывал, колол последние болеутоляющие и давным-давно просроченные противостолбнячные.
Яков тоже всё понимал. Потому и торопился дать недотёпе последние наставления. Как найти припасы, где промышлять еду, в какой район города не совать свой нос ни при каких обстоятельствах… Слушает ли он, запоминает ли?
Алька только кивал. Дежа вю не отпускало: несколько лет назад он сам вот так лежал на топчане, а Яков хлопотал над ним, вливая с ложки по капле лекарства. Это была их первая встреча и дружба навсегда, дружба совершенно чужих людей из разных миров, но крепкая, как дружба деда и внука.
Пусть говорит, пусть считает себя по-прежнему нужным. Это главная дедова мечта: всегда быть нужным хоть кому-то. Жене, которая не перенесла катаклизм, дочери, которая ушла годом позже от неизвестной болезни. Двум близнецам-разбойникам, которые почти стали родными, а однажды ночью попытались взломать дверь в хранилище и подорвались на установленной Яковом мине. А потом вот Альке…
Он всё говорил, говорил, говорил, не давая себе отдыха, боясь не успеть. Так и уснул, продолжая шепотом бредить. А к полуночи ушёл насовсем. Держа Альку за руку. Нужный. Почти счастливый.
Утром Алька похоронил его во внутреннем дворе магазина, где не смогут найти и выкопать стаи диких собак. Потом запер в хранилище всё ценное и нужное, что могло бы пригодиться новым жильцам. Всё, что поместилось.
Он взял с собой только скрипку, немного продуктов, большой нож и свой лук, с которым кое-как научился управляться под понукания деда. Подержал в руках тяжелый многозарядный карабин, но потом поставил в угол, заменив на дедов пневматический гарпун. Неудобное, зато опасное, тихое и надёжное оружие. Последняя память о старом Якове.
В первый день он прошёл сразу километров тридцать, почти не останавливаясь. Пренебрегал скрытностью, шёл прямо по улицам, лишь бы скорее покинуть этот ужасный город. Карт не было, поэтому брёл вдоль шоссе наугад. Ночевал в выгоревшем посёлке, где единственным сохранившимся зданием среди пепла торчал гараж-ракушка. В нём и спал, заперев себя изнутри на навесной замок. Утром, не почувствовав голода, даже не перекусив, пошёл дальше.
На третий день рысь его выследила. Может, он так и погиб бы в её когтях, но кошка слишком устала. Впечатляющие габариты делали её неспособной к долгому преследованию. Когда Алька, намереваясь выйти из-за сухих деревьев на открытое пространство, предусмотрительно оглянулся, хищница не успела скрыться с глаз. Движение пыли по земле и кончик хвоста, мигом исчезнувший за камнями, выдали её.
Алька успел добежать до огороженного бетонными плитами участка. Промзоны или перевалочной базы, заваленной щебнем, чугунными чушками, бухтами стальной проволоки и ржавыми остовами машин. Забор не остановил охотницу: она с сопением и не с первого раза, но всё-таки запрыгнула наверх. Больше не торопясь, убедилась, что добыче теперь некуда деваться.
Альке оставался только один выход. Забраться на козловой кран и надеяться, что такая тяжелая туша не осилит подъем вслед за ним по корявым скобам железной лестницы. Хотя этот путь означал полноценную ловушку и, вероятно, скорую смерть от голода (если рысь не проголодается и не уйдёт раньше), это был единственный шанс.
Наверх он взлетел, словно птичка. Как раз успел увидеть, как мохнатое чудовище грациозно спрыгнуло со стены и потрусило к погрузочной зоне. Действительно в этот момент под лапами рыси шла рябь, словно бежала она по воде, а не по раскаленному солнцем асфальту? Или это игры разума сейчас накладывают отпечаток на