и женского.
— Ага, вот. Считай, что Стикс — это черта, которая легла на всю эту религию. Река слёз, юдоль отчаяния. Пространство без места и время без меры, последнее пристанище обречённых. Так понятнее?
— Тот свет? Загробный мир?
— Ну-у-у, нет. Не вполне. В какой-то степени, но не в том смысле, в каком ты понимаешь эти слова.
— Обалдеть, как ты здорово объяснил! Спасибо. Как бы мне теперь всё забыть?
— Зачем? — не понял Азраил.
— Чтобы еще раз спросить! Узнать заново, но нормальным языком, что ж за место? Иначе, боюсь, у меня мозги свернутся, будет кефир в голове.
— Ладно, попробую по-другому. Когда бог разочаровывается в каких-то своих созданиях, то лишает их пригляда и исключает из своих помыслов. Судьба изгоев коротка и трагична, а единственный способ выжить — это найти дорогу в Стикс. А найти её можно только своими ногами и только в том случае, если отчаяние изгоя достаточно, чтобы открыть этот путь.
— Получается, в Стиксе живут не только демоны?
— А по-твоему, он должен быть заселён сплошь монструозными тварями?
— По логике вещей должно быть так. Отвергнутые, преследуемые, опасные для всего мира — какими же ужасными они должны быть? Невообразимо!
— Типа меня? — усмехнулся Азраил.
— Ну… Нет, ты не лучший пример. С тобой можно у костра байки потравить и уснуть спокойно, имея шанс проснуться с головой на плечах. И с сердцем в груди, а не в котелке над огнём. Твари из Стикса должны быть пострашнее.
— В какой-то степени ты прав. Стать ненужным никому, включая собственного бога… Для этого нужно сделать что-то из ряда вон. Только ты заблуждаешься, считая жестокость главным критерием отбора. Многим богам в вашем, человеческом пантеоне жестокость не претила. Если бы не хотели допустить, могли бы поставить запрет на её проявление? Сразу, в скрижалях, определяющих замысел божий. Ведь по образу и подобию, ты помнишь? По образу и подобию!
— Но что тогда?..
— Подумай сам, что может быть страшнее всего для создателя мира? Не для обитателей, которые только продукт создания, а для автора грандиозного эксперимента?
— Ну… Не знаю… Может, гибель всех обитателей?
— Не то, опять же не то! Ты мыслишь другими категориями! Представь, к примеру, такой мир, где цель эксперимента — проверить, насколько быстро вымрут обитатели. Ну думай, думай!
— А если они вдруг не вымрут?…
— Ну! Ты в шаге от истины!
— Получается… Самое страшное, если творения нарушат правила эксперимента?
— В точку! Промысел божий, слышал про такое? Никому не дано понять замысел его, но все должны ему следовать! А кто не будет следовать…
— Тот будет отвергнут и проклят.
— Ну наконец-то.
— Но это же не объяснение?
— Почему же?
— Как понять, следуешь ты замыслу или нет? Какой путь ведёт к проклятию, а какой к богу?
— И вот тут мы подходим к самой сути. Слышал ли ты когда-нибудь фразу «Благими намерениями вымощена дорога в ад»? Пытался ли осознать, почему в стольких языках есть такие похожие афоризмы?
— Чтобы навлечь проклятие, надо совершать благие дела?
— Тьфу, дурак. Надо осознать несправедливость бытия, понять суть высшего замысла и действовать наперекор. Исходя из собственных устремлений или из блага для всего мира — не важно. Действовать так, как ты понимаешь, а не как было задумано.
— Тогда выходит, что Стикс должен быть заселён…
— В большинстве своем адекватными существами. Но особенными. Теми, кто не согласен с правилами, не желает в них укладываться. А главное, мешает это делать другим.
— Философы? Подвижники?
— Ну-ну-ну, ты ещё скажи — праведники. Я же говорил «нарушают правила», а не «подстраиваются». Мораль и гуманизм никогда жителей Стикса не отличали, можешь не обольщаться.
Алька надолго задумался. Потом вспомнил.
— А Люцифер?
— Ой-ой, вот это моя самая любимая песня от вида Homo sapiens.
Азраил устроился поудобнее, подперев голову рукой.
— Ну давай, расскажи мне! Что там Люцифер?
— Он родом из Стикса?
Азраил ожидал чего-то другого, даже хмыкнул разочарованно.
— Как тебе сказать… Скорее нет, чем да. Стикс может только принять в свои воды, но не может быть родиной никому и ничему. Люцифер довольно известен в Стиксе, частенько появляется, но не живёт в его течении постоянно. Отсиживается в одном негостеприимном месте, где его никто не тревожит.
— Ну так и что, он тоже на твой взгляд… Адекватный и понимающий?
— Как ты мощно сгладил! Обычно здесь следуют рассказы о съеденных живьём младенцах, замученных праведниках, а также обвинения и проклятия.
— Я уже понял, что у нас с тобой сильно разнятся оценки и суждения.
— Но ты всё равно спрашиваешь? Похвально. Тогда я намекну на два важных момента, а там думай сам. Во-первых, Люцифер происходит из высших. Причём, не из тех высших, которых бог бросил вместе со всей надоевшей планетой. Он высший, самостоятельно восставший! Его попытка выйти из рамок, противодействие богу — это невероятно редкое по масштабу событие. Даже для Стикса.
— Значит, людские книги не врут?
— Скажем так, они верно улавливают суть драмы. Но ты же понимаешь, эти книги писали люди, оставшиеся в лоне верности своему богу. Они не могли сохранять беспристрастность. Разумеется, история была очень сильно приукрашена в ущерб одному и в угоду другому.
— Не так страшен чёрт?…
— Вот не надо на эту тему, а? Особенно, если ты не видел никогда настоящего чёрта и не представляешь, насколько он может быть страшен.
* * *
Уходили они в спешке.
Азраил разбудил Альку грубо и немилосердно, пнув ногой под зад и буркнув: «Вставай! Собирайся быстро!» Собирать было нечего, а торопиться некуда, поэтому Алька ответил грубой бранью. Но уже уловил носом тонкий запах гари, уже услышал гул множества голосов. Проснулся и рывком сел.
В голове помутилось. Всё тело болело от побоев, словно чувствительность, притупившаяся за последнюю неделю, после сытного ужина вспомнила о своих обязанностях. Ныл перегруженный живот, тошнота подступала к горлу. Но всё это сейчас было неважно.
За дальним краем ямы, под каменными сводами пещеры метались огни и тени. Пока Алька соображал, что происходит, на дно с хрустом полетели большие охапки хвороста, тканевые тюки и вязанки веток.
— Они что, собрались нас сжечь?
— Не думаю. Рудокопы знают, что я рождён в огне. Они уже как-то раз пробовали, горько пожалели.
— Почему же тогда осмелели?
— Потому что это не наши знакомые поселенцы. Я вижу там солдат в тяжелых панцирях. У них пятиметровые пики, осадные машины, а ещё арбалеты из пружинной стали с механическим взводом. Это даже не регулярная армия! Это лучшие штурмовики наместника.
— Ты не справишься с